Мертвая гора

Года два назадъ мнѣ пришлось проѣзжать по Олонецкому тракту. Дѣло было лѣтомъ. Дни стояли такiе жаркiе, что почти не было никакой физической возможности передвигаться съ мѣста на мѣсто. Однако, не взирая на жару, духоту и пыль, столбомъ поднимавшуюся отъ конскихъ ногъ и колесъ тарантаса, я цѣлый день ѣхалъ, такъ какъ въ Петрозаводскѣ меня ждали дѣла. Къ вечеру я, совершенно разбитый, добрался до станцiи П. Отсюда уже было всего двѣ станцiи до города. Немного отдохнувъ и напившись чаю, я немедленно приказалъ подавать лошадей и поѣхалъ впередъ. Солнце уже сѣло и въ воздухѣ вѣяло вечерней живительной прохладой, которая особенно прiятна бываетъ послѣ духоты жаркаго дня. Лошади бѣжали дружно, колокольчикъ уныло позвякивалъ, а временами, когда лошади прибавляли рыси, онъ начиналъ такъ отчаянно заливаться за душу хватающими звуками, точно жаловался на свою горемычную судьбу. Я чувствовалъ, что эти звуки тоскующаго колокольчика отзывались гдѣ то въ глубинѣ моей души, какъ будто тамъ было что то родственное тоскѣ, и мною мало по малу начала овладѣвать какая-то безотчетная грусть, которую еще усиливалъ ямщикъ, тянувшiй однообразную и жалобную пѣсню о томъ, какъ какая-то его «люба» обманула его и что съ тѣхъ поръ душѣ его нѣтъ покою.

Немного погодя меня стало клонить ко сну. Я протянулъ ноги, уткнулся въ уголъ кибитки и закрылъ глаза. Хотя постель была не совсѣмъ удобна, но я такъ сильно усталъ за день, что мало по малу, подъ заунывныя завыванiя ямщика, началъ погружаться въ сонъ и, наконецъ, ямщикъ, кибитка, тарантасъ, лошади совершенно исчезли, а вмѣсто ихъ предъ моими глазами появились всевозможныя чудесныя видѣнiя, смѣнявшiяся съ невѣроятной быстротой. Не знаю, долго-ли, коротко-ли я спалъ, но вдругъ надъ самымъ ухомъ услыхалъ отчаяннѣйшiй крикъ ямщика:
«Баринъ! баринъ! ради Бога, баринъ…
Я вскочилъ. Передъ тѣмъ мнѣ снилось, что я путешествую по дикимъ странамъ и еще не совсѣмъ отрѣшившись отъ сновидѣнiй, я вообразилъ, что, по крайней мѣрѣ, на насъ сдѣлала нападенiе цѣлая орда людоѣдовъ. Между тѣмъ, ямщикъ продолжалъ выдѣлывать на разные лады на невозможномъ русско-корельскомъ дiалектѣ.
– «Баринъ, баринъ! милый баринъ…»
Осмотрѣвшись кругомъ, я убѣдился, что никого нѣтъ и съ удивленiемъ уставился на ямщика, дрожавшаго въ страхѣ. Лошади стояли.
– Что ты? чего ты орешь? обратился я къ ямщику. Вмѣсто всякаго отвѣта ямщикъ съ ужасомъ указалъ кнутомъ направо. Направо отъ дороги, вдоль ея, высокимъ гребнемъ лежала гора, покрытая рѣдкимъ сосновымъ лѣсомъ. На видъ мѣстность была восхитительная, особенно при блѣдномъ освѣщенiи iюльской ночи. – «Мертвецъ, баринъ! Вона гдѣ!» произнесъ шепотомъ ямщикъ, снова указывая направо. Тутъ только я понялъ причину страха ямщика. Мы стояли у знаменитой, среди суевѣрныхъ кореловъ, «Мертвой горы». Бывая раньше въ этихъ мѣстахъ, я уже слыхалъ преданiе объ этой «мертвой горѣ». Меня все подмывало покопаться на этой горѣ, но какъ то все выходило такъ, что не могъ добраться.

Вотъ это преданiе.
Когда во времена междуцарствiя на Руси бродили шайки «шишей» и разнаго другого сброда, то сѣверъ не миновалъ также злой участи остальной Россiи. Бродячiя шайки изъ людей разныхъ нацiональностей: поляки, евреи, даже казаки и сами русскiе, заходили и въ нашу губернiю, гдѣ все предавали грабежу, огню и мечу. Въ г. Олонцѣ, въ то время бывшемъ крѣпостью, стоялъ гарнизонъ государственныхъ ратниковъ. Бояринъ, начальствовавшiй этимъ гарнизономъ, услыхавъ, что прибрежная полоса Онежскаго озера подверглась разрушительному набѣгу разбойниковъ, двинулся со своей ратью навстрѣчу разбойникамъ, которые, по его расчету, разграбивъ Прiонежье, должны были двинуться на Олонецъ. Расчетъ боярина оказался вѣренъ и онъ встрѣтилъ разбойниковъ у «мертвой горы». Произошла кровопролитная схватка, въ которой бояринъ, успѣвшiй со своими ратниками занять болѣе выгодную позицiю, одержалъ блестящую побѣду, совершенно разбивъ разбойничью шайку въ нѣсколько сотъ человѣкъ. Убитые были похоронены на той же самой горѣ, которая съ этихъ поръ и получила названiе «мертвой». Говорятъ, что долго послѣ этого въ полуночный часъ на этой горѣ раздавались вопли и стоны. Это грѣшныя души разбойниковъ блуждали по землѣ. Суевѣрные жители карелы долго не смѣли въ этотъ часъ проѣзжать мимо этого ужаснаго мѣста. Еще и теперь въ нѣкоторыхъ, какъ напр. въ моемъ ямщикѣ, вызываетъ оно суевѣрный страхъ.

При восклицанiи моего ямщика: «мертвецъ!», я взглянулъ на указываемое мѣсто и увидѣлъ то, что могло испугать и не погрязшаго въ суевѣрiяхъ корела. Вѣроятно, вымытый дождями, на половинѣ горы приблизительно, лежалъ человѣческiй черепъ.

«Совсѣмъ какъ смерть рисуютъ», подумалъ я, выскочилъ изъ тарантаса и направился къ черепу. Ямщикъ мой въ ужасѣ закричалъ.
– «Баринъ, баринъ! куда ты?»
Мнѣ показалось, что онъ хочетъ ударить по лошадямъ и удрать и я закричалъ.
– Стой, чортъ тебя побери! Ни съ мѣста!

Парень безнадежно опустилъ руки и такъ же безнадежно взглянулъ въ мою сторону, вѣроятно считая меня погибшимъ.
Подойдя къ черепу, я взялъ черепъ и былъ удивленъ тому, какъ онъ почти нисколько не подвергся разрушенiю. Бѣлый, точно отполированный, хоть сейчасъ въ любую медицинскую лабораторiю. Мнѣ захотѣлось взять этотъ черепъ съ собой и я понесъ его въ тарантасъ. Ямщикъ мой завопилъ благимъ матомъ на весь лѣсъ. Меня это взорвало.

– «Замолчишь ты, чортовъ сынъ, или нѣтъ, или я тебѣ этой самой штукой по башкѣ съѣзжу». Закричалъ я на него и сунулъ черепъ въ кузовъ тарантаса. Ямщикъ въ ужасѣ замеръ на козлахъ, словно ожидая, что вотъ сейчасъ мертвецъ ему вцѣпится сзади за горло.
Я взялъ палку и пошелъ опять къ тому мѣсту, гдѣ лежалъ черепъ. Тамъ я ковырнулъ разъ другой въ мягкую землю и къ радости своей выковырнулъ изъ земли наконечникъ стариннаго копья и какую-то металлическую бляху съ квадратнымъ отверстiемъ въ срединѣ. (Эти вещи мною посланы моему знакомому профессору – археологу тогда же). Больше, несмотря на старанiя, ничего не нашелъ, какъ будто все это съ черепомъ было приготовлено для меня, и мы поѣхали дальше. Черепъ мой ямщикъ ухитрился утерять по дорогѣ, какъ заявилъ мнѣ на станцiи, и былъ, кажется, чрезвычайно этимъ доволенъ.

Съ этимъ и кончаются мои воспоминанiя о «мертвой горѣ». Иногда мнѣ думается, почему бы не произвести на этой горѣ археологическихъ раскопокъ? Найденныя мною вещи вѣдь доказываютъ то, что тутъ можно кое-что найдти. Да, за отсутствiемъ иницiативы, много у насъ пропадаетъ добраго!