ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ КАРЕЛЬСКОГО НАРОДА В СВЕТЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ДАННЫХ

Одна из важных задач советской науки — разоблачение неправомерности притязаний зарубежной буржуазии на отдельные территории Советского Союза, в частности, притязаний финляндской буржуазии на Карелию. Работа по выполнению этой задачи, хотя и углубляется в седое прошлое, оказывается в полной мере актуальной.
По отношению к Карелии финляндская наука, обслуживая вожделения финляндской буржуазии, утверждает следующее.
Вскоре после н. э. в юго-западной части Финляндии сформировалось два прибалтийско-финских племении: Suomi — у слияния Финского и Ботнического заливов и Нате — невдалеке во внутренней части страны, у ближней группы крупных озер. С середины 1 тысячелетия выходцы из племени Нате, которое было довольно многочисленно, стали достигать западного побережья Ладожского озера. Уже в IX веке эти выходцы составили якобы отдельное новое племя Karjala. Оно расположилось в приладожской части Карельского перешейка и позднее распространилось якобы и во всех тех местах, где история застает карел. Карелы, где бы они ни обитали, представляют собою якобы прямое продолжение древнего племени Karjala. Получается так, что Karjala и карелы это плоть от плоти, кровь от крови западно-финляндского племени Нате.

С некоторых пор в пределах шведских владений, тогда охватывавших и Финляндию, началось формирование финского народа. В era состав вошли племена Suomi и Нате, а позже — две группы из племени Karjala. Хотя этническим ядром финского народа оказалось племя Нате, но свое имя финский народ получил от племени Suomi: последнее обитало около прежнего политического, экономического и культурного центра Финляндии — г. Турку (Або). Процесс формирования финского народа не мог распространиться за Пределы шведских владений, на разбросанные за этими пределами группы Karjala. Эти-то неприобщившиеся к процессу формирования финского народа группы Karjala и представляют собою якобы современных карел. Получается так, что современные карелы — это просто недооформившиеся финны.

Роль России во всем этом обрисовывается в самом неблагоприятном •свете. Это она ограничивает якобы рамки процесса формирования финского народа. Это она мешает якобы карелам влиться в состав финнов, куда им следует влиться в соответствии с общим ходом истории. Получается так, что Россия—это злая сила, стоящая на пути развития финнов и карел.
Политический вывод понятен: территории, где обитают карелы, и прежде всего т. н. Восточная Карелия, должны быть якобы отторгнуты от России в пользу Финляндии.

Вполне естественно поинтересоваться, как именно финляндская наука обосновывает свою точку зрения, столь благоприятную для политических видов финляндской буржуазии. Оказывается, данных для обоснования этой точки зрения меньше малого. Документальноисторические данные о Karjala начинаются очень поздно: отрывочные — с середины XII века, более полные — только с XV—XVI вв„ так что на их основании этногенез карел непроследим. Археологические данные, добытые финляндской наукой, ограничиваются рамками Западной Карелин, не простираясь до тех мест, где мы находим карел. Языковые данные, добытые финляндской наукой до 1941 г. (для более позднего времени у нас нет сведений, кроме случайных), поражают своей скудностью. Высшим достижением в этом направлении до 1941 г является книга X. Оянсу «Историческая фонетика карельско-олонецкой речи» (по-финскиV где карельский язык представлен в самых общих, подчас неверных очертаниях, без углубления в диалекты. Изданные после X. Оянсу несколько статей и некоторое количество текстов отличаются бросающейся в глаза неточностью, хотя и претендуют на высшую степень научности. •
Пока финноугроведение составляло монополию финляндской науки, разделяемую в некоторой мере с венгерской наукой, финляндской точке зрения в карело-финской проблеме ничто не могло быть противопоставлено. К моменту Великой Октябрьской социалистической революции финноугроведения у нас не оказалось.

Только после Октября у нас стало строиться финноугроведение. Как полновесная научная дисциплина оно выступило в 1925 г., когда в составе Ленинградского университета была учреждена кафедра финно-угорской филологии. Занятое прежде всего строительством новых финноугорских литературных языков, мордовских, марийских, удмуртского, коми и др.. наше финноугроведение, однако, ни на миг не теряло из поля зрения проблем, связанных с положением СССР в окружении буржуазных государств. Большое внимание было уделено и карелофинской проблеме, имеющей исключительную внешнеполитическую заостренность.
Советскому финноугроведению предстояло не только вновь разобраться в фактическом материале, который уже существовал по карелофинской проблеме, но и собрать новый, более богатый, более точный, во всех отношениях более надежный материал и уже на нем строить свои заключения.
Особенно значительных новых документальных данных по карелофинской проблеме пока еще нет. Новые археологические данные касаются преимущественно очень древних эпох истории Карелии — эпох, которые лишь отчасти имеют отношение к карело-финской проблеме. Зато очень много новых лингвистических данных.

Еще Ф. Энгельс в своей замечательной работе «Франкский диалект» ясно показал, какое громадное значение в вопросах формирования народов имеют лингвистические данные «на корню» — данные сельских диалектов. Эти сельские диалекты раскрывают ясные картины связей и противостояний человеческих групп в разные эпохи, их передвижений, их сосредоточения около определенных экономических и культурных центров и т. д. Собранные в достаточной мере, диалектологические данные являются по отношению к позднейшим эпохам драгоценным восполнением исторических документов, а по отношению к древнейшим эпохам — путеводной нитью.

Диалектологическая работа но Карелии началась у нас в 1930 г., но до 1937 г. не могла развернуться. В 1937 году по обширной программе, содержащей около 2.000 вопросов, было обследовано с диалектологической стороны 150 карельских селений Карелии. К концу 1937 г. были уже готовы первые группы диалектологических карт. Работа продолжалась, с понятным перерывом в военные годы. В настоящее время изучено около 250 диалектологических точек. Диалектологическая точка приходится в среднем приблизительно на 400 человек, вместо тысяч, как это обычно практикуется в диалектологических работах. Финляндские данные по карельским диалектам до 1941 г. были беднее во много раз.
Изучение карельских диалектов уже несколько лет назад достигло уровня, когда количество лингвистической работы переходит в качество: собранные данные стали освещать не только историю языка, но и историю народа. Первые наши важные выступления в этом направлении состоялись на 1-й всесоюзной научной конференции по вопросам финноугорской филологии (при Ленинградском государственном ордена Ленина университете 231—4 II 1947 г.). Уже вышла из печати наша брошюра «Происхождение карельского народа (Повесть о союзнике и друге русского народа на Севере)», вызвавшая некоторые упреки, не имеющие отношения к карело-финской проблеме, и три наших статьи в I томе Советского финноугроведения, пока упреков не вызвавшие.
В свете новых данных карело-финская проблема выступает в совершенно новых очертаниях.

Карельский язык содержит три наречия: собственно-карельское (в Средней и Северной Карелии, а также в Калининских и соседних местах), ливвиковское (у восточного побережья Ладожского озера и дальше вглубь Олонецкого перешейка) и люднковское (узкой полосой вдоль восточного края ливвикозского наречия, невдалеке от Онежского озера). Эти наречия разбиваются на диалекты, а те в свою очередь — на говоры. Ливвиковское и людиковское наречия относительно близки друг к другу, и оба резко противостоят собственнокарельскому. Это противостояние настолько значительно, что существенно затрудняет взаимопонимание. Замечательно, что ливвиковское и людиковское наречия ближе к вепсскому языку, распространенному южнее, чем к собственно-карельскому наречию.

Сейчас вряд ли целесообразно погружаться в специальные лингвистические выкладки, характеризующие отношения между тремя наречиями карельского языка и вепсским языком. Однако сделанные утверждения нельзя оставить совершенно голословными.
Есть только два фонетических признака, противополагающих все три наречия карельского языка, взятые вместе, вепсскому языку.
Первый признак: во всех трех наречиях карельского языка наследие древних долгих и кратких гласных различается, в то время как в вепсском языке их наследие, благодаря сокращению долгих гласных, совпало; впрочем, в шелтозерском диалекте вепсского языка еще живет различие долгих и кратких и, у, i. Второй признак: во всех грех наречиях карельского языка серединные гласные сохраняются хорошо, в то время как в вепсском языке они при определенных условиях выпадают: впрочем, в Михайловском диалекте людиковского наречия карельского языка мы находим то же, что в вепсском языке.
Далее, есть только один фонетический признак, противополагающий собственно-карельское и ливвнковское наречия людиковскому наречию и вепсскому языку. В собственно-карельском и ливвиковском наречиях сохраняется древнее чередование ступеней согласных, в то время как в людиковском наречии и в вепсском языке оно сошло со сцены, оставив только некоторые окаменелые следы.

По остальным фонетическим признакам собственно-карельское наречие противостоит ливвиковскому и людиковскому наречиям и вепсскому языку. Так, собственно-карельское наречие хорошо сохраняет конечное а (а), (напр., kala «рыба», madala «низкий», randa «берег»), в то время как в ливвиковском и людиковском наречиях и в вепсском языке оно подверглось переменам: сохранилось, если предпоследний слог был краткий открытый и слово было двухсложно (напр., kala «рыба»), отпало, если предпоследний слог был краткий открытый и слово было многосложно (напр., madal «низкий») и, наконец, заменилось через и (у), или «е», или нуль — смотря по диалекту — если последний слог был долгий или закрытый (напр., randu, rande, rand «берег»). Или: собственно-карельское наречие пережило исчезновение неслогового i в одних условиях, именно в конце четного слога независимо от того, какой следовал согласный и следовал ли какой-либо согласный вообще (напр., taloi >talo «усадьба», kalaine kalane «рыбка», kalaizet>kalazet «рыбки», laiska «ленивый»), в то время как ливвнковское и людиков-ское наречия и вепсский язык пережили выпадение того же звука в других условиях, именно, во-первых, в четном слоге перед начинающим последующий слог z и, во-вторых, в любом слоге перед заканчивающим данный слог ш (напр., taloi «усадьба», kalaine «рыбка», kalazet «рыбки», lauiku, laiuke, lauik «ленивый»). Или еще: в собственно-карельском наречии свистящие и шипящие щелевые согласные распределились по одному принципу, именно свистящие оказались в основном после I, а шипящие обычно (напр., l’iza «прибавка», n’iska «затылок», мажа «теленок», окша «ветвь»), в то время как в ливвиковском и людиковском наречиях и в вепсском языке те же согласные распределились пс другому, обратному, принципу, именно свистящие оказались обычно, а шипящие оказались в основном после i (напр., Пжа «прибавка», niujku, niuike. niuik «затылок», vaza «теленок», oksu, okse, oks «ветвь»).

Таким образом, наше утверждение, что друг другу противостоят, с одной стороны, собственно-карельское наречие, а, с другой стороны, ливвнковское и людиковское наречия вместе с вепсским языком, с фонетической стороны оправдывается в достаточной мере.
С собственно-грамматической (морфолого-синтаксической) стороны наше утверждение оправдывается еще лучше. Так, собстз:: чо-карель-ское склонение построено на одних началах, а ливвнковское, людиковское и вепсское на других. Со спряжением дело обстоит сходным образом.
С лексической стороны наше утверждение тоже оправдывается.

Весьма интересно, что при историческом исследовании диалектов оказывается, что в XVI—XVII вв. противостояние собственно-карельского наречия ливвиковскому и люднковскому наречиям и вепсскому языку было резче, чем ныне. Тогда, между прочим, не существовало переходов от собственно-карельского наречия к ливвиковскому или люднковскому . На определенном рубеже собственно-карельская речь как бы обрубалась топором и непосредственно рядом начиналась глубоко отличная ливвиковская или людиковская речь.
Картина такова, что никак нельзя говорить о процессе разделения некогда повсюду единообразной карельской речи на три наречия. Нет. приходится говорить о связывании в карельском языке двух глубоко различных типов речи, из которых одна была представлена и в вепсском языке.
За связыванием в карельском языке двух глубоко различных типов речи не может не стоять связывание в карельском народе двух глубоко различных этнических стихий, двух древних племен.

Этому есть очень важное подтверждение, извлекаемое из этнонимики Карелии, т. е. из самоназваний и названий отдельных групп карельского населения.
Карелы объединяют себя в единое целое лишь постольку, поскольку дело касается высших сфер общественных отношений. В быту они себя в единое целое вовсе не объединяют. Собственно-карелы называют себя Karjala, karjalaizet. Ливвики называют себя L’iydi или L’iugi I’ivvikoit. Людики называют себя L’uud’ и т. п., Puudikuoit и т. п. Прибавим к этому: вепсы называют себя Lud’ (pagiujta Pud’kui «говорить по-вепсски»).
Самоназвания ливвиков L’iydi и т. п., людиков L’uud’ и т. п. да и вепсов L’ud’ и т. п., противостоя самоназванию собственно-карел, представляют собою варианты одного и того же самоназвания. Это древний русский социальный термин люди, использованный как этнический. Превращение социального термина в этнический вообще не составляет редкости. Для примера укажем еще на то, что эстонцы до национального подъема называли себя вовсе не Eesti (это название заимствовано у немцев), a maarahvas «земельный народ», «крестьяне».
Само собою разумеется, что ливвики, людики да и вепсы называли себя «людьми» не искони, а только с некоторых пор. Раньше они называли себя иначе. Прежнее название помнят северные соседи ливвиков и людиков — собственно-карелы. Они называют ливвиков и людиков как, понятно, и вепсов, vepsa. Заметим: ливвиков! людиков!

Карельский народ составился из двух этнических элементов. Один из этих элементов ведет начало от древнего племени Karjala. Другой — от древнего племени Vepsa. Собственно-карелы продолхгают (разумеется, в обстановке некоторых смешений) Karjala. Ливвики и людики продолжают (разумеется, тоже в обстановке смешения) Vepsa. Обособившуюся группу тех же Vepsa продолжают вепсы.
Если перевести прибалтийско-финские термины на термины русской озвуковки. то Karjala это летописная Корела, a Vepsa это летописная Весь. Надо, впрочем, оговориться, что в летописи термин Весь употребляется в суженном значении, — не по отношению ко всем тем. кто называл себя Vepsa, а только по отношению к населению Белозерья, рано ассимилировавшегося русским. Русские широко поль-
зовались термином Чудь, население же Белозерья выделено под его собственным названием в русской озвуковке. Дело в том, что население Белозерья, входившего в состав Еолжского бассейна, выделялось но своей торговой деятельности на Волге.
Если спуститься в более значителыгую историческую глубину и от карел, составившихся из элементов Karjala и Vepsa, обратиться к древнему племени Karjala, то и тут дело обстоит не так, как учат финляндские ученые.

Древнее племя Karjala говорило на языке, который нельзя прямо вести к языку древнего племени Наше середины 1-го тысячелетия и ближайшего последующего времени. Некоторые языковые нити тянутся и на территорию современной Эстонии. Есть также языковые моменты, которые пока что нельзя связать ни с чем, находившимся вне Karjala Происхождение языка Karjala совсем не просто. Наоборот, оно весьма сложно.
За сложностью происхождения языка Karjala не может не стоять сложность происхождения самого племени.
Итог получается следующий.

Вскоре после н. э. в юго-западной части Финляндии сформировалось два племени: Suomi у слияния Финского и Ботнического заливов и Нате невдалеке в глубине страны, около ближайшей группы крупных озер. Значительно позднее, уже во второй половине 1-го тысячелетия, сформировалось два других северных прибалтийско-финских племени: Karjala в приладожской части Карельского перешейка и Vepsa в местах между Волховом и Свирью с выходом на Белое озеро. В сформировании племени Karjala, бесспорно, приняли участие выходцы из племени Наше, но не обошлись и без различных других элементов, так что говорить просто о западно-финляндском происхождении Karjala, невозможно. Что касается племени Vepsa, то его происхождение еще не ясно. Впоследствии протекли большие передвижения человеческих групп, частью в порядке колонизации новых территорий, частью же в порядке реагирования на события русско-шведских войн. Племя Karjala утеряло единство. Некоторые его группы вошли в состав финского народа, главная же масса составила важную составную часть карельского народа. Не сохранило единства и племя Vepsa. Некоторые его группы обособились в отдельный маленький вепсский народ, но другие составили важную составную часть карельского народа. Карельский народ составился из элементов Karjala и Vepsa.
Таким образом, утверждение, что карельский народ это плоть от плоти, кровь от крови племени Нате, оказывается грубо неверным. Тенденциозное упрощение хода вещей, допущенное финляндской наукой, могло возникнуть только в обстановке беззастенчивого пользования той монополией в фннноугорских вопросах, которая существовала для финляндской науки еще так недавно.
Теперь пойдем дальше.

При ознакомлении с диалектологическими картами бросается в глаза своеобразная диалектологическая область, где связываются «узлом» все три наречия карельского языка. Связывающим моментом является сильнейшее воздействие речи северных людиков. Данная область захватывает территорию северных людиков, территорию собст-венно-карел вверх по р. Суне и севернее до озера Сегозеро и территорию самых северных ливвиков.
Воздействие речи северных людиков, создавшее данную своеобразную область, частично прослеживается и дальше. В убывающих степенях оно прослеживается на север почти до Белого моря, а на юг — до южной границы К-ФССР, будучи хорошо заметно, в частности, в районе г. Олонца.
В чем же историческое основание столь значительного воздействия речи северных людиков?

Загадка перестает быть загадкой, как только мы замечаем, что указанная своеобразная область совпадает с карельской частью области распространения большой металлургической индустрии XVI—XVII вв. Центр этой металлургической индустрии был в русском Заонежье — на большом полуострове, вдающемся в Онежское озеро с запада. Сильно эта металлургическая индустрия была представлена и на территории самых северных ливвиков. Дальше она простиралась на территорию собственно-карел вверх по р. Суне и севернее до оз. Сегозеро и на территорию самых северных ливвиков. Было несколько металлургических заводов и громадное количество пунктов кустарной добычи и обработки болотной железной руды. Северные людики были посредниками в передаче экономических и культурных влияний, шедших из Заонежья Отсюда и их громадное языковое воздействие в разных направлениях, прежде всего в пределах области металлургической индустрии.

С начала XVIII в. в отношения, развивавшиеся в Карелии, вошла новая сила, действовавшая в том же направлении, что Заонежье, — Петрозаводск, важнейший в Карелии административный, экономический и культурный центр.
Мы подошли вплотную к процессу связывания разнородных этнических элементов в один карельский народ. Связываясь в области влияния Заонежья, а потом и Петрозаводска, сближаясь в этой области, а отчасти и за ее пределами в языковом отношении, потомки древних Корелы и Веси на территории Карелии стали преодолевать былое противостояние. Начавшись с экономики, этот процесс связывания завершился тогда, когда его действие было воспринято сознанием людей.

Процесс сформирования карельского народа, как видно, своеобразен. Некоторые моменты этого процесса еще ждут исследования силами ученых разных специальностей. Как бы то ни было, но этот процесс — историческая реальность.
Завершение данного процесса относится в наши дни. В рамках сначала Карельской АССР, а потом Карело-Финской ССР карельский народ достиг и политического объединения. Общность государственной жизни обеспечила полнейшую общность экономической и культурной жизни.
Таким образом, утверждение, что современные карелы это просто недооформившиеся финны, тоже оказывается грубо неверным. Допущенные финляндской наукой извращения исторической действительности — совсем не к ее, финляндской науки, чести.
Теперь пойдем еще дальше. Нам придется сейчас опираться уже на данные, лежащие за пределами лингвистики. Дело касается оценки роли России в истории карел.

Факт национальной концентрации карел в системе России говорит сам за себя. Собственно говоря, одного этого факта достаточно для того, чтобы оценить роль России в истории карел не отрицательным, а положительным образом. Но нелишне войти в рассмотрение и кое-чего другого.
Нет спора: царская власть в России запятнала себя своей политикой по отношению к «инородцам», в частности, по отношению к карелам. Это настолько общеизвестно, что распространяться на этот счет вряд ли нужно.

Но царская власть не составляла России. Не составлял России и тот классовый порядок, который выдвинул царскую власть. Россия — это государство, создано великим русским народом не ради царской власти и не ради того классового порядка, который выдвинул царскую власть, а ради своего укрепления и развития в мире — развития к высшим формам человеческой солидарности.

Царскую власть карельский народ ненавидел. От классового порядка, который выдвинул царскую власть, карельский народ веками жестоко страдал. Но России он был всегда верный друг. Он героически оборонял северо-западные рубежи Русского государства. В годины бедствий он искал убежищ на Русской земле.
Начало Русского государства было ознаменовано отсутствием всяких войн с теми, кто влился в состав карельского народа. Весь вошла в состав Русского государства с самого начала. Корела вошла в него с середины XII века, а раньше находилась с ним в каких-то (неясных) отношениях, исключавших войны.

В середине XII века Швеция начала свое наступление на «Восточную страну». В положении стража северо-западных границ Русского государства оказалась Корела, только что связавшая с этим государством свои судьбы. Корела боролась героически. Она умела наносить и жестокие ответные удары. Ей довелось даже проникнуть в метрополию Швеции и сравнять с землей важнейший шведский город — Сигтуну — предшественницу Стокгольма.
Борьба Корелы развивалась блестяще. Но на Русь обрушилось страшное бедствие — монголо-татарское нашествие. Тыл Корелы был ослаблен, и она перешла к обороне. В течение многих веков она принимала на свою грудь жестокие удары Швеции и не сламывалась. Земля ее десятки раз пылала из конца в конец. Кто не мог выдержать ожесточения борьбы, уходил на Русские земли. С XIII в. группы Корелы селились в самых различных, часто очень отдаленных, местах, например, даже у оз. Кубенского в Средней Карелии, до того заселенной только саамами-лопарями. В Южную Карелию они не направлялись потому, что она была уже заселена Весью.

Сопротивлению Корелы, казалось, не было конца. Но в конце XVI в. начался, а в начале XVII в. со всей силой разразился жесточайший социально-политический кризис в России — «смутное время». Корела была разгромлена Швецией. По Столбовскому миру 1617 г. к Швеции отошли все без исключения старые земли Корелы. Начался ее знаменитый «исход». Главный поток направился на юго-восток, в тверском (калининском) направлении. В течение XVII в. зарегистрировано примерно 30.000 Корелы в этих местах — громадная по тем временам цифра; сюда не вошли раньше бежавшие и обошедшиеся без регистрации. Другой поток направился в Среднюю и отчасти Северную Карелию.

Позднее всех, в начале XVIII в. закончила свое передвижение Прибалтийская Корела, которая в своих северных местах ощущала шведский гнет в смягченных формах. Она обосновывалась в Северной Ка-, релни. На покинутых Корелой местах расселились финны. 'Западная Карелия сохранила свое имя только по старой памяти.

Контрнаступление России против Швеции, начавшееся при Петре I, не внесло в расселение карел существенных перемен. Только некоторые их группы, преимущественно ливвики, продвинулись на пустопорожние земли в западном направлении, почти достигнув меридиана гор. Сортавалы.
Следует ли говорить о том, что все это значит? Корелы прошли всю свою государственную историю вместе с русским народом, в составе России, и не по принуждению, а по доброй воле. Трудно найти лучшего друга русского народа, чем карельский народ, и трудно найти лучшего друга карельского народа, чем русский народ.

Мы подошли к политическому выводу.
Пребывание карельского народа в границах Русского государства, а теперь — Советского Союза оправдано историей и всесторонне справедливо. Если финны дорожат своим родством с карелами, они должны стать добрыми соседями Советского Союза. Не война нужна, а мир.




ИЗВЕСТИЯ КАРЕЛО-ФИНСКОЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ БАЗЫ АКАДЕМИИ НАУК СССР № 3 1948