русская сказка Карелии

Русские сказки Карелии стали записываться сравнительно давно. Одним из первых собирателей сказок в Карелии был петрашевец А. П. Баласогло, сосланный в Карелию в 1849 г. Однако подавляющая часть записей А. П. Баласогло, к сожалению, не пошла до нас. В последующие десятилетня XIX века собиратели народного творчества, увлеченные открытием живого бытования былин, сравнительно мало интересовались сказкой. Правда, в периодической печати и в приложении к сборникам, составленным из произведений других жанров — былин, причитаний, песен—мелькали время от времени' отдельные записи, но специальный сборник сказок Олонецкой губернии возник лишь незадолго до революции.

Популярности былин и их исполнителей обязана русская сказка Карелии и своим первым проникновением в русскую художественную литературу. В 1879 г. Л. И. Толстой познакомился в Москве с одним пз крупнейших знатоков былин, заонежским крестьянином Василием Петровичем Щеголенком и тогда же пригласил его к себе в Ясную Поляну. Кроме былин, Л. II. Толстой услышал от В- П. Щеголенка замечательные бытовые рассказы и легендарные сказки. Более двадцати из них он записал и использовал в дальнейшем в известном цикле «Народных рассказов» («Чем люди живы», «Три старца», «Два старика» и др.).

В 1884 г. Карелию посетил выдающийся русский филолог акад. А. А. Шахматов, изучавший русские диалекты Карелии и записавший образцы народно-поэтических произведений различных жанров, среди которых было несколько десятков сказок. Записи А. А. Шахматова так же, как и записи известного русского писателя М. М. Пришвина, побывавшего в Карелии в 1906 г., пошли позже в сборник «Северные сказки», составленный Н. Е. Ончуко-вым и изданный Русским Географическим Обществом в 1908 г.

Результатом поездки М. М. Пришвина были, как известно, нс только записи сказок, переданные нм Н. Е. Ончукову. В книге «В краю непуганых птиц» писатель создал удивительные по своей поэтичности и правдивости картины предреволюционной Карелии. Вместе с тем книга М. М. Пришвина — целый этап в изучении русской сказки Карелин. Сказочник Мапуйла, его сказки и его слушатели обрисованы писателем с проникновенным пониманием крестьянской жизни и крестьянского творчества той поры. Очерк М. М. Пришвина о Мануйле, запечатлевший человеческие черты одного из подлинных мастеров русской сказки, должен быть поставлен в один ряд с «Певцами» Тургенева, очерком М. Горького о Федосовой и его же рассказом «Как сложили песню».


Таким образом, русская сказка Карелии стала известна читателю благодаря Л. Н. Толстому и М. М. Пришвину, которые явились, условно говоря, теми «каналами», через которые ее поэтические богатства стали вливаться в золотой фонд русской культуры.

По свидетельству В. Д. Бонч-Бруевича, сборник «Северные сказки» привлек внимание В. И. Ленина. Известно, что в марте 1918 г. В. И. Ленин просмотрел несколько сборников русских сказок, былин и песен, доставленных по его просьбе из собрания Д. Бедного. Среди них был и сборник «Северные сказки», составленный из записей, произведенных в Олонецкой и Архангельской губерниях. На следующий день В. И. Ленин встретился с В. Д. Бонч-Бруевичем и между ними состоялась беседа, которая передается автором воспоминаний следующим образом: «Какой интересный материал,— сказал Владимир Ильич, когда я наутро вошел к нему.— Я бегло просмотрел все эти книжки, но вижу, что не хватает, очевидно, рук или желания все это просмотреть под социально-политическим углом зрения. Ведь на этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о чаяниях и ожиданиях народных. Смотрите,— добавил он,— вот здесь, в сказках Н. Е. Ончукова, которые я перелистал,— и он стал вновь просматривать эту книгу,— ведь здесь есть замечательные места. Вот на что нужно было бы обратить внимание наших историков литературы. Это подлинно народное творчество, такое нужное и важное для изучения народной психологии в наши дни» '.

Особенно много сказок записывалось и публиковалось в Карелии в советское время. Уже в 1919 г. учитель П. П. Коренной издал небольшой сборник сказок своей матери П. Н. Коренной («Заонеж-ские сказки». Петрозаводск, 1918). В 1926—1929 гг. в Заонежье записывала сказки известная собирательница и составительница сборников сказок для детей И. В. Карнаухова («Сказки и предания Северного края». М.—Л., 1934). В 30-е годы были изданы сборники «Песни и сказки на Онежском заводе» (Петрозаводск, 1937), два тома «Сказок Карельского Беломорья», записанных от М. М. Коргуева, и сборник «Сказки Ф. П. Госнодарева» 1 2. В последующие годы готовились, к сожалению до сих пор не опубликованные, сборники поморских (И. М. Колеснинкая и М. А. Шнеерсон) и пудожских (А. В. Белова-нова) сказок. Остаются неопубликованными и богатейшие записи сказок, произведенные еще в 1926 г. А. И. Никифоровым. Собирание русских сказок Карелии продолжается и в настоящее время 3. В советской литературе традиция творческого использования русских сказок Карелии нашла свое продолжение в творчестве М. М. Пришвина (см. его роман «Осударева дорога») и А. Н. Толстого (см. использование записей русских сказок Карелии в сб. «Русские народные сказки», составленном писателем).

Знакомство с перечисленными сборниками и с записями сказок, хранящимися в архиве, показывает, что русская сказка составляет замечательную часть народно-поэтического наследия Карелии. Совершенно очевидно, что еще до недавнего времени (и, в известной мере, еще и сейчас) русские сказки жили в Карелии весьма интенсивной жизнью.

По общему мнению всех писавших о жизни крестьян русского Севера XIX — начала XX вв. большую роль в развитии народного поэтического творчества играли артельные формы труда. Жизнь в рыболовецких артелях, совместная охота, артельный уход на заработки плотников, стекольщиков, каменщиков, лесорубов способствовали развитию сказительства. Напомним одну из выразительных страниц книги М. М. Пришвина «В краю непуганых птиц» — заключительные строки из главы «Ловцы». Рассказывая о труде лесорубов, М. М. Пришвин пишет: «Мужчины же рубят, шкурят и возят лес всю зиму. Живут они в таких же точно лесных избушках, «фагерках», в которых живут полесники, косцы, скрытники, пустынники -— вообще псе, кому временно приходится жить в лесу. Зимой па севере день короткий: поработали, померзли — ив избушку отогреваться. Потом улягутся рядом и ждут, когда сам собой прилет сон. Что делать в избушке в такие длинные вечера? Кажется, помереть бы от скуки. Но тут выручает сказочник Мануйло. При свете лучины он в этой лесной избушке рассказывает всем этим дремлющим на иолу людям про какого-то царя, с которым парод живет так просто, будто бы эго и не царь, а лишь счастливый, имеющий власть мужик. Этому царю мужики носят рябчиков, загадывают ему загадки, а царь ловко отгадывает, дает советы...
Все молча слушают сказки про царя, иногда смеются — и засыпают.

А Мануйло все рассказывает и рассказывает, пока не убедится, что все до одного человека спят. Для этого он окликает время от времени:
— Спите, крещеные?
И если хоть один откликнется, он поправит лучину и продолжает свою сказку про мужицкого царя» '.
Карелия, известная выдающимися творцами и исполнителями былин, дала в то же время и замечательных мастеров сказки. К сожалению, имена дореволюционных мастеров русской сказки Карелии остались в большинстве своем неизвестными. Герой книги М. М. Пришвина ныгозерский сказочник Мануйло Петров, Степанида Юп-линовна Тараева из д. Верхне-Задней около Кондопоги, от которой записал сказки А. А. Шахматов, и еще два-три менее значительных имени из сборника Н. Е. Ончукова — вот, пожалуй, и все примечательные имена сказочников, которые восстанавливаются по записям второй половины XIX — начала XX вв. Объясняется это прежде всего слабой изученностью русской сказки Карелии в дореволюционное время.
В советское время происходит «открытие» целой плеяды выдающихся мастеров сказки, сложившихся еще в предоктябрьское время. Среди них прежде всего должны быть названы Матвей Михайлович Коргуев (1883—1943 гг.) и Филипп Павлович Господарев (1865— 1938 гг.) — сказочники, богатство репертуара которых ставит их в ряд крупнейших мастеров мировой сказки. Каждый из них знал более ста сказок и рассказывал их с неповторимым мастерством. М.М. Коргуев и Ф. П. Господарев — сказочники одного поколения, однако, трудно найти двух менее похожих друг на друга мастеров сказки.
М. М. Коргуев — помор. Сказки его отличаются замечательной простотой изложения, сочетающейся с умением построить сложный, многосоставный сюжет. Он — прежде всего выдающийся мастер волшебной сказки. Герои сказок Коргуева, как правило, люди, живущие на море и связанные с морем. Соленый морской ветер как бы обвевает псе фантастические события, о которых повествует сказочник.

Ф.Г Господарев — по происхождению белорусский крестьянин, сосланный п Карелию за участие в крестьянском восстании 1903 г. в Могилевской губернии. В его репертуаре переплетается традиция белорусской и севернорусской сказки. Вместе с тем, сказки Ф. II. Гое-подарева отличает активность переосмысления унаследованного материала. Особенно характерна социальная насыщенность его сказок, острая ненависть к барину, попу, ко всем угнетателям трудового народа. Вместе с тем1 Ф. П. Господарев — крупнейший русский сказочник рабочий (после ссылки п Карелию он работал на различных предприятиях, в том числе и на Онежском заводе).
Следует назвать и других мастеров русской сказки Карелии советского времени — замечательную заоиежскую исполнительницу детских сказок П. И. Коренную, заонежского сказочника П. Я. Бел-копа, крупнейшего из ныне живущих сказочников Карелии пудожа-нииа Ф. Ф. Кабреиопа, его земляков Н. А. Ремезова и И. П. Савинкову, крупного мастера поморских сказок Ф. И. Свиньина и др.
«Открытие» целой плеяды сказочников в советское время не случайно — мастера народного творчества окружены в наше время общественным вниманием и заботой. Советские люди благодарны им за сохранение замечательного наследия, за их намять и талант, отданные народу.

Несомненно, что читатель встретит в нашем сборнике тексты, которые напомнят ему сказки из других сборников. В этом нет ничего удивительного — русская сказка, бытующая в различных районах России, имеет очень много общего; в этом смысле русская сказка Карелии органически связана с общерусским национальным репертуаром. Особенно много общего имеют сказки, включенные в сборник, с записями из соседних сеперорусских областей — Архангельской, Мурманской, Вологодской и др.

Можно говорить об общности известной части репертуара карельской и русской сказки Карелии. Близкие природные условия, одинаковые исторические судьбы, постоянное общение способствовали выработке особого севернорусского типа сказки, охватывающего все области русского Севера.
Вместе с тем мы уверены, что читатель, знающий и любящий русскую сказку, сумеет уловить и черты, характерные для русской сказки Карелии. Это своеобразие может не почувствоваться в каждом тексте, прочитанном отдельно, но оно возникнет при внимательном ознакомлении со всеми текстами сборника.
Большинство текстов сборника дает своеобразное изложение даже наиболее известных сюжетов, вносит в их разработку свои идеи, эпизоды, образы, отдельные черты и детали. Необыкновенные приключения героев происходят на отчетливо ощутимом фоне нищей, голодной, разоряющейся предреволюционной олонецкой деревни. В сказке, открывающей сборник, — «Иван-дурак и перстенек — двенадцать ставешков» герой отправляется в путь потому, что его матери, ходящей по миру и собирающей куски, не стали больше давать подаяние В сказке «Старик и соковицы» читаем: «Жил старик бед-нехонько. Все они со старухой приели, корочки сглодали». Сказка «Про Улиту да Микиту» начинается не менее безрадостно: «Жили двое — Улита да Микита. Жили они хорошо: поужинать хлеб есть, а позавтракать и к обеду нету. Подряд два дня иногда не ели». В сказках «Цыган, поп и мужик», «Про попа», «Про Нестера» герой отправляется в город на заработки, потому что дома совершенно нечем кормиться.
Таким образом, сказка—своеобразный, но чрезвычайно выразительный устный документ, донесший до нас тяжелые думы старого олонецкого крестьянства о жизни в царской России в десятилетия, предшествовавшие революции.
Нищета и скудость урожаев были той почвой, на которой родились своеобразные мечты карельского крестьянства, выраженные в поэтических образах старой сказки. В «Золотом мужичке» на каменистом поле героя сказки, бедного крестьянина, родится невиданный хлеб, у которого «колосья золотые, а солома серебряная»

Своеобразна и природа «тридевятого царства», в котором развивается действие сказок. Лес, озера, море, острова, о которых идет речь в каждой сказке, ясно говорят о том, что сказочники Карелии создавали в своем воображении это «тридевятое царство» по образу и подобию края, в котором они сами родились и жили. Многие герои сказок охотятся («Ипан-княженецкий сын», «Петр и солдат», «Заколдованное царство» и др.). Одна из сказок нашего сборника начинается так: «Охотник ходил охотиться и случилось ему заблудиться». Герой известной сказки Коргуева Аидрей-стре-лец, г. е. стрелок, охотник. Гго жизнь изображается так, что, кажется, речь идет о ком-то из поморов, сложивших сказку. (Поужинали, легли спать, завтра мужу рано вставать, жена встала, согрела самоварчик, будит мужа. Их расставание по-поморски трогательно и сурово. Андрей отправляется на поиски на корабле. Он сам стоит у руля. Его путь лежит между островами и т. д.)
В сказке «Страх-богатырь» мать и сын блуждают по лесу. «Прожили они в лесу долго ли, коротко ли, пошли разыскивать дорогу. Идут они по лесу, и им попадается медведь. Сын спрашивает у матери:
— Мама, кто это идет?
— А это идет медведь — крестьянский разоритель, он много крестьянам вреда наносит.»
Потом они встречают оленя, потом разводят огонь в лесу. Мать учит сына добывать огонь из сухого дерева без спичек. Наконец, они попадают в лесную «фатерку» — охотничью избушку и в полном соответствии с неписанными законами северных охотников едят найденную ими пищу и при этом обязательно оставляют часть ее тем, кто подобно им набредет в лесу на «фатерку», выстроенную добрыми людьми. Одним словом, перед нами думы, жизнь и быт северных крестьян в своеобразном сказочном отражении.

Можно отметить и другие своеобразные черты русской сказки Карелии: ее социальную остроту (см. «Барин и собака», «Барин и плотник», «Цыган, поп и мужик», «Купеческий сын и соловей» и др.) и, вместе с тем, отсутствие образа барина-помещика, (т. к. Карелия в прошлом не знала частновладельческой формы крепостного права); царские иллюзии в сочетании с резко отрицательной оценкой царской власти. (См. в «Золотом мужичке» — «Цари были досюль (т. е. в старину) как попы шальные!»); суеверные представления в сочетании с оптимистическими сюжетами, в которых герой лихо преодолевает всякую чертовщину («Заморский гусь», «Сон вещий» и др.) и даже саму смерть («Солдат и смерть»).

Исследователи неоднократно отмечали, что для русской сказки Карелии особенно характерна эпичность, близость к былине, широкое развитие героических мотивов и вместе с тем относительное обилие «исторических воспоминаний» (см. сказки о Петре I в нашем сборнике); большее, чем в некоторых других областях, воздействие традиции старинной рукописной повести на устную сказку и некоторые другие моменты, на которых мы в кратком предисловии остановиться не можем.