Финляндский карел

В нынѣшнемъ году, весной, я получилъ предложеніе отъ Императорскаго Географическаго Общества — заняться въ періодъ лѣтнихъ мѣсяцевъ собираніемъ этнографическихъ матеріаловъ въ корельскомъ краѣ.

Мѣстомъ для своихъ экскурсій я избралъ часть губ. Выборгской (нѣкоторыя мѣстности уѣзда Сердобольскаго, пограничныя съ Олон. губерніей) и въ губ. Олонецкой — уѣзды Петрозаводскій и Олонецкій. Съ этою цѣлью я и отправился изъ Петербурга въ первыхъ числахъ іюня на пароходѣ въ Сердобольскій уѣздъ. Живя здѣсь среди мѣстныхъ корелъ, финляндскихъ уроженцевъ, я присматривался къ ихъ жизни, нравамъ, обычаямъ, привычкамъ. И теперь, подводя итоги своимъ наблюденіямъ, могу сказать, что финляндскій корелъ далеко опередилъ своего родного брата олончанина.

Здѣсь не встрѣтишь уже такого невѣжества, какое до сихъ поръ еще спокойно ютится въ лѣсныхъ деревенькахъ Олонецкой Кореліи, удаленныхъ отъ уѣзднаго города или даже отъ центральныхъ селеній верстъ на 40 и на 50.

Финляндскій корелъ много видалъ, много слыхалъ на своемъ вѣку и свободно, со смысломъ разбираетъ финскую грамоту. Его «тупа» (домъ) поставлена на высокомъ каменномъ фундаментѣ и покрыта прочной, драничной (дранка — лучина) крышей. При входѣ въ нее всякаго посѣтителя необыкновенно пріятно поражаетъ та уютная чистоплотность и нѣкоторое довольство (матеріальное), о которыхъ и понятія не имѣетъ нашъ постоянно грязный, вѣчно чумазый, полуголодный землякъ. У него вы найдете — и прибитый къ оконной рамѣ термометръ (непремѣнно Цельсія), дешевенькій альбомъ фотографическихъ карточекъ, листокъ мѣстной газеты «Lааtокка» и непремѣнно «вирси-кирья» (книга, содержащая богослужебные стихи) и «Теста-менти» (библія) въ красивыхъ кожанныхъ переплетахъ.

Не удивится финляндецъ-корелъ, если вы покажете ему и пожарную машину во время самаго дѣйствія, — которая до сихъ поръ приводитъ въ нѣмое изумленіе олонецкаго корела, — «да эта машина, скажетъ онъ (финляндецъ), у насъ, въ нашемъ мѣстечкѣ давно уже заведена на общественный счетъ»... Найдется у него и усовершенствованный плугъ, ресорный кабріолетъ, съ мягкой волнистой шерстью овца, о которыхъ еще не приходится и мечтать нашему олончанину.
Изъ Финляндіи, постепенно двигаясь изъ деревни въ деревню (Коіrаnоsа, Іmріlакs, Кіtelä, Ріtкä-rаnta, Коlmі-kаntа, Hiррі, Ristо-оjа, Uusі-куlä, Uuкsu, Кяжняжи, Sadulа, Salmis, Ѵагbа-sеlgä), я перевалилъ въ предѣлы своей родины — Олонецкой губерніи. Еслибы мнѣ пришлось переѣзжать границу (въ дер. «Коndu») въ самую темную ночь, и если бы даже не существовало строгаго шлагбаума, и тогда бы я непремѣнно почувствовалъ или, вѣрнѣе, — ощутилъ что я ѣду по родной землѣ: ровное широкое полотно дороги, обитое крупнымъ пескомъ — «чурой», кончилось, и началась убійственная съ глубокими промоинами, избитыми колеями — почтовая, на которой постоянно рискуешь выскочить изъ телѣги, или полетѣть внизъ головой въ какую-нибудь котловину вмѣстѣ съ лошадью и экипажемъ.

«Отчего же здѣсь пошла такая скверная дорога? спросилъ я у своего ямщика, который съ угрюмымъ равнодушіемъ покачивался на козлахъ...
— Что ти скасалъ?.. встрепенулся мой возница.
«Отчего, говорю, скверная здѣсь дорога?»
— Дòрогъ?... дòрогъ здѣсь русськой...
И это было въ устахъ, простодушнаго кореляка достаточнымъ обьясненіемъ на мои вопросы.