Обряд поминовения умерших

Обрядъ поминовенія умершихъ въ 40-й день у чудиновъ западнаго побережья Онежскаго озера. Часть - II.

Служба окончена. Родные и знакомые ѣдутъ на поминальный обѣдъ. Но теперь душа не спѣшитъ домой вмѣстѣ съ ними: она ждетъ „служителя церковнаго—своего молитвенника деннонощнаго”. Дома ей опять предстоитъ встрѣча, но встрѣча болѣе почетная, чѣмъ вчера.

Завидѣвъ издали спутника души— батюшку, всѣ домашніе, родные и знакомые выходятъ на улицу. Впереди всѣхъ баба несетъ ржаной кисель съ молокомъ, а въ постъ съ „сулоемъ”, а за ней по-парно идетъ десятокъ сродницъ съ полными тарелочками разнаго рода ястій. По примѣру священника всѣ, положивъ на себѣ крестное знаменіе, берутъ по ложкѣ киселя, подходятъ подъ благословеніе къ батюшкѣ и кланяются ему въ ноги. Процессія съ преднесеніемъ киселя возвращается въ избу, гдѣ причтъ кряду поетъ литію за умершаго.
Затѣмъ слѣдуетъ чаепитіе и обѣдъ. За чаемъ и обѣдомъ по правую сторону священника „на уголку” ставятъ приборъ и „подносье” для души.
Все идетъ обычнымъ порядкомъ, пока батюшка, отвѣдавъ традиціоннаго киселя, не положитъ ложки. За этимъ бабы слѣдятъ внимательно и по этому знаку начинаютъ голосить:
«Вы, попы, отцы духовные,
«Вы причетнички церковные,
«Вы поѣшьте-тко, покушайте...
«Ты поѣшь, родимый батюшка, )
«Не обезсудь, не распрогнѣвайся:
«Мало питьицовъ медьяныихъ,
«Мало яствицовъ сахарныихъ»... и т. д.



„Причити” продолжаются до тѣхъ поръ, пока всѣ не встанутъ изъ за стола и не поблагодарятъ хозяевъ за угощеніе. Родственниковъ и сосѣдей на „сорочинахъ” бываетъ немало и потому приходится „ставить” за первымъ два и три стола. Но вотъ, всѣ накормлены. Со столовъ все прибрано. Только въ большомъ углу на столѣ, покрытомъ скатертью, оставлено блюдо съ киселемъ да пустая тарелка. Батюшка возлагаетъ на себя эпитрахиль, а псаломщикъ беретъ съ божницы просфору и ставитъ ее на тарелку. Положено начало литіи, пропѣто „Святыій Божій”... „Отче нашъ”... Съ началомъ пѣнія „Со духи праведныхъ” псаломщикъ беретъ тарелку съ просфорой и впереди всѣхъ выходитъ изъ избы; за нимъ слѣдуетъ священникъ, затѣмъ баба съ киселемъ и наконецъ, всѣ присутствующіе. Шествіе въ томъ же порядкѣ продолжается по дорогѣ къ кладбищу. Теперь впереди всѣхъ уже появляется вчерашній мальчуганъ опять верхомъ на запряженной лошади. Пройдя такимъ образомъ саженъ 30—40, всѣ останавливаются. Батюшка возглашаетъ „вѣчную память”. Душа въ это время садится въ приготовленный экипажъ и возвращается туда, откуда наканунѣ прибыла. Продолжительное кажденіе священнослужителя сопровождаетъ ее въ дальній путь. Снова всѣ „поминаютъ киселемъ, подходятъ подъ благословеніе къ священнику и кланяются ему въ ноги. Обрядъ поминовенія оконченъ. „Слава-ти, Господи слышится среди бабъ, „отпустили душеньку раба(ы) Божьяго(ей) имя-рекъ”!

Кромѣ службъ церковныхъ, въ этихъ поминкахъ нѣтъ ничего христіанскаго. Отъ нихъ вѣетъ сѣдой стариной языческихъ обрядовъ религіи финскихъ племенъ. По отшествіи отъ міра сего, люди почти не измѣняются и уходятъ на „тотъ свѣть”. — „Тотъ свѣтъ” — не есть что-нибудь опредѣленное и съ представленіемъ о немъ не соединяется христіанское представленіе о загробной жизни. Жизнь умершихъ „на томъ свѣтѣ” проходитъ рядъ пиршествъ и угощеній, которыя представляютъ изъ себя ничто иное, как „сорочинные обѣды”, устраиваемые ихъ живыми родственниками. На эти обѣды умершіе и приглашаютъ по очереди другъ — друга. Въ угощеніяхъ недостатка никогда не ощущается: люди во множествѣ умираютъ ежедневно, слѣдовательно и „сорочины” справляются на землѣ тоже ежедневно. „Сорочинный обѣдъ” необязательно устраивать въ одно опредѣленное время, именно въ сороковой день по смерти, а можно — спустя даже годъ, два и такъ до сорока ). Но, если въ теченіе этого продолжительнаго періода времени родные не позаботятся объ этомъ, то жизнь умершаго становится „на томъ свѣтѣ” невыносимой: его умершіе собратья не только лишатъ его угощеній, но будутъ еще „дразнить”. Поэтому-то всякій чудинъ считаетъ своимъ священнымъ долгомъ справить „сорочинный обѣдъ” и тѣмъ „отпустить” — успокоить душу умершаго сродника.