ВЪ КРАЮ НЕПУГАННЫХЪ ПТИЦЪ

Очерки Выговскаго края. М.М. Пришвин. 1907
Съ 66-ю рисунками автора и П.П. Ползунова

М.М. Пришвин ВЪ КРАЮ НЕПУГАННЫХЪ ПТИЦЪ

Отъ Петербурга до Повѣнца.

Прежде чѣмъ начать разсказывать о своемъ путешествіи въ „край непуганныхъ птицъ”, мнѣ хочется объяснить, почему мнѣ вздумалось изъ центра умственной жизни нашей родины отправиться въ такія дебри, гдѣ люди занимаются охотой, рыбной ловлей, вѣрятъ въ колдуновъ, въ лѣсовую и водяную нечистую силу, сообщаются пѣшкомъ по едва замѣтнымъ тропинкамъ, освѣщаются лучиной, словомъ, живутъ почти что первобытной жизнью. Чтобы сдѣлать себя понятнымъ, я начну издалека: я передамъ одно мое впечатлѣніе изъ Берлина.
Какъ извѣстно, этотъ городъ окруженъ желѣзной дорогой, по которой живущимъ въ германской столицѣ, приходится постоянно ѣздить и наблюдать изъ окна уличную жизнь. Помню, меня очень удивили разсѣянные всюду между домами и фабриками маленькіе домики-бесѣдки. Возлѣ этихъ домиковъ на землѣ, площадью, иногда, не болѣе пола средней комнаты, и окруженной живою изгородью, съ лопатами въ рукахъ ковырялись люди. Странно было видѣть этихъ земледѣльцевъ между высокими каменными стѣнами домовъ, среди дыма фабричныхъ трубъ почти въ центрѣ Берлина. Меня заинтересовало, что бы это значило. Помню, одинъ господинъ тутъ же въ вагонѣ, снисходительно улыбаясь этимъ земледѣльцамъ, какъ улыбаются взрослые, глядя на

дѣтей, разсказалъ о нихъ слѣдующее. Въ столицѣ между домами всегда остаются еще незастроенные, незакованные въ асфальтъ и камень кусочки земли. Почти у каждаго берлинскаго рабочаго есть неудержимое стремленіе арендовать эти кусочки съ тѣмъ, чтобы потомъ по воскресеньямъ, устроивъ предварительно бесѣдку, воздѣлывать на нихъ картофель. Дѣлается это, конечно, не изъ выгоды: много ли можно собрать овощей съ такихъ смѣшныхъ огородовъ. Это дачи рабочихъ „Arbeiter-kolonien”. Осенью, при поспѣваніи картофеля, рабочіе на своихъ огородахъ устраиваютъ пиръ „Kartoffelfest”, который оканчивается неизмѣннымъ въ такихъ случаяхъ „Fackelzug”.
Такъ вотъ какъ отводятъ себѣ душу эти берлинскіе дачники. Отъ смысла дачи, средства возстановленія силъ, отнятыхъ городомъ, посредствомъ общенія съ природой, въ этомъ случаѣ остается почти лишь мечта. Немного лучше и съ нашими дачниками изъ мелкаго служащаго люда, ютящагося лѣтомъ на окраинахъ городовъ. Теперь читатели меня поймутъ, почему, имѣя въ своемъ распоряженіи два свободныхъ мѣсяца, я вздумалъ отвести свою душу такъ, чтобы уже не оставалось тѣни сомнѣній въ окружающей меня природѣ, чтобы сами люди, эти опаснѣйшіе враги природы, ничего не имѣли общаго съ городомъ, почти не знали о немъ и не отличались отъ природы.
Гдѣ же найти такой край непуганныхъ птицъ? Конечно, на Сѣверѣ въ Архангельской или Олонецкой губерніяхъ, ближайшихъ отъ Петербурга мѣстахъ, нетронутыхъ цивилизаціей. Вмѣсто того, чтобы употребить свое время на „путешествіе” въ полномъ смыслѣ этого слова, т. е. передвиженіе себя по этимъ обширнымъ пространствамъ, мнѣ казалось выгоднѣе поселиться гдѣ-нибудь въ ихъ характерномъ уголку и, изучивъ этотъ уголокъ, составить себѣ болѣе вѣрное сужденіе о всемъ краѣ, чѣмъ при настоящемъ путешествіи.
По опыту я зналъ, что въ нашемъ отечествѣ теперь уже нѣтъ такого края непуганныхъ птицъ, гдѣ бы не было урядника. Вотъ почему я запасся отъ Академіи Наукъ и губернатора открытымъ листомъ: я ѣхалъ для собиранія этнографическаго матеріала. Записывая сказки, былины, пѣсни и причитанія, мнѣ и въ самомъ дѣлѣ удалось сдѣлать кое-что


полезное и, вмѣстѣ съ тѣмъ, за этимъ прекраснымъ и глубоко интереснымъ занятіемъ отдохнуть духовно на долгое время. Все, что мнѣ казалось интереснымъ, я фотографировалъ. Обладая теперь этимъ матеріаломъ, я, по возвращеніи въ Петербургъ, рѣшился попытаться дать въ рядѣ небольшихъ очерковъ, если не картинку этого края, то дополненное красками его фотографическое изображеніе.
* *
*
Занятые петербуржцы мало интересуются тѣми мѣстами столицы, которыя тѣсно связаны съ памятью преобразователя Россіи. Сколько тысячъ людей ежедневно проходятъ мимо памятниковъ величайшаго историческаго значенія, проходятъ всю жизнь куда-нибудь на службу, фабрику и т. д., совершенно ихъ не замѣчая. Да и неловко даже и присматриваться къ памятникамъ, когда все кругомъ спѣшитъ по дѣлу. Для этого нужно быть иностранцемъ или провинціаломъ.
Но вотъ вы выѣхали за городъ. Сначала скрылись дома и остался только лѣсъ фабричныхъ трубъ. Потомъ исчезли и трубы, и дома, и дачи; позади остается только сѣрое пятно. И тутъ то начинаются разговоры о дѣлахъ Петра Великаго. Указываютъ полузасохшее дерево на берегу Невы и говорятъ, что это „красныя сосны”. Петръ Великій будто бы взбирался на одно изъ бывшихъ здѣсь деревьевъ, и смотрѣлъ на бой... А вотъ и Ладожское озеро и начало канала вокругъ него. Кто-то сейчасъ же говоритъ: Петръ Великій наказалъ этой канавой непокорное озеро... Тутъ же виднѣется на островку бѣлая крѣпость Шлиссельбургъ... Вотъ гдѣ кажется и вспомнить о дѣлахъ Петра и вообще подумать надъ судьбой родины: крѣпость, построенная новгородцами и названная ими Орѣшекъ, перешла потомъ къ шведамъ и стала называться Нотебургъ. Въ 1702 году, послѣ знаменитаго сраженія, крѣпость достается снова русскимъ и называется Шлиссельбургъ, — ключъ, которымъ, по словамъ Петра, были открыты двери въ Европу.
Но всѣ почему-то молчатъ, когда смотрятъ на бѣлую крѣпость: и батюшка, и гимназисты, и барышня, и господинъ съ фотографическимъ аппаратомъ.
„Э-х-х-х-ъ, Гоcподи!”... — бормочетъ батюшка.


Словно какіе-то болѣзненные блѣдные призраки становятся на пути мысли къ легкимъ пріятнымъ воспоминаніямъ о славныхъ дѣлахъ Петра...
И чѣмъ дальше, тѣмъ больше и больше указываютъ различныхъ памятниковъ пребыванія Петра Великаго въ этихъ мѣстахъ. Нѣтъ никакой возможности здѣсь передать всѣ эти народныя преданія, указать на всѣ памятники. Ихъ такъ много, что не знаешь, съ чего начать, какъ связать. Здѣсь нуженъ историкъ. Необходимо пополнить этотъ пробѣлъ въ нашей литературѣ.