КАРЕЛЬСКАЯ ЧАСТУШКА

[/right]

Так писал поэт Федор Глинка, заехавший в Карелию сто лет назад. Безра юсгкой, унылой картиной, заключенной в рамку седых валунов и еловых ветвей, рисовалась Карелия и в последующие десятилетня тем, кто смотрел на нее издалека. Потому что издалека не видно было, что з этом крзю издавна цзеда своя своеобразная культура, что на зеленых угорьях издавна звуча ти летними вечерами звонкие песни хороводов и девичьих игр, и что В глухой Карелии не только причитали и плакали, но и складывали прекрасные песни протеста и гнева:
Уж ты, царь мой. осударь-батюшкэ.
[center]Уж ты прикажи меня поить-кормить.
Ты лонть-кормить, на волю выпустить.
Колн ты меня на волюшку не выпустишь—
Ой. да напишу я письмо-грамотку Ко родителю кс батюшке, ко родимой моей
матушке.
Ой, да сии все твое царство огнем сожгут. Твоих воинов всех они пеоебьют,
А тебя самого—во полон возьмут. '*)[/center]

Но смелые песни эти долгими десятилетиями звучали приглушенно, вполголоса. И когда в 60 — 70-х годах прошлого века Рыбников и Гильфердинг были в Карелии, они услыхали другие напевы: древние строфы былин и тех песен, которые могла пропустить царская цензура.
Из монументальных коллекций двух этих собирателей читающая Россия едва ли не впервые узнала о великом богатстве народного эпического и лирического творчества, затерянного в карельских лесах. Постепенно открылось, что леса эти обильны не только белкой и клюквой, но и неисчерпаемой красотой мелодий, сказок и легенд, которые веками отлагались в краю, отражая верования, вкусы, идеалы и художественное развитие складывавшего их народа.
Между крупными фольклорными жанрами примерно ко второй половине XIX века незаметно и густо проросла в Карелии и маленькая частушка.

Она выросла гораздо позднее древних былин, рун, сказок, заговоров и причитаний. Новые, более тревожные, более гибкие темпы жизни требовали и песни более гибкой, более отзывчивой, более чуткой к злободневности, чем была старая монументальная лирическая песня. Форма частушки—музыкальная выразительная миниатюра—удовлетворила этим требованиям.
[center]Косила я косила Сено на болоте...
Дроля к промыслу поехал,
Ночь была туманная.
Мама печку затопила.
Золотые угольки...
Шила, шила, не дошила Розовой передничек...[/center]

Это были будни. Исходные моменты тематики частушки долгое время не выходили за пределы этих узких деревенских будней.
Правда, кроме деревень, в старой Карелии были два — три захолустных городка, но значительных промышленных предприятий не было почти вовсе. Единственным крупным индустриальным предприятием был Онегзавод в Петрозаводске. Опираясь на слова старых рабочих, можно с уверенностью сказать, что подпольного заводского фольклора на нем складывалось немало, но фольклор этот тщательно укрывался от глаз прежних собирателей и до советских фольклористов дошел только в незначительных обрывках. Но у карельской деревни были и другие, бесконечно обширные темы для художественного использования в песне: семейный уклад, любовная лирика, рекрутчина, солдатчина; эти частушки до нас дошли, и по ним мы можем проследить сегодня целый ряд социальных моментов из быта старой Олонии. Для этих лирических частушек (шли найлени в свое время такие тонкие рисунки, такие нежные краски, что и сегодня, через много десятков лет, когда от хозяйства и быта старой России остались только печальные воспоминания, ни тшательно собираем и бережем эти лирические миниатюры, как ценное художественное наследство.
Тематика старой любовной и семейной карельской частушки по большей части грустна: беднячка-девуШ’а влюбилась в неровню,—дроля изменяет ей для богат ой .суиротивницы*.
[center]Полюбила из конторы.
Не попала за него:
Нехватило капиталу
У папаши моего-."[/center]

Покинутая невеста пытается призорожить обманщика, иззесш .супостатку* ядом, наконец, покончить с собой, но, в конце концов, смиряется и пробует найти новое счастье. Теперь, кажется, измены не будет: лр ля любит крепко к честно:
[center]У.илый сватался, катался.
Трое саночек сломал.-
Дроля—бедняк сам и приданого не требует:
Говорила я милому:
—Не с богатого я дому.
—Дорогая ты моя.
Не выбираю дсму я.[/center]

Но бедный зять не входит в рзсчеты родителей невесты. Они с радостью готовы отдать молоденькую красив; ю дочь более богатому претенденту. В рыданиях проходит девишник:
[center]Приневолили родители
Икону шлозать.
А « заплакала, сказала:
—Данте годик погулять.[/center]

Наступает и роковой день свадьбы. Девушка уезжает от венца, обливаясь слезами, а покинутый жених грустно смотрит ей вслед:
[center]Мою милочку венчали,
Я на паперти стоял.
Повенчались и умчались.
Я головкой покачал.[/center]

Начинается замужняя жизнь. Ока приносит мало радости. Семья велика: свекор со свекровью, девери, золовки. Каждый имеет право куражиться над бедной молодкой, особенно к тому же, если она взята из бедной семьи. Скоро появляется и новая забота; молодка, плача, предупреждает прежних подруг:
[center]Не ходите, девки, замуж,
Ваши веки пропадут:
С первых лет ребята будут,
Вам спокою не дадут.[/center]

Очень скоро открывается и главный порок нелюбимого мужа:
[center]За рекой собачка лает,
Видно, парочка идет:
Таня в шелковом платочке
Мужа пьяного ведет.[/center]

Забывается обида, нанесенная родителями при насильной выдаче за постылого жениха. Все-таки родители самые близкие люди, они посочувствуют, помогут советом и ласковым словом. Убитая горем молодка стремится к матери. Но и это утешение у нее отнято:
[center]По могилушке ходила.
Песочек рассыпается.
Родитель-маменьку будила —
Она не просыпается.[/center]

Одиночество, изнуряющая работа, молчаливое глухое горе, преждевременная старость... А потом—крест с голубцом под елками погоста, и у креста—молодая дочь с теми же слезами и жалобами. И так из поколения в поколение.
Свое извечное горе было и у мужской молодежи:
[center]Брат, забрили, брат, забрили Наши головы с тобой...
Брат на брата поглядели,
Покачали головой.[/center]

Набор рекрутов, сцены „у приема", отчаяние родителей и вопли покидаемой невесты—все эти тяжелые картины были издавна известны старой деревне и повторялись из года в год. Особенно жутким воем выла деревня, когда новобранцы уходили прямо на верную смерть:
[center]Распроклятый царь-германец
Много горюшка навел.
У баб мужей, у девок милых
На позиции увел.[/center]

Но и тут печаль облекалась в стройные образы:
[center]Если б травка не завяла.
Снова б цветики цвели.
Если б дролю не забрили,
Нас бы век не развели.[/center]

И все же сквозь извечное горе тяжелого семейного быта и проклятой рекрутчины неиссякаемым ключом пробивался яркий инстинкт молодости и жизненной энергии. Наряду с печальными зарисовками старая карельская частушка хотя и в небольших количествах, но все же дает нам образцы и веселого плясового напева, и тематику молодого задора и молодого протеста:
[center]Пойду плясать Под милого дудку.
Надену сарафан.
Зеленую юбку.
Пойду плясать По соломинке,
Сердечко болит По зазнобинке.
Татка, мамка очень ловки.
Все держали на веревке.
Хоть держите на гужу—
Захочу, так убежу.[/center]

В художественном отношении карельская частушка стоит очень высоко. Как правило, старые северные частушки вообще значительно лиричнее, красочнее и нежнее, чем частушки многих других райяов. Карельские же частушки и среди северных отличаются своим рисунком и ароматом. Этому в значительной степени научила карельская природа, разнообразная, богатая, полная шелестов и оттенков:
[center]Стоит березка на межи.
Стоит и не качается...
Две березки тоненьки,
Листики зелененьки,
Сучья до земли висят...
Полно тоненькой березке Над водою низиться...
Как на дальнем на болоте Уточки закрякали...
Девки ягоды берут.
Я одна —морошку...
Не хочу водицу пить.
Водица моховая...
Не хочу водицу пить,
Водииа вересовая...
Всрссовые кусточки.
Вы мои свидетели...
Как над Нивой, над рекой
Согнулась елочка дугой...[/center]
Сквозь ели и березки, над серыми камнями и над болотами, поросшими морошкой, встает, как в дымке, пейзаж старой Карелии—каменистые, разгороженные убогими изгородями ноля, покосившиеся избушки бедняков наряду с высокими кулацкими .пятистенками*:
[center]Наше поле каменисто,
Ваше каменистее...
В нашем поле огорода
Часто нагорожена,-
Ты, косая огорода,
Не стоишь, не валишься[/center]
Ласковые слова, которыми обмениваются влюбленные, взяты из того же леса и дышат той же местной спецификой:
[center]Ягодияка-клюквиикз,
Куда ты у катил а ся?[/center]
Лирическая частушка старой Карелии полна образов, полна звучания:
[center]Пойду иа ручей на бегучий,
Сяду пэ зыбучий мост.
Полапало злого горя,
Словно инея в лесу.,.
Болят ножки от дорожки...
Повенчались— и умчались...[/center]
Обилие внутренних рифм, ассонансов, разнообразную строфику, красочность языка—словом, все богатство своей поэтики частушка старой Карелии донесла до самой революции и сумела полностью перелить в те новые напевы, которые зазвучали в новой — советской Карелии.

[center]Ходят волки по реке Белыми барашками.
Переполнен Петроград Матросскими рубашками...[/center]

Великая пролетарская революция принесла старой Карелии, как и всей стране, громадные возможности новой жизни. В революционные дни 1917 года было не до того, чтобы записывать частушки, а когда о них вспомнили,—многие десятки их, несомненно, уже пропали, вытесняемые из памяти города и деревни все новыми и новыми событиями, набегавшими в эту эпоху вал за валом.
Гражданская война вызвала высокий под'ем сурового героизма. Уверенность в победе не гасла ни на минуту:
[center]Ты из плачь, родная тетка.
Не горюй, родная мать.
Разобьем бслобзидитое.
Возвращусь домой опять.[/center]
Эта победа была зубами вырвана у истории.
Трудящиеся Карелии не были одиноки в своей борьбе против белофинских бандитов и белогварлейскс-антантовскей интервенции. Братская помощь русскою рабочего класса и героической Красной армии дали возможность разбить врагов иа-голову, отбросить их за пределы страны Советов:
На болоте на моху Плавают листочки.
Красная армия подходит,
Подаст свисточки.
Гражданская война кончилась. Но в стране еше мутной накипью держались остатки старой экономики, старых верований, старых устоев. Советская Карелия вышла на новый фронт:
Собралась нас полна рота Из рзбочих-бсаняков Защищать свои советы От богатых куланов.
Кулаки были в каждой деревне: скупали рыбу, хищнически эксплоатировали лес, держали мелочные лавки. Беднячество, почувствовав возм жность победы, подняло свой гневный голос против мироеда-кулакэ, против старого гнета. Это ярко отразилось в частушке.
Ио кулак ожесточенно бэролся—оружием, поджогами и клеветой, насмешкой, ложью. Однако, новая деревня знала, что
Ни обрезы, ни поджоги Не помогут кулакам.
Не помогла и змеиная злоба слов. Их заглушал звонкий напев советской антикулэцкой частушки:
[center]Дождь идет, дождь идет.
Вода с крыши льется,
А на нашей сете
Колхоз создается.[/center]
Бороться надо было не только с кулаками—со всеми старыми традициями, которые, как прогнившие мостины, лежали поперек жизни. Прежде всего следовало освободиться от паутины суеверных страхов:
К отцу, да х божей матери Дороги больше нет.
К Алеше председателю Толпой идут в совет.
Можно ли было итти по старой дороге, когда перед деревней распахнулись двери в новое светлое будущее? Молодежь хлынула на собрания, в школы, на доклады, на кино-передвижки:
Как у нас в избе-чнтзльяе Натянули полотно—
Дзжг старые старухи Собрались смотреть кино
Из школы, из клуба были принесены совсем новые интересы и запросы. О бывших пастухах, бродивши* когда-то в лаптях по болотам в поисках загулявших купеческих коров, запели сегодня небывалое:
Что-то за морем синеет.
Видно, тучи тучатся.
Чернобровый ягодиночка На курсах учится.
Исчезла старая жуткая рекрутчина. В Красную армию молодежь идет с радостью и гордостью, горя желанием защищать завоевания революции и зная, что служба в Красной армии—лучшая школа:
Ехал в армию я темный,
Возвращусь домой ученый.
В Красну армию пойдешь—
Будешь 'умным, хошь не хошь.
Вопрос о комсомоле, о новой идеологии, ломающей древний домострой, становится все острей. Уже не только парни, но и девушки выходят из-под тупого семейного деспотизма:
Вы не слушайте родителей,
Идите за любых,—
советуют друг другу невесты. Прежняя семейная жизнь их, конечно, уже не удовлетворяет. Влекут к себе новые идеалы:
За рекой рябины много,
Накидаю переход.
Я за речку выйду замуж,
Там культурнее народ.
Небывалые требования пред'являются и к „дроле“:
Сколько лесу ни рубила,
Крепче дуба не нашла.
Сколько милых ни любила,
С комсомольцем в ЗАГС пошла.
Школа, клуб, комсомол, решительные сдвиги в семейно-бытовом укладе—все эго постепенно приводит к тому, что никто уже не удивляется, когда прежняя забитая, неграмотная девушка заявляет с гордой радостью:
Меня выбрали в совет Женской делегаткой.
Нет больше семейного гнета, нет прежнего подневольного положения. Уже по-новому складывается семья, в корне изменился и вопрос о детях. В советской деревне они —не мучение для изможденной матери, а украшение и счастье семьи:
Птичка пела, птичка пела
Во саду без клеточки.
Кто милей нам всех на свете?
Пионера-деточки.
Выведенная из топких болот, из-за темного залесья на широкую дорогу советского строительстза и советской культуры, карельская деревня не могла не понимать, что эта дорога ведет ее к зажиточной и радостной жизни. Сама собой сложилась частушка, зазвучавшая одновременно в нескольких углах Карелии:
Трудовые все крестьяне Дело приняли всерьез. Завтра вечером собранье О вступлении в колхоз.
Радостная работа, радостная жизнь требует лирической песни—не прежней тоскливой и надрывной, а песни живой, искрящейся, молодой. Деревня складывает ее сегодня о самых разнообразных явлениях своего нового быта. И совсем особым лирическим под‘емом звучат сегодня среди массы этих частушек те, которые
полны горячей благодарностью и любовью к создателям этой новой жизни —к партии, к великому вождю и другу трудящихся—Сталину:
Лодожлнте, я спою,
Слушай-ка. ты. Настя.
Жить прекрасно, хорошо За советской власп.ю.
По завету Ленина,
По совету Сталина Мы построили колхоз.
Верный путь крестьянина.
Мы зажиточными стали,
Хорошо живем сейчас.
Это ты. товарищ Сталин.
От нужды избавил нас.

Растет хозяйство, экономическая мощь новой Карелии. Растет грамотность, сознательность, общая культурность края. Все радостнее, все счастливее ошушая и сознавая себя хозяевами страны, жители древней Олоиии, сегодняшней Карельской АССР, под руководством партии Ленина—Сталина участвуют в великой социалистической стройке, как равноправные члены великой семьи народов Советского Союза. Навсегда уничтожен гнет царских чиновников, богатеез-лесопромышленников и мироедов-кулаков, хищнически эксплоатировавших природные богатства Карелии и высасывавших последние соки из ее трудового населения. Леса, недра и все природные богатства Карельской АССР являются общенародным достоянием, они разрабатываются планомерно и исключительно в интересах трудящихся. Новостройки, кол-хозы, совхозы, горные разработки поднялись дружными усилиями масс над былыми болотами. Материальное бчэгосостояние и культурный уровень трудящихся выросли неизмеримо и продолжают расти невиданными те мпами.
Трудящиеся Карельской АССР недавно торжественно отпраздновали принятие новой Конституции Карельской Автономной Советской Социалистической Республики, являющейся родной дочерью великой Сталинской Конституции. Право на труд, право на отдых, право на образование, зажиточная, радостная жизнь трудящихся города и деревни, неизмеримые перспективы дальнейшего хозяйственного и культурного роста — все это навеки гарантировано всем гражданам СССР, в том числе и народам Советской Карелии.

Советская Карелия вместе со всей страной участвует в плане великих работ:
Скоро, скоро мы уедем На заводе работать.
Станем, станем на заводе Пятилетку выполнять,—
так поют девушки, собираясь на лесозаготовки, на лесопильный завод.
[center]В Повение ударю я —
А в Туломе отзовется.
Вся ударников семья
За единый план дерется,—[/center]
вторят им парни, отрубая топорами сучья столетних поваленных в сугроб колод. Но Карелия богата не только лесом:
[center]Тонны рыбы добываем,
По-ударному гребем,—[/center]
это песня рыбаков Поморья. Работа сплавщиков, рыбаков, колхозных бригад на полях, стахановское движение и ударничество—обо всем этом поются сегодня десятки и сотни частушек:
[center]По-стахановски трудиться,
По-бусыгински ковать.
С Виноградовой сравниться.[/center]
Кривоноса обогнать,— вот о чем мечтает сегодня Карелия.
Поются частушки и еще на одну тему, без которой неполон был бы сегодня перечень главнейших достижений Советского Союза, на основе которых совершается невиданно-быстрый хозяйственный и культурный рост Карелии. Эта тема—Беломорканал. Деревня видела:
Как по Выгу по реки Засверкали огоньки.
Складывали частушки и сами строители:
[center]Мы канал построим в срок,
Образцово, крепко, впрок.
Хорошо и начисто.
Одним словом,— качество.[/center]

Уже этот краткий очерк показывает, насколько многогранна, отзывчива и лирична карельская частушка. В данном сборнике представлены различные образцы ее, любопытные как в отношении тематики, рисующей старый и новый быт Карелии, так и в отношении художественной ценности. Многие старые лирические частушки вошли в песенный обиход советской молодежи, многие складываются и сегодня. Это—живой процесс, и каждому, кому случится наблюдать его, следовало бы тщательно фиксировать этот летучий материал. Наша эпоха, эпоха великой Сталинской Конституции, необычайна и неповторима, и чем полнее уловим мы сегодня ее отражения в народном искусстве, тем более благодарны будут нам и наши современники, и идущие за нами поколения.

[right]
Н. Коллакова