До Великой Октябрьской социалистической революции вепсов называли не вепсами, а чудью, чухарями. Это объясняется тем, что для русского населения многие инородцы, говорящие не по-русски, а на чужом для них языке, были «не своими», т. е. «чужими», отсюда и чудь, ч у х а р ь. Корень слов чудь, чухарь для нас ясен — это «не наш», чуж (ой), чуж (анин).2 Так русское население могло прозвать позднее X—XI вв. и древнюю летописную весь. И не эго ли является причиной «исчезновения» веси и появления чуди в районе Белого озера и в районе водной М!агистрали реки Свири?
Итак, в настоящее время вепсы живут небольшими разрозненными группами поселений.

Мы привели очень незначительный список топонимического материала на широкой полосе, заселенной теперь русским населением. Число таких названий можно было во много раз увеличить, если включить в него наименования урочищ, полей и пр. Но и приведенный выше список дает нам основание думать, что северные вепсы исторически соприкасались с южными вепсами и они-то и были тем местным населением на Свири, которое жило здесь до русской новгородской колонизации. Следовательно, племенные группы вепсов, ныне живущие раздельно к северу и югу от р. Свири, до IX—X вв. н. э., т. е. до заселения бассейна Свири русскими, составляли одно племя — вепсов. Это же подтверждается языковыми данными: тождеством языка вепсов, живущих ныне к югу и к северу от Свири.

Карельский народ составился из двух этнических элементов. Один из этих элементов ведет начало от древнего племени Karjala. Другой — от древнего племени Vepsa. Собственно-карелы продолхгают (разумеется, в обстановке некоторых смешений) Karjala. Ливвики и людики продолжают (разумеется, тоже в обстановке смешения) Vepsa. Обособившуюся группу тех же Vepsa продолжают вепсы.
Если перевести прибалтийско-финские термины на термины русской озвуковки. то Karjala это летописная Корела, a Vepsa это летописная Весь. Надо, впрочем, оговориться, что в летописи термин Весь употребляется в суженном значении, — не по отношению ко всем тем. кто называл себя Vepsa, а только по отношению к населению Белозерья, рано ассимилировавшегося русским. Русские широко пользовались термином Чудь, население же Белозерья выделено под его собственным названием в русской озвуковке. Дело в том, что население Белозерья, входившего в состав Волжского бассейна, выделялось но своей торговой деятельности на Волге.
Если спуститься в более значительную историческую глубину и от карел, составившихся из элементов Karjala и Vepsa, обратиться к древнему племени Karjala, то и тут дело обстоит не так, как учат финляндские ученые.

Карельский язык содержит три наречия: собственно-карельское (в Средней и Северной Карелии, а также в Калининских и соседних местах), ливвиковское (у восточного побережья Ладожского озера и дальше вглубь Олонецкого перешейка) и людиковское (узкой полосой вдоль восточного края ливвиковского наречия, невдалеке от Онежского озера). Эти наречия разбиваются на диалекты, а те в свою очередь — на говоры. Ливвиковское и люднковское наречия относительно близки друг к другу, и оба резко противостоят собственнокарельскому. Это противостояние настолько значительно, что существенно затрудняет взаимопонимание. Замечательно, что ливвиковское и людиковское наречия ближе к вепсскому языку, распространенному южнее, чем к собственно-карельскому наречию.

Основная идея этих рассказов —прославление патриотических подвигов двух славных дочерей карело-финского народа, поэтическое воплощение образов подруг-партизанок. Записанные рассказы составляют целый цикл, в котором два рассказа занимают центральное место - -о переправе героинь через Свирь и о героической гибели Марии Мелентьевой. Они бытуют самостоятельно, либо в окружении других эпизодов, известных рассказчику. Они же легли в основу очерка Г. Фиша «Бессмертие» («Подруги», «Карельские девушки»). Это живые, взволнованные рассказы о легендарной пряжинской девушке Марийке и ее подруге Ане — представительнице маленького, родственного карелам народа вепсов.

По заданию командования две патриотки должны были собрать сведения о расположении артиллерийских позиций и складов боеприпасов врага, о передвижении его войск, о жизни советских людей на временно оккупированных территориях — в родном' для Ани Лисицыной Шелтозерском районе.
Около месяца пробыли девушки в тылу врага; задание было блестяще выполнено.

25 сентября 1943 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР М. В. Мелентьевой и А. М. Лисицыной было присвоено звание Героев Советского Союза. Опубликование этого Указа в печати, появление в связи е этим ряда статей и заметок о героинях, читки этих статей и обсуждение Указа в воинских частях, партизанских отрядах, на комсомольских и общих собраниях предприятий и учреждений республики всколыхнули целую волну устных рассказов о героинях. Источниками этих рассказов явились, с одной стороны, воспоминания боевых соратников, родных, близких и знакомых, с другой стороны, очерки и статьи, появившиеся в газетах и журналах

В настоящей статье мы рассмотрим некоторые вепсские заветные праздники конца XIX — начала XX в., посвященные охране скота. Они вызывают интерес, поскольку представляют собой своего рода спрессованное выражение напластований прошлых эпох, связаны с судьбой прежних систем ценностей, историей идей, структурными и функциональными преобразованиями исследуемого этноса. В конце XIX — начале XX в. вепсские заветные праздники — zavetan praznikad — включали в себя не только церковные ритуалы (крестные ходы, «поднятия» икон, молебны), но и многие элементы древнего народного происхождения, которые сохранились в праздничной терминологии, в предметной, половозрастной, акциональной символике обрядов, в местах и во времени проведения празднеств; они по-разному сочетались в вепсских этнолокальных группах.