КАК ПИСАЛИ РУКОПИСИ В ПОМОРЬЕ В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX вв.

К вопросу об изучения техники и быта поморского книгописца
В конце XVII в. старообрядцы, скрываясь от преследования правительства в глухих Обонежских лесах, организовали на реке Выге, в 40 км от Повенца, Выговское общежительство, просуществовавшее более 150 лет. Создав общежительство, выговцы развили в нем большую деятельность по переписке необходимых им книг Опираясь на традиции древнерусской письменности, выговцы вместе с тем выработали некоторые новые технические приемы, ускорявшие и облегчавшие переписку рукописей, внесли много нового в само оформление рукописной книги, как в области графики, так и в области ее орнаментирования. Наибольшего расцвета достигло книгописное дело на Выге в первой четверти XIX. века. В это время в одной только Лексннской мастерской перепис.кой рукописей было занято несколько сот человек.1

Списывание книг в Карельском Поморье не прекратилось и после закрытия правительством Выговского обшежительства в 40-х годах XIX века. Оно продолжалось в скитах и старообрядческих селах выходцами с Выга и Лексы, в организованных ими школах, которые просуществовали вплоть до начала XX века. Только после Великой Октябрьской социалистической" революции, принесшей в глухие карельские леса подлинные научные знания, печатную книгу и поголовную грамотность, рукописная книга, удовлетворявшая специфические потребности старообрядцев, утратила свое практическое значение, а бывшие хранители выговской рукописной традиции включились в быт колхозной деревни и стали активными строителями социалистического общества.
Рукописное наследство, оставленное нам поморскими книгописцами, очень велико. Нет ни одного собрания, в котором не нашлось бы рукописей. написанных так называемым «поморским письмом*. Имеются собрания, как, например, В. Г. Дружинина в Библиотеке Академии Наук СССР и Е. Е. Егорова в Библиотеке имени Ленина в Москве, насчитывающие до тысячи и более поморских рукописей. Почти все эти рукописи отличаются высокохудожественной работой и резко выделяются из массы рукописного материала XVIII—XIX вв. чертами особого, присущего им стиля в миниатюрах, заставках, инициалах и особым «поморским почерком». Поморский рукописный орнамент оказал влияние на художественные ремесла местного крестьянства. Отдельные мотивы его еще в XVIII веке проникли в рисунок карельских вышивальщиц и златошвей. Однако, поморская рукописная книга до сих пор еще почти не привлекала к себе внимания исследователей, хотя изучение ее и могло бы внести не мало нового в историю древнерусской письменности и русского искусства. Еще менее исследованным остается вопрос о самих переписчиках рукописей, работавших в течение более двух столетий над размножением этой своеобразной письменной культуры нашего прошлого.

В 1941 г. в селе Нюхче Беломорского района Карело-Финской ССР я записал от Анастасии Дмитриевны Носовой рассказ, освещающий быт кннгописцев и технические условия книгописного дела в Поморье в конце XIX — начале XX вв.

Анастасия Дмитриевна Носова более двадцати, лет занималась перепиской рукописей в скитской школе, находившейся недалеко от села Сергиева, под руководством опытной лексинской мастерицы Прасковьи Евграфовой. Она была отдана в эту школу семилетней девочкой и, выучившись переписывать рукописи, осталась здесь, переписывала сама и помогала мастерице Евграфовой обучать детей старообрядцев ’■рамоте. книгописанию и различным рукоделиям.

Ниже приводится рассказ Анастасии Дмитриевны Носовой в нашем изложении, так как во время короткой встречи невозможно было сохранить в записи ее строй речи и особенности северного говора. Мы изменили также местами порядок изложения для того чтобы сделать его более последовательным.



В конце XIX — начале XX вв. переписывали рукописи в Поморье только старообрядцы До 1905 г. переписка велась тайно; ею занимались почти исключительно женщины; книгописцев мужчин было очень немного.

В школе, о которой рассказывала А. Д. Носова, девочек начинали учить переписке в раннем возрасте; в школу их отдавали 7—8 лет. В возрасте 10—11 лет ученицы уже свободно переписывали целые рукописи. Учительницами были опытные переписчицы, старушки, чаще всего из лек синских сграмотниц». Лексинские «грамотницы» назывались «монасгы^ сними» и считались лучшими учительницами письму, чтению и пению. Первыми учебными книгами были полууставная азбука, псалтырь и часовник. Определенного срока пребывания в школе не было: все зависело от каждой ученицы, от того, за сколько времени она изучала свою специальность. Выучившись переписывать рукописи или иному ремеслу, девицы или оставались при школе на всю жизнь, или, как делало большинство, уходили в свои села и работали там по приобретенной специальности.

Детей, обучавшихся переписке рукописей, в школе всегда было немного, но зато дело это считалось самым почетным из всех занятий и называлось «духовным ремеслом» в отличие от прочих «мирскнх» зудущие переписчицы рукописей пользовались многими льготами, которых не им^уга другие ученицы: их освобождали от уборки двора, мытья полов, сгярки белья и других тяжелых работ. Даже в весенне-летние месяцы, когда перепиской не занимались, а все находились на полевых работах, в лесу илн в огороде, и тогда учениц-переписчиц старались поставить на более легкую работу. Впрочем, освобождали переписчиц от выполнения тяжелых работ больше с чисто коммерческой целью. Значительная- часть переписки делалась по заказу или шла на продажу я приносила большой доход школе или скиту. Вследствие этого между соседними скитами, постоянно происходило соперничество в получении заказов и в распределении готовой продукции книгописцев. После же продолжительного физического труда ученицы писали медленнее и, кроме того, считалось, что от этого у них «грубеет» и дрожит рука, становится менее четкими «прочерк» (почерк) и рисунок. Обучавшиеся переписке рукописей освобождались от выполнения тяжелых работ также и потому, что в большинстве своем это были дети поморских купцов и кулаков, постоянных скитских вкладчиков и дарителей.

Жизнь учениц и переписчиц в школе, несмотря на представляемые им некоторые льготы, была нелегкой. Рабочий день их начинался в 11 часов тра и, с перерывом на обед и небольшой отдых, продолжался до б—7 часов вечера. От переписчиц требовалась безупречная работа глаз и рук. а рабочая обстановка для этого была совсем неподходящая: в избах было тесно, маленькие окна еле пропускали свет, вечером работали при слабых коптилках и свечах, днем, кроме того, окна завешивали серым тиком, чтобы с улицы не видно было, что делается внутри дома. В такой обстановке труд переписчиц и без того тяжелый становился еще более напряженным и утомительным, особенно для тех, кто выполнял мелкие художественные работы по оформлению заставок и инициалов. Случаи «срыва глаз» (потери зрения) среди переписчип происходили нередко. Кроме этот), переписчицы должны были выстаивать ежедневно утром и вечером длительное и утомительное «богомольство».
Жили переписчицы обычно в той же избе, где и работали, в небольшой тесной комнэт'пшсе. Скитское начальство по-разному относилось к детям бедняков и к дочкам поморскнх купцов и кулаков. Детей бедняков, отданных сюда не столько для учения, сколько ради того, чтобы они были накормлены, оно считало своей рабочей силой и распоряжалось ими, как находило нужным. Из детей бедняков на обучение книгописанию брали очень немногих. Обычно, выучившись читать и писать, они продолжали учиться тем деревенским ремеслам и рукоделиям, которые потом могли им пригодиться в суровой крестьянской жизни Поморья. Выходец из малоимущей крестьянской семьи, Анастасия Дмитриевна Носова на себе испытала всю тяжесть господствовавшего в ските режима.

Что же переписывали в школе? Чаше всего переписывались богослужебные книги, затем житийная и учительная литература, сочинения старообрядцев, главным образом, поморских писателей: «Поморские ответы», «История Выговской пустыни», «Житие Корннлия выговского», «Виноград российский». «История об отпах и страдальцах соловеикнх» и многие другие. Много также переписывалось нотно-крюковых книг.
изготовлялось так называемых «листов» (настенных картинок с текстом) и различных венчиков и «отпустов».
Как сказано выше, весной и летом перепиской рукописей не занимались. В это время писали лишь в редких случаях: или когда заказ был очень срочным, или же когда он выполнялся для своего «благотворителя». Как правило, переписывание начиналось в первых числах октября. К этому времени все полевые работы в ските обычно заканчивались. Перед началом книгописных работ переписчиц заставляли неделю соблюдать пост и строго следили за тем, чтобы это выполнялось. Если переписчица приступала к писанию новой рукописи, она должна была получить «благословение», считавшееся разрешением на работу.

Писали рукописи так же, как и сейчас — на столах: писание у себя на коленях, как делали в старину, уже не практиковалось. При нехватке места на столе пользовались особой доской с двумя откидывающимися ножками, которую с помощью колец прикрепляли за крючки, вбитые й стену около окна. Во время работы от переписчиц требовалось, чтобы они как можно плотнее прижимались к столу грудью, чтобы буквы были выписаны четче и ровнее. Так как от такого положения болела грудь, то переписчицы во время работы пользовались «подгрудником»: небольшой подушечкой из птичьих перьев или пуха.

Перья при письме употреблялись гусиные и лебединые. Более распространенным было гусиное перо. Писцы всегда его предпочитали другим за то, что оно было более прочным и удобным в письме. «Заслуживалось» (чинилось) перо по-разному, в зависимости от того, что надо было им писать. Для «буквенного письма» (полуустава) оно делалось прямым с небольшим расщепом, таким же пером писались заглавия вязью. Для писания на нотно-крюковых рукописях «согласия» (киноварных помет и различных знаков) перо точилось косо; очень острым оно делалось для рисовальщиков. Стальными перьями писать не разрешалось, их запрещалось даже иметь у себя. Это вызывалось, во-первых, тем, что они не были пригодны для писания полууставом, во-вторых, стальным пером легко могли научиться писать круглою, современною скорописью ('метью»), что было запрещено В школах допускалось писать только полууставом, которым вообще писалось все, включая деловые бумаги и частную переписку. Кстати заметим, что по тем же причинам — из боязни проникновения гражданского письма, в школах не разрешалось иметь гражданскую азбуку. За хранение стальных перьев или гражданской азбуки виновников сурово наказывали, а сами перья и азбуки тут же уничтожались с приговором, что это «неугодные богу вещи».
Рядом с пером следует упомянуть его спутницу — чернильницу. Они были медные, стеклянные («греновитые») и глиняные. Жидкие чернила наливались в ложечки со срезанным донышком («чивьем»),

В школе пользовались чернилами фабричного производства, привозимыми из Москвы и Новгорода. Чернила собственного изготовления употреблялись лишь в случае нехватки «торговых* (покупных), что, впрочем, бывало очень редко. Для писания полууставом фабричные чернила были недостаточно густыми, в них добавляли толченую железную ржавчину, сажу и камедь (обычно белую, как более клейкую). Чернила после этого давали на бумаге коричневый оттенок, благодаря чему напоминали цвет старинных чернил. Кстати сказать, заказчики не любили рукописи, написанные обыкновенными канцелярскими чернилами и платили за них значительно дешевле, чем за рукописи. написанные чернилами, приготовленными по указанному способу.
Заговорив о чернильнице и чернилах, уместно оудет сказать и о кра сках. В школе краски также употреблялись преимущественно фабричного производства. В качестве золота использовали «поталь» — состав из свинца, меди и олова, по цвету напоминающий золото. Для разрисовки заставок и миниатюр употребляли также и бронзовый порошок, а на особо дорогих подносных книгах эти украшения писали иногда «по старинке» сусальным золотом. Черную краску для рисования заставок любили делать из сажи, собираемой с ламп и коптилок, которую разводили на камеди.
Каждой переписчице полагалось иметь небольшой мешочек, который обычно красиво вышивался. Этот мешочек заменял ей современный певал. Б него она складывала все свои письменные принадлежности: карандаши, перочинный нож, «напилочку» (напильник для точки ножа), песочницу, а с конца XIX в. «сушку* (пропускную бумагу). «Застав-щица* (художница) прибавляла сюда кисточку, линейку и циркуль. Тут же лежал «скобельник», выполнявший роль резинки. Это была неболг шая и узенькая металлическая лопатка с очень острыми краями, насаженная на костяную ручку с круглой гладкой головкой на конце. Лопаточкой счищали текст, а головкой на ручке «зашорковали* (заглаживали) до блеска образовавшиеся на бумаге шероховатости при подчистке
Мы упомянули линейку, но ею пользовались только рисовальщицы заставок и миниатюр. Для линования письменной бумаги употребляли прибор, называвшийся здесь «тираксой», который состоял из тонкой доски с наклеенными на нее нитями. Линовали этим прибором так: лисица накладывала на тираксу чистый лист бумаги и водила по нему деревянным валиком или же рукой, после чего на бумаге оставались с одной стороны выпуклые, а с другой вдавленные линейки. Бумага, разграфленная таким способом, называлась «тиракшенная». Был в ходу и другой прибор для писания полууставом, правда, менее распространенный — «подтет радник». Он представлял собою кожаную или картонную папку, на верхней корке которой сделано было несколько поперечных вырезов, размером немного шире обычной строки. В «подтетрадник» закладывали лист бумаги, зажимали сверху шпильками и писали через эти вырезы.
Из принадлежностей письма необходимо указать еще «Прокладку», которая представляла собой кожаную, картонную или металлическую лгнту сантиметров пять шириной и сантиметров двадцать пять длиной. Ее переписчицы клали на оригинал, чтобы при переписке не сбиться го строки.
В школе старались как можно точнее передать украшения старинной поморской рукописи — оригинала. Достигалось это следующим образом. Художница в точности «снимала* (перерисовывала) заставку или инициал («большое слово») оригинала на плотную бумагу, промазанную для большей крепости клеем, а затем накалывала по его контуру толстой иглой. Потом эту «наколку» она клала на бумагу, на то место, где должен быть рисунок, и водила по проколотым местам мешочком из редкой материи, наполненным толченым березовым углем. Полученный на бумаге контур художница обводила чернилами и раскрашивала красками. Кроме этого способа, для копировки рисунка пользовались прозрачной (промас-ченной олифой) бумагой.
Материалом для письма в школе была только бумага. Ее перед письмом складывали в тетради по восемь листов (16 страниц). Это количество листов в тетради было обязательным для любого размера рукописи, будь то в лист, четверку или шестнадцатую долю листа Из сортов
бумаге употреблявшихся в школе, лучшей считалась и всегда предпочиталась другим сортам бумага вологодской фабрики Сумкина, прочная и имевшая гладкую поверхность, удобную для письма.

На изготовку рукописи уходило много времени, несмотря на существовавшее в школе разделение труда между художницей, выполнявшей работы по написанию заставок, миниатюр и инициалов, и переписчицей текста. В день писали не больше десяти-одиннадцати листов текста на бумаге размером в четверку, а рукописи большего формата писались еще медленнее. Большие житийные сборники переписывались по нескольку месяцев и до полугода. *
Закончив работу, переписчица сверяла новый текст с оригиналом при участии старшей или же самой учительницы, следившей по оригиналу за чтением переписчицы. За допущенные при переписке ошибки наказывали строго, но их всегда оказывалось немного, потому что переписывали рукописи самым тщательным образом н, кроме того, каждая переписчица ежедневно в конце работы сверяла вновь написанный текст со старым и тут же исправляла погрешности своего письма. Молодых переписчиц за плохое письмо наказывали тем, что не выпускали по нескольку дней на улицу, накладывали на них па триста и более поклонов, оставляли на целый день без еды: применяли к ним и другие виды наказания

После сверки текста рукопись передавалась школьной переплетчице, которая «обряжала» ее в переплет по старинным поморским образцам Корхи переплета на богослужебных рукописях, житийных сборниках и сочинениях поморских писателей почти всегда ставились деревянные и покрывались телячьей кожей ([опойком), бархатом и сукном, на менее важных рукописных книгах они делались картонные и даже бумажные Кожаные переплеты украшались орнаментом, сделанным при помощи тиснения горячим способом, при котором иногда применяли листовое езолото» (бронза и поталь) и серебро. Способ этот состоял в следующем на кожу, выкрашенную обычно в черный или коричневый цвет (краской для кожи была ржавчина, разведенная на квасу), накладывались листы «золота» или серебра, на них клали разогретые на углях медные орна квитированные пластинки называемые «глагольными» (с надписью «книга глаголемая»), «средниками» и «наугольниками», а затем кожу «месте с листами золота и горячими пластинками ставили под пресс (по здешнему «жем»). Для тиснения рамочных украшений, имелись «дорожник» (медный полукруг) и «чеканка» (медное колесо на длинной ручке) Цветные (сафьяновые) переплеты в школе делались редко из-за дороговизны этого материала 1

Рассказ Анастаса! Дмитриевны Носовой, изложенный мною, не освещает всех сторон деятельности поморского кннгопнеца XIX — начала XX вв., он является только началом для дальнейших поисков в этом направлении. Следует подчеркнуть, что на территории Карело-Финской ССР имеются люди, занимавшиеся когда-то перепиской пукопясей. В деревне Большие Кривцы Приозерного района (Северного края)
живет Прасковья Евграфова, обучавшая книжному письму Анастасию Дмитриевну Носову. Рассказы этих лиц могли бы значительно дополнить наши сведения о переписчиках рукописей. Кроме того, в делах бывших петрозаводских губернских учреждений, ныне хранящихся в Центральном историческом архиве Карело-Финской ССР, наверняка найдется немало ценного документального материала о книгописном деле в Карелии в XVIII—XIX вв



В дополнение к рассказу А. Д. Носовой ниже публикуем «Чинное установление о письмах», являющееся частью Устава Лексянского общежительства. Оно печатается по поморской рукописи первой четверти XIX в., Библиотеки Академии Наук СССР, собрания В. Г. Дружинина, № 307 (лл. 166—168'
Из «Установления» видно, что в Лексинском общежительстве был строгий контроль за переписчицами рукописей. Из него также видно, что в общежительстве, повидимому, широко практиковалось «своевольно и «неблагословеные» писание. Возможно, что это были те немногие дошедшие до нас поморские сочинения и рисунки, которые резко расходились с монастырской практикой общежительства: в них вместо проповеди «скетизма, мистицизма и нетерпимого отношения ко всему новому, утверждались и прославлялись человеческие чувства, реалистически описывался окружающий переписчиц мир.'
«Чинное установление» в этой рукописи оканчивается словами: «чтоб никаких писем без слова и ведения установщиков^ не было бы», после чего в ней поставлено двоеточие, означающее переход к следующем) параграфу, который мог быть продолжением «Установления» или же началом новой статьи устава, но далее осталось незаписанным более половины листа. Текст печатается в упрощенной орфографии, недописан ные в рукописи киноварные буквы добавлены в квадратных скобках

ЧИННОЕ УСТАНОВЛЕНИЕ О ПИСЬМАХ, ЕГО ЖЕ ДиЛЖНИ ВСИ ГРАМОТНЫЕ ЛИСИЦЫ СО ODACCTBOM СОБЛЮДАТИ
А. Надзирательницы писиц письма писать принимать о. настоящего над письмамы и по его слову давать писать. А без его слова ничего не писать А пненцам без настоящего над письмами и без надзнрательницына слова ничего не писать
[В]сем лисицам и большим и подначальным без благословения и без повеления ничего не писать нн себе ни прочим кому. И отнюдь о сем великое опасство и дети, да без благословенных ради писем самем бы неблагословенных не быть и пишущих неблагословенных не учинить.
[Д]олжнь наказана бытн, кагор ни пишут неблагословенно. И письма у них обрать и самех их в труды братския отдать. И чтобы в такня грехи неблагосдовенныя не впадати, должно надзирательнице чащше пискл и письма надсматривати. Такоже и большухи келейней частее обсматри- 1
вати писиц, чтоб они благословенное писали, а своевольне и не благословение не писали бы.
[К]ому от писиц понадобится про себе ради службы церковныя что написать, чтоб о сем просили. И аще благословят, благословенно бы писали, а без благословения и без веления настоящего над письмами отнюдь бы не писать.
[П]исали бы писицы тщательно, яко богу служаще, а письмо свое объявляли б на письме имянно всякая. Как начнутся с Покрова писать, и с коего времене до коего, какое письмо кая пишет и колико каких тет-ратей напишут, о сем надзирательница и коей приказано писицы подлинный бы росписи писали и имянно по статьям объявляли.
[Н]ачальницы и подначальный писицы тщательно да исполняют выше-нисанныя, ибо за благопослушное тщание и радение приимете от бога и от церкви его благословение. Блюдите же, да некогда кая за нерадение и неисправление достойна будет наказания.
[Г]рамотки аще случится к кому писать, у уставщика о том вопроша-тися и аще она велит, тогда писать. Такожде и к ел ей ней болынухи о сем сказать. А когда не прилунится уставщика, тогда доложитися у своей келейной большухи. А большухи разсуждать — надобно ли писать или ненадобно. Надобно о сем с прилунившимися большими посоветовать и в пользу что приказать писать. И как прибудет уставщик, тогда ей сказать, и чтоб без уставщикова и келейных наставниц о предельных никто б никуда ничего не писали, под страхом жестокаго наказания. И большухи бы о сем крепко надсматривали, чтоб никаких писем без слова и ведения уставщикова не было бы.