Иностранцы в советской Карелии 1931-1935

В российском обществе утверждение о непредсказуемости прошлого превратилось в штамп. Действительно, в последние десятилетия чего только не узнали жители России о своей уже прожитой и, казалось бы, понятной истории, однако сюрпризы следуют один за другим.

Многие в современной Карелии до сих пор не знают, что среди них живут потомки североамериканских финнов, которые в начале ХХ столетия дважды меняли отечество в поисках своего Эльдорадо. Кто же они, американские финны? Зачем ехали в советскую Карелию? Сколько их было? Какова их судьба? Мысль о привлечении в Карелию финнов из США и Канады у руководителей советской России возникла сразу же после революции. Возглавивший в 1920 году Карельскую трудовую коммуну (КТК) Эдвард Гюллинг начал собирать в республику финнов-эмигрантов, претворяя в жизнь идею национальной карельско-финской автономии. Тогда же появились там и первые североамериканские финны. В 1922 году на севере края начала работать артель рыбаков из США.

Три года спустя на заболоченных землях Олонецкого района группа канадских рабочих и фермеров организовала сельскохозяйственную коммуну «Säde». Дефицит кадров в малонаселенной Карелии ощущался все острее: в стране принимались планы – один грандиознее другого... Выход из положения виделся республиканским властям в расширении поселений и увеличении притока рабочих-финнов из Северной Америки. В 1930 году в США и Канаде насчитывалось около 173 тысяч финляндских иммигрантов. Лучшие из них должны были составить костяк национальных пролетарских кадров республики.

Сначала предложения руководства Карелии категорически отвергались в верхах. ОГПУ СССР, Наркомат иностранных дел и Совнарком РСФСР мотивировали отказы тем, что «использование иностранных рабочих в советских условиях неэффективно». Но с ростом темпов коллективизации и индустриализации стало очевидно, что страна нуждается в квалифицированных кадрах. Состоявшийся летом 1930 года XVI съезд ВКП(б), вошедший в историю как «съезд развернутого наступления социализма по всему фронту», взял курс на «приглашение иностранных инженеров, мастеров и квалифицированных рабочих в СССР».

Осенью того же года в Карелию прибыла первая небольшая группа лесорубов из Канады. Тогда же был согласован в Москве вопрос о массовом переселении квалифицированных рабочих-финнов из Северной Америки (Гюллинг лично обговаривал его со Сталиным и Молотовым). Руководство Карелии развернуло активную пропаганду социалистического образа жизни среди финского населения США и Канады задолго до принятия главных решений.

Важную роль в агитации сыграли левая пресса Америки и коммунисты. С момента образования КТК эмиграционная финская печать, особенно газеты «Työmies» (США) и «Vapaus» (Канада), уделяла много внимания популяризации достижений советской Карелии. 1 мая 1931 года в Нью-Йорке был создан Комитет технической помощи Карелии, основной задачей которого стала широкомасштабная вербовка финнов с целью переселения их в Карельскую ССР. В Северной Америке началась «карельская лихорадка».

Помимо вербовки Комитет технической помощи на деньги переселенцев закупал технику и товары, необходимые для республики. Приобретенное оборудование перевозили в Карелию сами переселенцы, что позволяло избегать транспортных расходов и таможенных сборов. По некоторым данным, на средства североамериканских финнов для Карелии было куплено машин, оборудования и инструментария на сумму более чем 500 тысяч долларов США, или 1 миллион рублей золотом.

Однако практически никто из иммигрантов не представлял себе реального положения вещей в стране, куда они ехали. Многие искренне стремились своим трудом помочь молодой социалистической республике строить светлое коммунистическое завтра. Не стоит сбрасывать со счетов и психологический фактор. Большинство финнов, покинувших когда-то родину в поисках работы и лучшей доли, нашли себе занятие за океаном, но Америка так и не смогла заменить им отечество. Карелия для них – это почти родной дом, там говорят по-фински.

Энтузиазм испытывали даже те, кто не слишком верил коммунистической пропаганде. Об искренности намерений иммигрантов свидетельствует тот факт, что многие полностью распродавали свое имущество, закрывали счета в банках, лишая себя возможности вернуться. Всего с 1931 по 1935 год в Карелию переехало около 6,5 тысячи североамериканских финнов. Свыше трети из них составляли не занятые на производстве женщины и дети. …Радужные ожидания иммигрантов не сбылись.

С конца 1932 года стало нарастать число желающих уехать из Карелии. В общей сложности к осени 1935 года республику покинуло свыше 1,5 тысячи человек. В американских газетах появились статьи о мытарствах, которые пришлось пережить этим людям. Карельская пресса называла подобные публикации «гнусной клеветой на социалистический образ жизни» и печатала опровержения.

Тем не менее рассказы реэмигрантов отрезвляюще подействовали на соотечественников, и к лету 1935 года поток переселенцев в СССР практически иссяк. Большинство североамериканцев оказалось абсолютно не готово к «советскому образу жизни». То, что в документах именуется жилищно-бытовыми условиями, вызывало у них шок: они не привыкли жить в бараках по пять-шесть человек в комнате, без всяких удобств (один умывальник на три барака!). В некоторых организациях в одну комнату селили по две-три семьи. В помещениях, не приспособленных для зимы, не было электричества, мебели, они кишели насекомыми.

Лучше всего обстояло дело в Петрозаводске и в тех поселках, где иностранцы сами строили себе жилье. В других местах рабочие также готовы были строиться, но постоянно не хватало материалов, транспорта, денег и т. д. Вторая проблема – питание. Новоприбывших сразу прикрепляли к общественным столовым, но кормили там плохо и дорого. «Живем неважно, – писал из Кондопоги домой один из переселенцев. – Все время нажимают, а насчет питания не заботятся.

Здешние обеды ни в какое сравнение не идут с питанием американского безработного: на первое суп – водянистая похлебка, на второе несколько ряпушек, и стоит это 1,5 рубля». Из-за некачественной пищи многие приехавшие начинали болеть, был зафиксирован ряд смертельных случаев от желудочно-кишечных заболеваний. Медицинская помощь оказывалась далеко не всегда и не везде. В некоторых поселках не было и врачей – лишь фельдшер с весьма скудным набором лекарств.

Камнем преткновения для многих становилась и производственная деятельность. Несмотря на то что в ряде мест иностранцы имели больше преимуществ, чем местные рабочие (повышенные расценки, лучшие делянки, техническое оснащение), работа, ради которой они ехали в Карелию, не приносила удовлетворения. Американцев поражали условия, в которых приходилось трудиться, безалаберное отношение к делу рабочих и даже руководителей.

Например, летом 1932 года рабочие иностранного поселка на Голиковке, в Петрозаводске, пытались с возмущением втолковать проверяющему, что уже 9 месяцев не работает привезенная ими машина, выпускающая в час 17 тысяч кирпичей, в то время как этой продукции не хватает. Рацпредложения иностранцев внедрялись плохо, рабочие почти не премировались. На производстве царила уравниловка, зарплату нередко задерживали по два-три месяца.

Как выразилась одна из работниц, «в Америке в качестве пособия по безработице я получала 30 долларов, хорошие, с маслом и мясом, бутерброды и не надо было работать, а здесь, как ни работай, получишь одну похлебку». Поменять место работы было чрезвычайно сложно. Формально американские финны не были лишены свободы передвижения, но на практике все обстояло иначе – столица не могла принять всех желающих, в целый ряд мест их не пускали.

В результате иностранцы оказались в роли «приписных крестьян». Оставался только один выход – уехать. Пребывание в Карелии для многих стало непереносимым и из-за отсутствия какой-либо культурной жизни. Особенно страдали женщины, вынужденные сидеть дома с маленькими детьми. «Мы можем ходить в пять мест, – говорили женщины в лесных поселках, – в лавку, за дровами, в баню, к колодцу и в туалет. Разве это может удовлетворить живого человека?»

Правда, люди не сдавались. В Кондопоге, например, в 1934 году только на бумажной фабрике работали драмкружок и молодежная художественная студия, агитбригада имени финской компартии, смешанный хор и оркестр, хореографический кружок и физкультурная бригада домохозяек. Но далеко не везде имелись помещения, где люди могли бы собираться вместе. В некоторых отдаленных лесопунктах не было радио, книг, газет, кинопередвижки приезжали редко, фильмы показывали без перевода.

Партийные и профсоюзные организации периодически проводили различные мероприятия, однако американских финнов общественная деятельность не привлекала. Популярностью пользовался только Осоавиахим, где рабочие могли удовлетворять свои потребности в спорте. Адаптироваться мешал и психологический барьер в отношениях с местным населением.

Обычно иностранцы жили компактно, старались работать отдельными коллективами, как можно меньше соприкасаясь с местными рабочими и администрацией. Привилегированное положение, в котором оказались американские финны, вызывало у полуголодных жителей республики вполне естественную реакцию – иностранцам завидовали, их не понимали и не любили, называли «нахлебниками» и «буржуями». На все жалобы иностранцев на плохое питание, жилищные условия, на недостатки в работе ответ был один: «Езжайте в свою Финляндию или Америку, буржуям нечего здесь делать!»

Впрочем, так было не везде. Быстрее других привыкали к новой жизни канадские рабочие, дети и молодежь. И хотя причин для отъезда у американских финнов было предостаточно, большинство из них все же осталось в республике. Возможно, многим просто некуда и не на что было ехать. Кто-то приспособился, кто-то обзавелся в Карелии семьей. Были среди оставшихся и люди, нашедшие работу по душе и получившие в новых условиях возможность реализовать свои способности.

Были и те, кто «невзирая на трудности, продолжал создавать основу международным пролетарским революциям». Все они постепенно получали советское гражданство (иногда это происходило не по собственному желанию, а по необходимости: продлить иностранный паспорт было гораздо сложнее, чем получить советский). Осень 1935 года круто изменила жизнь в республике. Финское руководство было смещено, в Карелии началась борьба с «финским буржуазным национализмом».

Переселенческое управление было ликвидировано, НКВД тщательно пополнял досье на иностранцев. Однако открыто нападать на американских финнов власти не осмеливались даже в годы большого террора. В партийных документах и сводках НКВД 1936–1938 годов американские финны почти не упоминаются: в материалах, характеризующих обстановку в республике, речь идет лишь о «враждебной деятельности финляндских фашистов» или «буржуазных националистов, выходцев из Финляндии».

Это вовсе не означает, что американцев не коснулись репрессии: они шли под расстрел с теми же формулировками, что и остальные: контрреволюционная деятельность, антисоветская пропаганда, шпионаж, вредительство и т. д. В личных делах обвиняемых могли быть собраны какие угодно сведения о их жизни в Америке, им могли инкриминировать, например, «связь с американскими троцкистами». Однако против них не было сфабриковано ни одного крупного дела, где в качестве главного обвиняемого выступала бы страна, откуда они приехали (как это случилось с Финляндией).

Во всех делах, по которым проходили североамериканцы, они значились просто финнами или «уроженцами Финляндии». Когда речь заходила о шпионаже, то – исключительно в пользу Финляндии, даже если человек родился в Штатах и никогда на своей исторической родине не был. Канада и США остались в числе тех немногих стран, чьи шпионы, по мнению карельского НКВД, в республике отсутствовали. Но главное было сделано: жителей Карельской республики заставили забыть об американских финнах на долгие 60 лет.