Шуя, июнь 1929: Быт севернорусской деревни

3 июня

В село Шуя приехали мы в час дня третьего июня. Погода была очень неустойчивая. Иногда светило солнце, а иногда шел дождь. От села Шуя в трех верстах есть станция Шуйская, на которой мы вылезли со всеми ящиками и корзинами. Хилая ло­шадка, почти совсем облезлая и худая, за три рубля везла на­ши вещи, а мы все в калошах, а кто в чудных туфельках, шага­ли по грязной дороге (18).

Слева и справа дороги вначале мелкий лесок. Ближе к де­ревне около дороги свалена «булыга» — камни для шоссирова­ния дороги (за счет государства). Дорога понижается и видна деревня. Шуя состоит из многих деревень, беспрестанно сра­стающихся друг с другом. Начало деревни, если идти от стан­ции Шуйской, называется Погостом, направо мосток в деревню Ивановскую, где церковь, изба-читальня, сельсовет и школа. Продолжение дороги идет через деревню, слева кооператив. Все дома идут слева, а справа от дороги по берегу реки лежит лес, стоят маленькие постройки — бани. Черные осмоленные лодки в большинстве своем рассохлись и частью затоплены разливом реки Шуя. Река шумливая с довольно сильным тече­нием, часто прерываемая порогами. Начало села называется деревня Вонжинская, стоит на изгибе реки. Чтобы сплавляемый лес не попадал в этот залив, он отгорожен связанными бревна­ми, начиная от церкви и до моста (большой деревянный мост, неразводной). Следующая деревня Пустошь, которая начинает­ся еще до моста. Границу деревень Вонжинская и Пустошь ус­тановить трудно. В деревне Пустошь — школа, где помещена часть нашей экскурсии (3).

Еще по дороге в село Шуя мне представилась не совсем благоприятная картина. Все поля покрыты одиночными боль­шими и маленькими валунами и кучами камней, сложенных ста­рательными землеробами, дабы увеличить полезную площадь для возделывания хлебных злаков. Участки, годные для пахо­ты, испещрены своеобразными изгородями из толстых еловых жердей, чтобы предохранить свои посевы от домашних живот­ных (коров, лошадей, овец). В общем, флора, окружающая се­ло Шуя, на протяжении горизонта очень скудна и бедна: мел­кие кустарники ольхи вперемежку с березой и редкими сосен­ками, полуголые поля, жиденькие, редкие всходы озими, все это создало у меня впечатление, что крестьяне здесь живут в большой нужде, но постройки говорят об обратном (1).

Протяжение села 8 километров. Здесь 22 деревни. Нахо­дится село в устье реки Шуя за шесть километров до впаде­ния ее в Логмозеро. Река, молчаливо несущая свои воды сре­ди низменных малоизвили­стых берегов, светлая зе­лень кустов, перемежаю­щихся вдали с редкими пе­релесками. Деревни могут похвастаться расписными наличниками окон, богато орнаментированными бал­кончиками у мезонинов домов, крышей фасада, украшенной коньком и многим дру­гим искусством рисунка по дереву. Крыши крыты в большин­стве тесом, меньше дранкой, железных крыш нет. Любопытно в строении домов расположение окон. Лицевая сторона дома имеет три или шесть окон, вероятно, здесь сказывалось маги­ческое значение цифры три (без троицы и дом не строится).

Интересно и отлично от других деревень построены здесь изгороди: колья, их составляющие, поставлены наклонно под углом 30 градусов. Крестьяне говорят, что такие заборы проч­нее и удобнее, чем заборы с вертикально поставленными коль­ями.

На полях, которые находятся сразу около дома, высятся одонья, или загороды для сушки овса. Овес здесь вызревает поздно и сушить его приходится в дождливую пору. Овес кла­дется на одонья с таким расчетом, чтобы дождевая вода стека­ла с колосьев, направленных почти вертикально. Устройство одоньев, или загородов, напоминает гимнастические стенки. Это приблизительно четырехметровой высоты и трехметровой ширины сооружение из вертикально поставленных брусьев (двух или трех), в которых просверлены дыры для продевания горизонтально направленных жердей (19).

Дома расположены вне всякой симметрии, в точности вы­полняя все изгибы реки Шуя. Дома в Шуе высокие, деревян­ные. Нередко крыша и окна украшены цветной резьбой. Под одной крышей избы — помещение для скота, обычно в нижнем этаже задворок. Крашеных домов мало, но окна выкрашены у всех. Как и у всех северных деревень, окна расположены высо­ко от земли. Не часто, но есть дома, обнесенные палисадни­ком. Но только раз встретился куст смородины. Обычно в них находятся две-три тощие грядки и несколько не менее тощих березок. Из разговоров крестьян выяснилось, что сеют рожь, овес, ячмень и очень мало пшеницы (2).

Здесь на улицах днем мало прохожих, даже дети и те не резвятся около домов. Здесь не увидишь молодаек, идущих с громким говором за водой или полоскать белье и передающих друг другу деревенские новости. Разве встретишь, как быстро пройдет баба с деловым видом в кооператив или проедет ло­шадь, запряженная в сани с навозом.

Только вечером деревня немного оживляется, по улице про­ходят коровы, возвещая о своем возвращении однозвучным глухим звоном. На шее у них привязаны жестяные коробки с кольцом посередине, так коровы пасутся в лесу и при помощи этого звона их удается найти. Взрослое население возвращает­ся с работы, слышится хлопанье дверями, чувствуется запах дыма, возвещающий о скором ужине. Бабы доят коров и несут молоко в молочную артель. Молоко носят в бутылях или чет­вертях, которые кладутся в плетеный кошель из лыка, с двумя ручками, при помощи которых он надевается за спину (12).

Народ Шуи по национальности русские — великоруссы. Тип: высо­кий, волосы русые, очень хорошо со­хранившийся. Например, встречен­ный мной старик 70 лет кажется на вид пятидесяти лет. Этот старик рас­сказал интересный обычай «приема». Он и его жена 30 лет назад были приняты в дом старика, вроде его, работали с ним и после их смерти наследовали имущество. Такой обычай носит название «прие­ма». Старик и его жена говорят, делая ударение на первом слоге: внучата, загнала. Семья старика состоит из его жены, сына с женой и с семью детьми. Кроме крестьянства занима­ются рыболовством. Эта семья, как и другая встреченная ста­руха, недовольны теперешним бытовым укладом. Им прежнее нравится лучше, их слова: «Теперь запишутся и распишутся, что в этом хорошего, а раньше все, худо ли, хорошо ли, все жили». И на вопрос, как она хочет выдать замуж последнюю дочь, старуха ответила: «А как хочет».

- Расположение села очень близко к такому крупному центру, как Петрозаводск, и к железной дороге, дает много городско­го заимствования, как и в одежде, и в нравах, в обычаях. Жен­щины помоложе носят городские платья, и притом очень ко­роткие. Много подстриженных девиц, которые знают городские танцы, песни, мотивы.

В селе имеются из культурно-просветительных учреждений две школы, изба-читальня, при ней библиотека. Затем, из ад­министративных, сельсовет. Имеется сельскохозяйственная и потребительская кооперация. Местную интеллигенцию состав­ляют два или три учителя, агроном, помощник агронома, избач. В селе также существуют партячейка, комячейка, отряд пионе­ров (2).

Вдалеке, когда мы двигались от станции, показались синие купола церкви, а по сторонам расстилалась весенняя зелень, рельефно выделялись черные участки пахотной земли, обне­сенные длинными вереницами изгородей. Далекий горизонт, затянутый пеленой густых облаков, лениво бегущих под дуно­вением ветра, с каждым шагом светлел. Дома вырастали, слы­шался стук молота в кузнице, одиноко раскинувшейся на на­шем пути, лай собак и редко — неясные человеческие голоса. В нашей толпе пронеслись слова: «Вот и Шуя». И в первый же день нашего приезда мне эта страна Севера стала знакомой, близкой. Мы увидели в ней такую же жизнь, природную, люд­скую, быть может более суровую, непримиримую, в которой свои законы, желания и характер природы и человека властву­ют над всем (31).


4 июня

Часам к восьми я уже был на реке с полотенцем, мылом, зуб­ным порошком и щеткой. Когда я занялся чисткой зубов, ко мне подошел старичок-крестьянин с довольно бодрым выражением лица и легкой походкой. Он задал мне такой вопрос: «Для чего я чищу зубы?». Я ему объяснил ту большую пользу, которую приносит зубной порошок и что было бы с нашими зубами, если бы их не чистили. Выслушав меня с иронической миной на лице, старик стал описывать в очень мрачных тонах современную мо­лодежь. Так, по его мнению, все настоящее поколение человече­ства в целом страдает всевозможными болезнями, очень хилое, слабосильное. И все эти страшные бедствия по его личному убеждению ниспосланы господом Богом, для того чтобы наказать неверующую молодежь. Когда я начал было объяснять старику сущность его религиозных заблуждений и что такое вообще ре­лигия, старик вначале нехотя слушал мое толкование, потом вдруг махнул рукой и ушел, не сказав ни слова (32).

Население не особенно любит слушать местных докладчи­ков. Когда созывают сход, то они спрашивают, о чем сегодня будут говорить. Если докладчик из местных, приходит немного. Говорят: «Надоело. Знаем, что они будут говорить» (13).

Зашла в одну из изб и случайно попала в дом участника первой Шуйской коммуны. Коммуна эта основана весной про­шлого года. Объединяет пять семейств, 22 человека, считая и маленьких детей. Пока члены коммуны живут отдельно, но ра­ботают вместе и по заранее намеченному плану. Впоследствии собираются строить общий дом, где каждая семья будет иметь отдельную квартиру в три комнаты. Но это дело довольно от­даленного будущего. Сейчас строят только скотный двор. Очень много коллективу помогает государство, но со стороны односельчан имеется сильное недовольство. Коллектив вводит некоторые новые начинания в сельском хозяйстве, например, начинает сеять вику вместо того, чтобы оставлять поле под па­ром, а также вводит огородничество, которое в Шуе очень ма­ло развито. Большинство сельскохозяйственных работ прово­дит под руководством агронома (15).

Агроном обслуживает три сельсовета: Шуйский, Намоевский и Виданский. Радиус обслуживания 15 километров с населени­ем 4330 человек. Участок села Шуя один из лучших в Карелии. С 1927 года здесь есть помощник агронома, контрольный асси­стент по животноводству. Отношение население к агроному до конца 1927 года было либо безразличное, либо осторожное, с оглядкой. С 1928—29 года после реальных результатов работы стали относиться доверчивее, приходят за советом, и не только по вопросам агрономии. Разные мероприятия для улучшения скота, разведения огородов проводятся при содействии наибо­лее сознательной части крестьянства.

Видела борону из еловых сучьев, она называется «смык». Остов такой же, как и у обыкновенной бороны, но зубцы сделаны из кривых ело­вых сучков с косо сре­занными концами.

Пашут здесь сохой, бороны употребляются в большинстве случаев из сосновых сучьев. Сеют, разбрасывая зерно по обе стороны из лукошка. Засеяв и заборонив посев, проезжают еще раз сохой через всё поле, делают борозды, — для того, чтобы не застаивалась вес­ной на полях вода.

Покосы здесь преимущественно на болотах и мокрых лугах. Косят «горбушами», так как обыкновенными косами, «стойка­ми», косить трудно, приходится между кочками выбирать. Покосов, где было бы удобно косить «стойкой», мало, так что ее мало кто имеет. За послед­ние годы стали сеять клевер, вику, преимущественно с овсом. Лен сеют почти все. Почти в каждой избе ткут полотно, половики, шерсть прядут, вя­жут из нее чулки, платки. Овец разво­дят немного, они мелкие, с грубой шерстью, ходят они где и как попало, особого стада для них нет (7).

Большая активность шуйских женщин, по словам агронома, объясняется наличием у них свободного времени. Здесь жен­щина в поле совсем не занята. Она не пасет, не боронит, кро­ме косьбы и жнивья. И кроме этого женщина большую часть года является хозяйкой в доме. Мужчины почти поголовно ухо­дят в город на отхожие промыслы. Тут даже 70—80-летние ста­рухи не гнушаются общественной жизнью (2).

В деревне Ереминская у Анны Ивановны Козенковой запи­сала «еду на будний день».

Утром чай с калитками с черным хлебом с сахаром, а иногда устраивают кофе. Обед делают из рыбы, суп и рыбу жареную. Раньше ее жарили в масле, а теперь на воде, так как масла ни­где не достать. А на «заедку» молоко. Тем и кончается обед.

Вечером ужин. Устраивают пить чай. Иногда варят на плите картофель и едят с рыбой. Пьют молоко, простоквашу, творог. Масло мало употребляют, так как все продают в городе. Рыбу в этом районе употребляют лосось, сиг (40 копеек за фунт). Окушки маленькие (20 копеек за фунт). Салаки, лещи, есть ра­ки, но их не едят, а продают (18).

В сельсовете познакомился по налоговым и прселенским спи­скам с состоянием отдельных дворов Шуйского сельсовета. Лише­но избирательных прав 66 человек (торговцы главным образом). Оказывается, население снабжают продуктами так: наибо­лее остро нуждающаяся часть населения (трудоспособные) получают по 10 килограмм на человека в месяц, а нетрудо­способные по 7 килограмм, лучше же чувствующая себя часть населения — 4 килограмма.

Незавидно живут крестьяне в некоторых деревнях, как на­пример, Вонжинская, Пустошь, Тимонинская, Ивановская. Каж­дому крестьянину приходится очень много труда приложить к земле, чтобы получить от нее хлеба хоть на четверть года. Од­ним хлебопашеством здесь жить невозможно. Почва очень пло­ха: камней (остатки бывшего когда-то здесь ледника) так мно­го, что удобную землю приходится освобождать от них с ог­ромной затратой труда. Луга тоже не в лучшем состоянии. Но тут уж донимает крестьянина не камень, а вода. Почти еже­дневно приходится ждать, когда освободятся земли, покрытые водой, чтобы приступить к сенокосу. Но и это не всё. Бывают года очень дождливые, и вся трава, какая собирается крестья­нами, пропадает — гниет в воде. Так например, было в 1928 году. Крестьянин деревни Пустошь Парамошков считает, что землеустройство нужно бы провести, так как тогда можно бы­ло бы крестьян с плохими земельными угодьями уравнять с крестьянами, у которых хорошие угодья, как например, в де­ревнях Лембачево, Сагарва, Плаксино, Сысоевская, Наволок. В этих деревнях весьма недружелюбно встречают разговоры о землеустройстве (16).

Вечером я отправился на партийное собрание в избу-читаль­ню. Секретарь, разбитной и энергичный костромской парень, товарищ Смирнов, отчитывался перед собранием ячейки в 4 че­ловека и собранием этнографов в 10 человек за работу с ок­тября месяца 1928-го года. Присутствие посторонних людей из города внесло в собрание некоторую официальность и разъяс­нительные отступления в докладе.

Всего в ячейке 7 человек, из них трое приезжающие служа­щие; основные работники деревни 4 человека: 2 члена и два кандидата, это из всего населения Шуи в 4000 человек. Из этих работников двое приезжие и работают здесь немного больше года: секретарь Смирнов и милиционер Иванов.

Очень странно, что в деревне, расположенной недалеко от города, из коренных жителей только двое в партии. Секретарь ячейки в докладе объясняет это тем, что хозяйством мужики здесь занимаются мало, они также избегают тяжелых побоч­ных заработков. И все их устремления направлены к легкому выгодному заработку путем извоза и ухода на отхожие про­мыслы. В деревне большинство из них бывает только по празд­никам и на срочные работы, отгуляют, отпьянствуют и снова уезжают. Этими же причинами секретарь ячейки объясняет большую активность женщин, которые всегда составляют боль­шинство на всех общественных собраниях. Однако, несмотря на такое женское превосходство, на выборах куда-нибудь му­жики заявляют свои «хозяйские» права и не особенно доверя­ют женщине, стараясь выбрать мужчин для решения не «бабь­их» дел.

Процесс классового расслоения деревни и обострения клас­совой борьбы особенно ярко сказался при организации сель­скохозяйственной артели в деревне Лембачево. Это третий по счету организованный колхоз, который выжил и теперь единст­венный на селе. Колхозники вызывают злые нападки кулаков, которые распускают разные нелепые слухи о том, что у кол­хозников будут отбирать хлеб, что их первых возьмут на войну, что им придется стоять в очередях за получением продуктов. Пять семей, организованных в колхоз, дружно работают. Ма­ленькие внутренние разногласия среди женщин, которые уже улажены, дают повод различным сплетням.

Острый и сложный хлебный вопрос в начале весны под влиянием разъяснительной кампании и нормированного пайка потерял свою остроту. Крестьяне поняли положение, и различ­ные сплетники по этому вопросу уже не пользуются таким ус­пехом, как раньше.

Еще один пункт, где придется ячейке вместе с беднотой выдержать большую борьбу, это дифференцированный пай. Среди шуйской бедноты большая тяга к организации колхо­за, но это дело срывает отсутствие землемеров. Крестьяне, недовольные такими порядками, теряют охоту к колхозному делу, но исправить это нельзя, ибо землемеров в Карелии нет.

Ячейкой организована коллективная помощь вдове, в кото­рой участвовали вместе с остальными и зажиточные. При уча­стии ячейки были проведены работы красноармейцев из Петрозаводского егерского полка по организации помощи беднякам, работы проведены в шести хозяйствах.

Ячейка комсомола состоит из 14 человек. Это очень малое количество при наличии в деревне 95 человек бедняцко-батрацкой молодежи, не охваченных организацией. Были случаи пьянства в ячейке, причем в этом отличился бывший ответст­венный секретарь Кабедев. Был в ячейке еще один ляпсус. Из города приехал один рабочий парень, финн, который сразу взял строгий курс, делал выговоры, будучи секретарем, гово­рил непонятно-заумным городским языком, с щеголянием ино­странными словечками. При встрече со мной он с первых же слов постарался показать, что он умнее и выше тех ребят, ком­сомольцев, куда его, городского, послали работать. При мне он предложил в качестве дисциплинарного воздействия на од­ну комсомолку бойкот, причем очень долго объяснял всей ячейке, что такое слово «бойкот».

Состав партийцев не внушает большого доверия, только два-три могут быть действительными коммунистами. У боль­шинства отсутствуют элементарные политические знания. Па­ника в «хлебном вопросе» захватила некоторых и, в частно­сти, кандидата партии Пожарского, но впоследствии Пожар­ский разобрался во всех этих вопросах и раскаялся в своих прежних поступках. Требовать безукоризненной твердости от таких людей, как Пожарский, который пять лет был пастухом, малограмотен, безусловно трудно. Но такие люди, как он, не­сомненно, могут стать хорошими коммунистами. Бедняцких хозяйств по Шуе 28—30 процентов. Вся беднота кооперирова­на. К посевной кампании деревни снабжены отсортированны­ми семенами на 80 процентов, некоторые на 100 процентов. Селькор в Шуе один, из зажиточных, который пишет большие «продергивающие» заметки, ему дали прозвище «Сун—Ят— Сен».

Партийная ячейка в Шуе организована в 1918 году, вначале она имела 30 человек, но с введением НЭПа развитие ее пошло по убывающей линии: старый актив ушел на хозяйственную и пар­тийную работу, многие разъехались, а в НЭП большой тяги в пар­тию не было, новый актив здесь не мог выработаться (19).

В избе-читальне нашел протоколы собраний Шуйской орга­низации ВКП(б) за 1918, 1919, 1920, 1921-е года.

Выписки из протоколов

Протокол № 12 Шуйской организации ВКП(б) от 26 ап­реля 1919 года.

Слушали: Предложение товарищей Горской и Абрамова по делу ознакомления с делами коллектива.

Постановили: Отчет, данный товарищем председателем кол­лектива Стешкиным: «Коллектив создан 18 августа 1918 года, было 28 членов, осталось 7 человек и один сочувствующий, ос­тальные выбыли на фронт».

Протокол от 20 апреля 1919 года

Постановили: Провести перерегистрацию коллектива, ввиду того что «много примазавшихся темных личностей, которые за спиной партии коммунистов обделывают свои тайные дела».

Протокол от 2 (месяц неразборчив) 1919 года

Слушали: О текущем моменте.

Постановили: «Ввиду тревожного времени назначить посты из коммунистов в Верховье у моста и по берегу реки Укшозерки».

Протокол от 24 января 1920 года

Выбран комитет по проведению недели фронта. В следую­щих протоколах видна успешная деятельность комитета: собра­но денег свыше тысячи рублей, вещей от крестьян, ставится во­прос о помощи семьям красноармейцев.

Протокол от 9 декабря 1920 года

Слушали доклады товарищей, командированных для сбора теплых вещей на Красную армию.

«Из докладов товарищей выяснилось, что граждане при разъяснении, куда пойдут эти вещи, охотно давали, что могли, на Красную Армию. В некоторых местах были пущены прово­кационные слухи о реквизиции вещей военного образца. Одна­ко при разъяснении тов. Сулимовым ложности этих слухов сбор дал удовлетворительные результаты. Неудовлетворитель­ность сборов объяснялась больше тем, что граждане сами не имеют этих вещей» (11).

Частушки:

Ванька с Танькой записались
В радиолюбители,
Через год у них случились
Громкоговорители.

Не целуй меня в засос,
Я не Богородица,
От меня Иисус Христос
Все равно не родится (15).


5 июня

Крестьяне к нашим назойливым вопросам относятся пока довольно хорошо, но после ухода, наверное, смеются над нами. Очень трудно бывает объяснить крестьянам, зачем мы приехали и что нам нужно. Сегодня разговаривал со старым крестьянином — Александром Васильевичем Каратяевьм. Старик очень умный и осторожный. Раньше он служил на почте в Шуе у содержателя почты богатого мужика Великанова, а по­сле 12 лет службы ему надоело жить у хозяина, хотелось иметь свой дом, свое хозяйство. Постепенно появилось то и другое. Он пользуется среди окрестных крестьян большой из­вестностью, часто пишет куда надо прошения, заявления. Каратяевых в Шуе 9 семейств, по два двора носят фамилию Сави­ных. Александр Васильевич Каратяев говорит, что раньше бы­ла одна фамилия, но после семья разрослась, начали строить новые избы. Каратяевых стало в селе очень много и поэтому некоторые из них начали называть себя, или вернее их стали называть, Савиными по имени деда Саввы; от деда по прозвищу Луна пошли Лункины. Теперь Каратяевы и Савины живут в Пустоши и деревне Погосте (эти деревни сливаются меж­ду собой).

Их дома почти не прерываются от са­мого моста до церкви. Дворов других фа­милий на этом участке Шуи почти нет. Живут Каратяевы сейчас довольно хоро­шо и дружно. Изредка бывают дрязги, более или менее маленькие, но крупных разборов нет. Он сообщил мне массу сведений, но большей частью не этнографических, а окру­жающей местности. На вопрос, как отнеслось крестьянство к революции, он отвечал общими фразами и неопределенными ответами, но можно было понять, что сначала отрицательно. Каратяев объяснял это тем, что здесь жили политические ссыльные и репутация вообще ссыльного, преступника, наво­дила крестьян на размышления, что хорошего от ссыльных ждать нечего.

Если верить словам Каратяева, то ссыльные предлагали ему вступить в партию и обещали давать 30 рублей в месяц. Но за что ему собирались платить, это и я при всем старании не мог узнать. Мне кажется, что он в этом месте соврал. Дальше он говорил, что к моменту Октябрьской революции большинство крестьян явно сочувствовало большевикам, хотя революция^прошла малозамет­но. «Пришла бумажка из города, а там, что старост, пристава арестовать и созвать сход, где выбрать Совет. Ну, мы, конечно, так и сделали. Скоро приехали из города комиссары, много гово­рили, а потом уехали. Ну, значит, и стал у нас новый режим. Да только многие думали, что путного мало выйдет, а потом привык­ли». Так рассказывал он о революции в Шуе (9).

Был в Лембачеве у Ухановых, фотографировал. Старуха Уханова купила себе на смерть туфли. Покойнику полагается новая рубаха, капот, а в гроб кладут две подушки, набитые «венишным листом», под подушки кладутся стружки. Одеяние покойнику заготовляется до смерти. Вообще к смерти здесь удивительно простое отношение, мудрое своей простотой. В деревне Бирючево одна женщина сказала, указывая на своих ребятишек: «Хоть бы умерло двое. Нисколько не жалко. Кор­мить-то их чем будешь?»

Читал церковную летопись, начиная с 1867 года. Много ин­тересного. Летопись сообщает: «Начало населения приходской местности и общее мнение старожилов относит к самым первым временам заселения Обонежского края, а просвещение Христианскою Верою к 11 или 12-м векам. В это время, сказывают, и первая церковь была построена в Шуе и на том самом месте, где стоит нынешняя Церковь, потому что тогда Шуйская местность была самая мно­гочисленная по населению и более других известная по богат­ству и промышленности, так как она стоит на реке, соединяющей с озером Онежским, а через него судоходною Свирью и другими торговыми путями к столице и другим тогдашним мес­там, например, к Новгороду».

«Между древними иконами особенно почитается икона Свя­тителя Николая, которая будто бы найдена в самом пожаре не­вредимою. Вторая икона особенно почитается Тихвинской Божией Матери, которую большая часть жителей прихода каждо­годно носят по домам для служения молебнов».

«Крестный ход совершается каждогодно в часовню Алек­сандра Свирского при перевозе за пол-версты от церкви. Уста­новлен этот крестный ход неизвестно по какому случаю».

«При деревне Вонжинской находится закрытое кладбище, на котором погребались члены семейства старинного богача и временщика Каратяева, а после, сказывают, погребались рас­кольники».

«Шуйский приход в древние времена был знаменит обшир­ностью, численностью и богатством жителей».

«Приход Шуйский древнее название свое получил от реки Шуя, при которой он расположен, или от карельского и фин­ского слова «Суо»— болото, так как шуйская местность низ­кая и окружена болотами. Поэтому можно предполагать, что первые жители Шуйского прихода были карелы или финны, обращенные из язычества в христианство».

«До тридцатых годов текущего столетия раскол был силен в Шуе, так что имел свою молельню и настоятеля, но миром просвещенного Игнатия при содействии гражданской власти молельня уничтожена и раскол подавлен».

1873 год. «В этом году было открыто в Шуе земское сельское училище для обоих полов при участии прихожан, которые при­говором обязались «платить на нем кварти­ры по 5 копеек с ревизной души».

1888 год. «Сибирская язва среди лоша­дей. Спасение от этого бедствия, последовавшее от молебна с Тихвинской Божией Матерью. Народ поверил в чудо, и икону начали носить для молебнов в Верховье».

1890 год. Население прихода 2264 человека (19).

Беседовала с местным священником Урбановым М.В. и его женой Александрой Петровной. Они дали некоторые сведения.

На месте теперешней Шуи был раскольничий скит (Николь­ский), который существовал до 18-го века. Этими местами про­езжал Петр Первый, о чем свидетельствует церковка, построен­ная последним.

Шуйская церковь перестраивалась, но старый древний стиль сохранен. Народ Шуи, по словам Урбанова, развращенный го­родом, жуликоватый, любит пьянствовать.

Священник Урбанов — обновленец и с ненавистью относится к «тихоновцам». В Петрозаводске два епископа (обновленец и тихоновец). Тихоновцы воспользовались привычкой населения к старому стилю и во время введения нового при праздновании праздников называли «обновленцев» — «коммунистами». Поп производит впечатление человека «себе на уме», с хитрецой (26).

Священник сообщил, что его не принимают человек 5—6 из все­го села. Но посещение церкви в этом последнем году упало (13).

Население Шуи нельзя назвать религиозным в буквальном смысле этого слова. Молодежь в большинстве, особенно парни, не верит в Бога. Да и старики верят только в силу тради­ции. Когда входишь в дом крестьянина, то не видишь «красно­го угла», заставленного десятком икон. В большинстве случаев в правом углу избы висит одна икона. Крестьяне при входе в избу шапку не снимают и почти никогда не молятся по старин­ному русскому обычаю. Конечно, это еще не доказывает то, что крестьяне не религиозны, но по словам одного старика, здешнее население очень мало верит (9).

Несмотря на то что население Шуи довольно культурно, та­кие учреждения, как изба-читальня, работают наредкость пло­хо. В избе-читальне сейчас не ведется никакой работы. Нельзя встретить в избе читающего крестьянина. Кружки, конечно, только числятся. Радио всегда молчит.

Я не уверен, все ли крестьяне знают о существовании избы-читальни. Сколько может дать читальня, если ее хорошо по­ставить, если бы были здесь люди, умеющие и знающие, как работать! Культурной работы, конечно, не ведется.

Вообще крестьяне здесь отзывчивы и почти всегда ко вся­ким начинаниям относятся очень хорошо. Среди крестьян очень много развитых, умеющих разбираться во всяком вопросе, хотя, конечно, много и таких, забитых, угрюмых. Последние на вопросы отвечают неохотно, пессимистически махают рукой и уходят, сказав что-нибудь злое, острое, иногда прибавив ру­гательство. Есть много таких, которые за полчаса выскажут все, что знают, зовут поговорить в другой раз, бросают работу. Обычно усаживаюсь и начинаем беседовать. Охотно говорят о прошлой войне, несмотря на то что все противники войны. Я убедился, что несмотря на массу недостатков в продуктах, бю­рократии в учреждениях, личные обиды, настроение крестьян определенно советское. Здесь вся молодежь была в граждан­ской войне в Красной Армии, некоторые крестьяне были на Карельском фронте. При упоминании помещика только махают рукой. Жест, достаточно ясный для каждого (9).

Беседовал с крестьянином деревни Лембачево Устиновым Иваном Андреевичем. Он считает себя середняком, беседовали по вопросу землеустройства. Землеустройство началось в июне 1928 года. Сначала приехал съемщик, который заснял все пло­щади. Затем прислали землеустроителя. Он ночью пьянствовал, дело не докончил, за ним приехал третий и только тогда дело двинулось, но до конца не довели. Всех крестьян разбили на пять групп: 1 — бедняки, 2 — маломощные, 3 — середняки,

4 — зажиточные, 5 — кулаки. На группы разбивал местный актив. По мнению Устинова, местный актив был подобран неверно и разбил на группы также неверно.

Закончившееся землеустройство для середняка не принесло никакой пользы, так как при землеустройст­ве все середняки (16 хозяйств) бы­ли зачислены в третью группу и им отвели наиболее худшие земли. Но с ними можно мириться, так как землю легче привести в более удоб­ный вид, ее легче удобрять наво­зом, но ввиду того, что и покосы дали самые худшие, их поверхност­ным удобрением удобрять невоз­можно, поэтому с таких покосов получить достаточно сена невозможно; поэтому нужно будет в будущем уменьшить скота и кроме того, чтобы получить луч­ший надел, у крестьян-середняков появилась тенденция к дроб­лению, так как, разбив хозяйство середняка, это хозяйство превращается в бедняцкое.

Интересно, что в этом хозяйстве живут два брата, и оба они довольно развитые. Так например, они сообщили, что выписы­вают две газеты — «Красную газету» и «Крестьянскую газету» и др. Кроме того, говоря о том, что высшие органы, например партийные, проводят курс опоры на бедняка при союзе с се­редняком, он достал из шкафа резолюцию 16-й партийной кон­ференции и нашел там одну цитату, где сказано: «Партия и в дальнейшем обязуется держать курс на бедноту, привлекая на свою сторону середняка». Прочтя эту цитату, он стал развивать взгляд, что вот де, мол, на местах искажают решения центра, чуть посправнее крестьянин, ему жить не дают, толкают на со­кращение своего хозяйства.

Затронув вопрос о бедняке, Устинов говорит, что причиною появления бедноты являются сами бедняки, так как они мало стараются развивать свое хозяйство. Когда ему есть возмож­ность заработать, он не стремится к этому, а если и заработа­ет, то эти деньги пропьет, а середняк — это настоящий труже­ник, всякую копейку он использует с пользой для своего хо­зяйства. «Мы, конечно, против кулака, этот элемент нам вред­ный, но на местах и середняка отбивают от бедноты» (17).

Беседовала с местным милиционером членом партии Ивано­вым, который при разговоре соблюдал величайшую осторож­ность, взвешивал и медленно цедил слова. Создалось впечатле­ние, что товарищ Иванов из породы тех партийцев, которые в деревне служат основой правого уклона. Работает формально, «постольку поскольку», чтобы не нарушить покой отдыхающе­го кота, с которым он имеет с виду большое сходство. Изред­ка, чтобы заявить о своем существовании, сажает пьяных в «клоповник» (26).

Выписка «Беднота пропала» из статьи в стенгазете шуйской избы-читальни от 1 мая 1929 года:

«Вся работа шла спокойно, нужно землю оценить. Мужики собрались сходом уполномоченных избрать. Не обдумали, кто сможет интересы защищать. Вместо группы бедноты все попали

кулаки. Бывший царский старшина захватил там все дела. Сопки, межи, камешки — для первой группы бедноты. Беднота тут спо­хватилась. Плохой землей ведь наделили. Ой, хой, хой! Федю-ха — ты от группы бедноты? Что же это? Рассуди, как нам попали камешки? Вот так группа бедноты! Как проспал Федюха ты?» Подпись — «крестьянин» (28).


Пословицы и поговорки

Если девица отбила парня от другой и обиженная станет что-нибудь говорить, то соперница пускает в ход поговорку: «Красавица не славица, а кому кто нравидця». Когда суют нос, где их не спрашивают, то отвечают таким людям поговоркой: «Спроси Варвару на расправу»; «Осталась головня от огня». Ес­ли дети похожи на родителей с плохой стороны, то говорят: «Не пень в колоду, в свою породу» или «Как пень, таков и отростень». Человеку, про себя любящему много говорить, отвечают: «Семеро шло с Севера, и то про тебя толковали». Если во время разговора чего-нибудь не дослышишь и переспросишь «чего?», то следует ответ: «Села баба на чего и не сказала ничего». А если девчонка отойдет от нелюбимого парня и случайно наткнется на человека, которого недолюбливает, то скажет: «Из огня да в полымя» (5).



6 ИЮНЯ

Погода — солнце и ветер. С утра возилась по хозяйству — готовили доски для обеденных столов и потом перебрались на новую квартиру в комнату, где жил поп, с замечательными сте­нами, оклеенными деньгами 1918—1919 годов. Пообедали «го­ре-обед», пошла в избу-читальню (6).

Посещаемость избы-читальни невелика, редко под вечер можно видеть одного, двух, самое большое четырех крестьян. Более частым и многочисленным посетителем является моло­дежь, которая приходит сюда послушать радио (при избе име­ется громкоговоритель), играть в шашки, домино, посмотреть в журналах картинки и вообще провести досуг.

Выписываются следующие газеты: «Правда» московская, «На­ша газета», «Крестьянская газета», «Безбожник», «Красная Ка­релия», «Беднота», «Комсомольская правда». Затем журналы:

«Крестьянка», «Работница», «Радиослушатель», «Сам себе агро­ном», «Коллективист», «Красноармеец», «Изба-читальня», «Сам учись». При избе издается стенгазета под названием «Голос кре­стьянина», орган шуйской избы-читальни и шуйской ячейки ВЛКСМ. Библиотека избы-читальни в страшном запустении, коли­чество книг около 5 тысяч, но положены безо всякой системы и порядка и найти какую-либо нужную книгу совсем невозможно.

Большинство читателей библиотеки составляют школьники — ученики двух шуйских школ первой ступени, но есть среди чита­телей крестьяне и рабочие с шуйской станции, также и служа­щие (2).

Со мной разговаривала женщина-делегатка Терешкина. Хо­чет узнать многое, хочет работать. В избу-читальню их собира­ют очень и очень редко, в месяц раз. Она говорит: «Если бы нас собирали почаще в избу-читальню, то я не посмотрела бы на ребенка, а стала бы ходить, потому что узнаю много хоро­шего, полезного». «У меня муж — говорит она, — член сельсо­вета, сын — пионер, и мне тоже хочется кем-то быть, чтобы нам вместе работать, а то они кой-что знают, рассказывают, а я ничего не знаю».

Сын ее Миша Терешкин учится сейчас в школе, очень стара­ется, его хвалят учителя. Много он читает книг, «на улицу не ходит, все читает и читает», — говорит мать. Сам он хочет учиться. Он и в пионерский отряд пошел потому, что там им читают, рассказывают много (28).

Разговаривал с избачом, он же секретарь ячейки ВКП(б) Смирнов. Он рассказывал:

— Работа до ноября была распущена. Избач выиграл по зай­му 2 тысячи рублей и вместо того чтобы использовать деньги на полезные цели, занялся пьянствовать и три месяца совершенно не занимался политпросветработой, и в ноябре организация вы­нуждена была избача снять. Изба-читальня во время его работы превратилась в место, занимающееся танцульками, и в место свидания молодых людей. Взрослое население а также само­стоятельная молодежь от избы отвернулась. Надо было начи­нать всю работу заново. Я начал с того, что привел в порядок избу-читальню, очистил ее от нравственной грязи, которая нако­пилась до меня, путем популяризации избы-читальни и отчетной работы перед населением. В одно и то же время я являюсь политпросветорганизатором и секретарем ячейки ВКП(б). Работа усложняется недостаточным количеством членов партии и моей перегрузкой в работе, а третье то, что из трех человек, местных членов партии, два коммуниста сами неграмотные, сначала их нужно учить, а потом посылать на работу (8).

Сегодня с нашим студентом-этнологом Титовым ходили к товарищу Пожарскому Виктору Павловичу, члену ВКП(б) мест­ной ячейки. Он приехал сюда 1 сентября 1918 года. В про­шлом рабочий, транспортник, уроженец Санкт-Петербургской губернии, жил 12 лет в городе. Сейчас бедняк, безземельный, лошади нет, сельскохозяйственных орудий нет, надел брать не хочет, живет очень бедно. Спрашивали, почему не хочет идти в колхоз, говорит, что пошел бы и хотел бы, но жена у него больная, нетрудоспособная первой категории, делать ничего не может, колхоз берет к себе с большой охотой те семьи, где нет нетрудоспособных.

Хозяин дерет с него за дом 4 рубля в месяц, дом развали­вается, зимой живут на печке, в комнате вода замерзает.

Пожарский говорит, что в Шуе много зажиточных. У кого есть лошадь, много зарабатывают извозом, живут богато. На­селение живет местным промыслом и отходами. Пашни мало, своего хлеба не хватает (11).

Виктор Павлович пять лет работал пастухом, последние го­ды сторожем кооператива. Около его дома маленький огород, хозяйство состоит из свиньи и нескольких кур, думает приоб­ретать корову (обещало крестьянское товарищество). Домик одноэтажный, покосившийся, со старыми, видавшими многие дожди и ветры бревнами. Под одной крышей с домом ма­ленький сарайчик, покосившееся крыльцо ведет в низкие, тем­ные сени, забросанные разным хозяйственным скарбом. Внутренность избы очень не сложна, это одна комната, в правом углу ее огромная неаккуратно сделанная печь, занимает почти чет­верть комнаты. Печь слу­жит постелью хозяина и сына, на ней сосредоточена вся кухня: горшки, миски, ложки, кадушки. В другом углу кровать, прикрытая занавеска­ми, в ней провела уже много лет жена, больная женщина. У нее уже семь лет болезнь в ногах и передвигается она с боль­шим трудом только со скамеечкой.

При моем разговоре с женой Пожарского хозяин дома бес­церемонно заметил: «Она урод, безногая, ничего работать не может, только вот пенсию за нее 6 рублей получаем». Жена приняла это замечание как самую обычную вещь и к этому до­полнила, что где уж ей, «уроду», равняться с людьми, но когда она жила в Ленинграде, участвовала в демонстрациях с рабо­чими и вот теперь приходится так доживать свой век. Разговор этот вызвал у меня большое смущение. Я почувствовал, что не следовало бы так начинать и говорить на такие темы, но мое смущение рассеялось, ибо сразу же Пожарский начал с женой самые будничные разговоры о хозяйстве.

Вдоль стен от печки до кровати широкие скамейки, у сред­ней стены небольшой стол, на столе самовар и неубранная по­суда, в левом углу шесть икон, потемневших от времени.

Низкий потолок, черный от копоти, голые стены, неряшли­вый грязный пол делают квартиру неуютной и мрачной.

Я смотрю на икону и удивление на моем лице замечает По­жарский. Вопроса не понадобилось, он, смущаясь, объясняет, что иконы «хозяйские» и тот не позволяет их снимать. Пожар­ский — партийный, говорит, что он не верующий, жена его ре­лигиозная женщина и объясняет свою религиозность словами: «Где уж мне, уроду, от Бога отказываться» (19).

В домах наряду с иконой можно встретить портрет Ильича и других вождей. Я подсчитала: из семи домов в деревне Ива­новской, в которых я была, в четырех домах исключительно портреты вождей (вырезки из новых журналов), в двух одни иконы и в одном доме в углу иконы, в другой комнате посреди стены портрет Ленина и кругом семейные снимки (29).


Вид и внутренности избы бедняка

Касьянов служит на железной дороге, получает 30 рублей в месяц. Семья 8 душ, шесть малых детей от двух до четыр­надцати лет. На всю семью имеет 1,3 десятины пахотной земли.

Изба небольших размеров, старая, с покосившимися окна­ми. Крыша — деревянная, на два ската, крыта по амбарному. К крыше дома примыкает полуразвалившаяся крыша двора. Вни­зу двора два полуразвалившихся хлева.

С боку избы есть высокое, но наполовину развалившееся от давности последнего ремонта крыльцо, состоящее из дощатой лестницы. Дверь с крыльца ведет в маленькие бревенчатые се­ни. В сенях этих свален всякий хлам. С чердака выглядывают концы разных жердей и палок. Потолок у сеней отсутствует — его заменяет крыша избы.

Внутри дом бедняка состоят из одной комнатки, которая для его семьи является и кухней, и спальней, и столовой. Комната невысокая, с черными потолками, хотя потолок со­вершенно не крашен. Хозяйка уверяет, что «это всегда так бывает — дом-то старый». Стены оклеены дешевенькими зеле­новатыми обоями, на подоконниках нет цветов, нет занавесок на окнах. Вместо всего этого валяются соски, тряпицы и кос­ти. Несмотря на обилие окон в комнате недостаточно светло. Пол чистый, но не крашен (крашеного в избе ничего нет). Слева от двери — большая русская печь для печения хлеба и другой пищи, сложенная из кирпичей. В зимнюю пору печь служит и согревающей постелью. Печь — самая обыкновен­ная, не орнаментированная, беленая. Вдоль стен стоят дере­вянные скамейки, из которых одна, стоящая вдоль стены, примыкающей к печке, предназначается для ведер. Над этой скамьей висит деревянный шкаф для хранения посуды, под ним на скамейке стоит самовар. Ухваты, сковородки и кочер­ги сбоку от печи. Справа от двери, в углу, стоит большая кад­ка с водой, рядом с ней — двуспальная деревянная кровать, немного дальше в углу — небольшой деревянный стол, в вер­ху переднего угла — коллекция чумазых икон. Никаких кар­тин, украшений на стенах нет. Над дверьми немного выше печки — полати.

Вид и внутренности избы середняка Романов, деревня Куняково, от Шуи полтора километра. В семье два работника, отец и сын. Отец 65 лет занимается спла­вом помимо своего хозяйства. Дом построен из круп­ного соснового леса с хо­рошо крытой крышей (крыша на два ската). Под этой же крышей на­ходится двухэтажный са­рай. Окна и пол высоко над землей. Ставень нет. Под полом — большое подполье. Есть большие просторные сени, без окон. Дом имеет две ком­наты, из которых одна служит одновременно столовой и кухней. В ней имеется большая русская печь. В комнате благодаря четы­рем окнам довольно светло. В комнате чисто. Пол не крашен, но чисто вымыт. Двери крашены. Вторая комната, горница, еще чи­ще. Стены оклеены обоями (в кухне они не оклеены и не белены, а чисто вымыты). На окнах — занавески, в горке цветы (14).

Ходила по деревням. Они производят на меня впечатление не­жилых, вымерших. Редко-редко покажется крестьянин или кре­стьянка, да иногда заметишь кучу ребятишек, роющихся в земле, несмотря на холод босых и полураздетых, девочки в цветных сит­цевых платьишках и мальчики в самотканых штанишках.

Заходила в несколько изб. Прежде всего бросается в глаза чистота и порядок. Полы везде вымыты и застланы половика­ми. Печки безукоризненно белые, как будто недавно выбеле­ны. Сами крестьяне заявляют, что они любят чистоту и каждую неделю ходят в баню. Но несмотря на это сильно чувствуется бедность крестьян. Первым долгом они заводят речь о своих недостатках. Все вздыхают о хлебе, жалуются на плохую пого­ду. Говорят, что у большинства крестьян хлеба не хватает до нового хлеба. Говорят, что земля шестой год не родит.

Заходила в одну из изб деревни Лембачево. Угощали «ка­литками» из ячменной муки с картофельной начинкой, очень масляные и довольно вкусные. Здесь крестьяне очень общи­тельны и гостеприимны. Войдя в избу и застав за столом, обя­зательно получишь приглашение разделить с ними компанию. Они охотно беседуют, отвечают на вопросы и рассказывают о своих нуждах (23).

Сегодня мне случайно удалось по­ехать на плотах вниз по течению. Плот был нагружен молодым ельником для вязки плотов. Упрявлялся он при помо­щи двух рулей (спереди и в конце плота по рулю). Когда плот проходил через мост, на котором я и другие стояли, он застрял, нас несколько человек спрыгнули на него с целью помочь, так и поехали. На плоту было два мужика, довольно пожилые, и парень лет двадцати. Снача­ла они смотрели на нас как-то недовер­чиво: «Что, мол, у вас и силы нет с бе­лого-то хлеба», но потом, когда мы на­прягли все силы и плот двинулся, они сразу стали другими. Для смычки мы спели вместе с ними «Вниз по матушке по Волге» и другие песни, а потом перешли к разговорам. Я узнала, что едут они километров шесть, плоты сколачивают там на месте. Боль­шинство крестьян в Шуе имеет отхожие промыслы (27).

Приметы

«Кто здоровается через порог, тот вечно ссорится с людьми». «Не плюй в открытое окно и не выливай помои, а то попадешь в лицо Христу, потому что он всегда под окном».

«Чтоб быть счастливым сему дому, прибей к порогу подкову» (28).



7 июня

Утром иду к верховью реки. В деревне Ивановская встретил Ивана Матвеевича Попова, шел с поля на обед, бедняк, пашет сохой, уверяя, что последней удобней пахать, легче «опахи­вать» камни, которые очень влияют на земледелие. Почва пло­хая, глинистая, требует много работы. Вдали было видно раз­ветвление реки Шуя, около Ивановской отходила речка Пучка, часто пересыхаемая. Около впадения Пучки в Шую, возле де­ревни Куняково, набита «сума» — сплавленный разрозненный лес. На высоких местах стоят «одонья», высокие сооружения из поперечных бревен для сушки овса, клевера.

Место внизу Ивановской часто заливаемое водой, затопляет­ся и деревня, так, в 1924 году было наводнение. Часто бывает излишек воды. В этом году прорвало плотину из Кончезера, которое на 5 сажен выше реки. Благодаря такому разливу нельзя косить. Хлеб же будут косить в Петров день. Землю приходится много обрабатывать. Помимо бороны большие «глызги» (глинистые комья) разбивают «курячком» (молотком).

Знакомство с Михаилом Васильевичем Савиным. Настоя­щая фамилия Савина Каратяев. Семья разрасталась. Деревня образовалась от «деления сыновей». Возникали неудобства, так как повторялись имена. Поэтому в дальнейшем стали вну­ку давать фамилию, производя ее от имени деда, например: дед Савва — внука фамилия Савин, дед Ворона — внука фа­милия Воронин, дед Луна — внука фамилия Лункин. Далее Савин говорил о том, что «прежде старики были сильные, «клевцом» (плохой топор) дрова рубили да так быстро, что погрузить не успеешь. А теперь топор чуть затупился, то и бросают. Человек слабый, все теперь машиной. Машина уско­ряет труд, но уменьшает силу».

В течение всех дней по течению несутся бревна, оторвав­шиеся от сплава. Весь лес сплавляется большей частью до Со­ломенного (шесть верст ниже по течению от села Шуя), где ле­сопильный завод. Лес там сортируют и отправляют часть за границу. Разработки леса далеко вверх по течению. Первые разработки в 15—20 верстах.

Подтверждаются слова Савина: фамилия дается по имени деда, то есть через поколение. Здесь однако берется не толь­ко имя, а иногда и прозвище. Так например, дед был поповско­го звания, внук — Попов.

На мосту встретился со сплавщиком леса Амелькиным, живет в деревне Фофаново, имеет небольшой чистый дом, внутри то­же чисто: кровать, стол, печь, стулья и сундук, по стенам обилие икон и портрет Александра Александровича Романова с женой. За чаем (перед ужином) разговорились о житье-бытье. Ему 32 года, участвовал в империалистической войне, пешком прошел Польшу. Четыре года гражданской войны. Был разорен. После войны построил домишко. Земля есть, но нет рабочих рук. Все шло хорошо до 1927—28 годов. Хлебные затруднения этих лет произвели в нем перелом. Его основные доводы: раз у нас есть недороды, почему правительство не приготовило запасов, «мне думается, что правительство больше вывозит за границу. Было хорошо все, и кооперация росла, а сейчас хуже. У кооперации как видно есть излишки и они пропадают, так как выдают по норме, остатки не дают. Правительство дает по четыре кило­грамма, думая наверно, что у нас есть излишки». Задает вопро­сы, интересуясь политикой. Он читает газеты, но в то же время мало их понимает, к тому же скептически относится к газетам: «Разве они всё правду пишут, так только...»

Что его мучает, в чем темен и что кажется ему непонятным, это хлеб. «Узкие места» его не волнуют. Землей он доволен, но важнее хлеб. Пытается сравнивать в этом отношении «луч­шие старые времена». В то же время старина его пугает, цар­ская власть ему ненавистна, «только народ мучали, хотя все-та­ки хлеб был». Он против царя, но за хлеб. Он против помещи­ка, но за свое хозяйство. Его мечта: «свое крепкое хозяйство, побольше бы коров», но не против коллективизации, «если только помогать будут». «Я самый настоящий пролетарий, не то что другие зажиточные». Слово пролетарий он произносит с удовольствием и гордостью, но о крепком кулаке говорит с за­вистью. Чистая двойственность души бедняка. За новый быт, за нововведения, но с подходом собственника.

Отвечаю и разъясняю ему детально о сокращении вывоза в этом году, о необходимости вообще вывозить, чтобы стать са­мостоятельней, об угрозе войны и вижу, что в нем пробуждает­ся то, что мы называем пролетарской солидарностью. Вот бы, говорит, в Германии скинули бы всех сволочей, последним бы хлебом поделились. «Мы им хлеб, они — машины». Любит брать Германию в пример, так как он был на германском фронте.

Стоит ему напомнить о французских долгах, оставленных Романовыми за их царствование, о голоде 1897 года, когда вымирали целые селения, сравнить с современным положени­ем, когда он весь год хлеб кушал, и он начинает улыбаться, смущаясь своей горячности. Его конечная мысль, что стране всего двенадцать лет, к тому же нет помощи, какая была у Николая Второго, который влезал в долги, не считаясь с бу­дущим. Он за коллективизацию. «Надо, вместе легче, только помогать надо».

В этом человеке нет перелома из-за затруднений. В нем только недоумение насчет некоторых вопросов, произошед­ших из-за малого понимания происходящего. Он частный собственник, но и пролетарий. Кончив разговор, он не хотел отпускать, у него много накипело и он с жаром выслушивал все, что ему говорили. Он спорил, он соглашался, когда ему доказывали.

Такой крестьянин требует только разъяснений, машины и коллектива (3).

В Шуе очень много народу занимается отхожими промыс­лами. Много работает на сплаве, на железной дороге, зимой извозом. В свободное от работы в поле время молодежь уходит на заработки в Петрозаводск. Земля здесь очень пло­хая, глинистая, усеянная массой камней, не может прокор­мить крестьян. Приходится почти всему взрослому населе­нию отыскивать новые заработки. Сейчас все молодые парни работают на заготовках леса, едут в город заниматься изво­зом. Но главный отхожий промысел — это лесной. Летом чуть ли не все взрослое население уходит на сплав. Раньше лес шел из Финляндии. Теперь леса под напором человека уходят все дальше и дальше на север. В районе Шуи лесов теперь стало мало.

Около деревни лес уже местами вырублен, его за­меняют кустарник да оди­нокие группы деревьев. От кряжа и Укшозера начина­ется настоящий густой лес. В этих лесах раньше жили лоси, медведи, волки и масса другого зверя. Ло­сей теперь нет, медведей оттеснили верст за десять в непроходимые болота. Но теперь в округе рыскают еще волки, пробираются лесными чащами лисицы, рыси, куницы, зайцы. В лесах много глухарей, тетеревов, на озере часто бы­вают огромные стаи гусей, уток. Население Шуи занимается охотой мало несмотря на то, что зверья в лесах много. Про­фессионалов, живущих исключительно охотой, нет, хотя есть такие охотники, которые зимой живут по месяцу в лесу. Дмит­рий Воронин, лучший охотник Шуи, раньше убивал до тридца­ти лисиц за зиму, иногда встречался с медведем. Всегда побе­ждал первым. Но теперь ему уже 70 лет, охотой заниматься не может. Охотятся здесь большей частью при помощи капка­нов, отравы (9).

Беседовал с крестьянином Березиным из деревни Выморская о рыболовстве. Узнал, что рыбаки здесь организованы в рыболо­вецкую артель и рыбу сдают в свежем виде в Петрозаводск в сельскохозяйственную кооперацию. Стоимость от рубля и выше за кило. Главная рыба здесь лосось, главные ловушки здесь мережи, плетеные из ниток. Рыбы теперь стало мало и заниматься ры­боловством сейчас невыгодно. Занимаются им потому лишь, что некуда деть ловушки, которые остались от старого вре­мени (17).

Была в деревне Фофаново, разговаривала со старухой Ольгой Амелькиной. Она вдова, живет с сыном, который вернулся из Красной Армии и стал вести хозяйство. Оста­лась вдовой после пяти лет замужества. За второго не по­шла — были дети, дочь трех лет и сын «в пузыре» (по ее словам) семи месяцев. Говорит, что «горе застало, так и го­рюй». Все хозяйство вела сама, было восемь кур да две ко­ровы, жить было трудно, ходила на заработок по чужим лю­дям. В период гражданской войны сына взяли в Красную Армию. Наступил 1919 год — «норменный год». Изба стала старая, задумала строить новую. Наняла за «норму» рабо­чих, платила по полпуда хлеба. Строить было трудно, так как время было военное. За четыре версты от села были бе­лые, а в селе красные. Дома крестьян не закрывались, так как в любое время приходили военные и заходили в дом. Красные вели себя хорошо, неприхотливо, «иной раз прямо на полу сидели с бумагами». В колокольне был помещен пу­лемет — для обороны. Население в армию сначала нанима­лось за плату, а потом стали набирать. Большинство мужчин было в Красной Армии, послать с продуктами в Сулажгору было некого, а поэтому бабу Ольгу как имевшую лошадь и снарядили отвести туда продуктов для армии. На обратном пути уже с пустой телегой она встретила белых, которые си­дели на мосту и что-то разбирали по карте. Белые не на­смотрели подозрительного, не тронули, так она «целехонь­ка» и вернулась домой.

После гражданской войны вернулся сын, а бабка Ольга к тому времени поднакопила сто мер хлеба — ржи. Сеять-то она сеяла, но не ела. Ходила в город и на заработанные деньги покупала себе хлеба пшеничного, а рожь посеянную собирала да ссыпала, все сына ждала. Вернувшись, сын вме­сте со старухой стали отстраивать дом. Строили они его во­семь лет. Теперь уже три года живут в новом доме. Имеют сейчас три десятины земли. Пользуются трехпольной систе­мой, каждый год засевают одну десятину. Имеют четыре ко­ровы. Хлеба собирают мер 25, но этого хлеба не хватает. Раньше при нехватке покупали «на стороне», а теперь, когда «на стороне» купить трудно, приходится кое-как приспосаб­ливаться. Семья Амелькиных относится очевидно к зажиточ­ным, так как «нормы» ей не дают. Это вызывает с их сторо­ны протест и старуха с возмущением говорит: «Тогда и уви­даем, кто прав, кто виноват, вот семенное съедим, пахать не будем, тогда деревня и увидает, есть у нас хлеб или нету». На вопрос, чем же они живут и что едят, говорит, что «едят семенной». Тут же я ее спросила, чем они будут засевать по­ле и где будут брать зерно. Ее ответ: «В кредит брать — пла­тить дорого, а потому все и копишь, и стерегешь. Кроме то­го, надеемся, что к посеву поспеет посеянное, тогда моло­дым зерном придется посеять».

Амелькина имеет дочь, которой 38 лет и которая уже 9 лет живет «вдовая». Дочери этой жить очень трудно. «Ни лошади нету, ни мужчины нету, да и «нормы» ей не дали. Четыре меся­ца жила без нормы, все глаза выплакала». Теперь эта вдова норму получила, но настояли на этом не фофановские мужики, а мужчины деревни Ивановская. Помощь в деревне развита слабо. Каждый заботится о себе.

Разговорились с ней о коллективном хозяйстве. Бабка — старуха грамотная и рассказала, что она против коллектива в принципе ничего не имеет, но на практике по ее мнению это Дело коллективизации почти не осуществимо. Она говорит: Дети с родителями не ладят, родные братья не ладят, а кол­лектив как же, там ведь чужие люди, без споров не обой­тись». Приводит пословицу применительно к коллективу, что «Не тесна изба углами, а тесна умами». Она говорит: «Кол­лектив — хорошо, работать в коллективе легче, но дело само без людей не пойдет. А люди-то сейчас стали вздорные, каж­дый думает, как бы ему надуть другого, каждый старается вы­двинуть себя, а раз это так, то им ни за что не поладить и вместе им не ужиться. Кроме того, сейчас многие пьют, а пьющий человек не работник. Одна баба укажет другой, что ее муж пьяница, ну и скандал. Уж лучше иметь мужа, который выпивает, не ходит в колхоз, только лишние нарекания да указания». А худого человека, по ее мнению, исправить труд­но, привела пословицу: «Худая корова, когда ее доишь, не спущает молока, как ты ее не уговаривай, все дропается, так и худой человек, что ты ему не говори, без пользы будет, не исправишь его».

Кроме того, для нее недостаточно ясно, как все-таки в этом коллективе можно было бы поделить заработанное так, чтобы никому не было обидно и каждый бы получил столько, сколько ему нужно. «Вот, — говорит, — если в семье двое ра­бочих душ, а нерабочих пять или семь, то как же на два жа­лованья можно будет прокормить остальных, которым не пла­тят и которые сами не работают?» Объяснила я ей, но стару­ха осторожная, может быть, поверила, а может нет, вздохну­ла и сказала: «Поживем — увидим, а в коллектив пока не пой­дем».

Рассказала, что в 1924 году в деревне Лембачево вблизи ча­совни Иоанна Предтечи был найден клад с полпудом серебря­ных денег, — старинные гривенники и другие монеты с грави­ровкой Екатерины Великой. Деньги были разделены между на­шедшими (4).

Вечером случайно встретился с одним из заключенных из исправительной трудовой колонии в Бесовце. Клял «со всей мочи» советскую власть и все непорядки и жаловался на то, что неправильно осужден и используют в колонии не по специальности: техника заставляют стеречь скот в коло­нии (26).

Поговорки «Худая грамота с души пагуба»

Частушки

Лембачевские девчонки
Высоко себя ведут,
Губы сахаром помажут,
Брови сажей подведут.

На горе веревки вьют,
Под горой Ванюшу бьют.
Я последню шаль продам,
Бить миленочка не дам (14).

8 июня

Погода удивительно переменчива. Каждый день что-нибудь новое: очень часты дожди, ветры дуют больше с севера. Сего­дня с утра дождь, весь день хмуро, грязно на улице. В двена­дцать часов пошли в деревню Ивановская к Масаевой Наталье Алексеевне, 55 лет. Сын ее кузнец, другой сын избач. Одно­этажный дом с высокими окнами, крыша дома соединяется с крышей сарая. Большое помещение его завалено соломой, на переднем плане: сани, соха, плуг, борона, точила и ткацкий станок. Чувствуется хозяйское довольство. Хозяйство Масаевых — середняцкое.

В доме чистота, аккуратность. Против двери русская печь, рядом обеденный стол, скамейка, стулья, шкаф с посудой, за перегородкой чистая половина: просторная комната, обставлен­ная по краям столиками со стульями.

В начале разговора с Натальей Алексеевной входит нищий, измученный, усталый старик, безмолвно стоит у двери. Хозяйка также безмолвно подает кусок хлеба. Нищий садится на ска­мейку у двери и ест хлеб. Удивляет простота этого церемониа­ла: ни слова благодарности и просьбы со стороны нищего, ни­каких благодетельских пожеланий со стороны хозяйки.

Со слов Натальи Алексеевны записал следующее: если ко­рова принесла двойню, это, по местному поверью, «не к доб­ру». Спрашиваю, почему на сарае и на доме на дверях кресты, ответ: «Это сделано давно, говорят, что нечистая сила не попадет».

Старики рассказывали, что когда-то давно в Шуе жил богач Каратяев, деньги не считал. Недалеко от Шуи (по дороге от де­ревни Вонжинской или Каратяевской) — высокий бор, там была пашня Каратяева, был построен дом для людей, там работав­ших, там же было 40 голов скота. В работники Каратяев брал людей, которые умели хорошо кушать: «Тот, кто быстро и мно-1 го ест, тот хорошо работает». Пользовался Каратяев здесь большой властью, мужики снимали шапку, проходя мимо его дома. Потом он судился с кем-то, просудил все деньги, послед­ние два года скрывался в своем доме, где умер и похоронен у старых елок — «молчальников». Ребятишки лет двадцать тому назад находили в реке большие медные монеты, говорили, что это Каратяевские.

Жила здесь в Верховье помещица Яновская. Работали три дня на помещика. Питались хлебом из толченого овса. В амба­рах Яновской гнил хлеб. Крестьяне голодали, хлеб сгнил вместе с амбаром (19).

Здесь больше, чем вера в Бога, распространена вера в нечистых духов. Это подтверждается многими примерами. Вот например, один случай, рассказанный Леной Ухановой, 21 го- да, про ее дедушку. Он сейчас умер, и этот случай она слышал а от отца.

«Его отец был рыболов. Жил он в той же деревне, в которой живут и сейчас. Река в то время не была такой широкой, как сейчас. Река была неглубокая, и по краям реки были кам­ни. Однажды рано утром старик Уханов пошел к лодке с сетью отправиться на рыбную ловлю. Он уже почти подошел к лодке, но тут увидел, что на камне кто-то черный сидит и расчесывает волосы, сначала одну сторону, потом другую. Он стоял, смот­рел, думал: «Человек? Нет, не человек, он совсем черный». Сбегал к другому мужику, рассказал, пришли. Оба смотрят, а «черный» дочесал волосы, обвил ими голову, заколол их греб­нем и с камня ушел в воду и не появляется. Старик Уханов ис­пугался и более не ездил на рыбную ловлю».

Так вот рассказывают старики, и девушка не знает, верить этому или нет. Есть другой случай, рассказанный Надеждой Амелькиной.

«Это произошло лет пять тому назад с Терешкиным, прожи­вающим в Верховье. В Ур-озере вода чистая, прозрачная и проживающая в ней сила не любит, чтобы ее мутили. А места около этого озера красивые. Вот и задумал Терешкин восполь­зоваться красотами этого берега, решил он выехать на хутор на берегу этого озера. Снял он землю, начал строиться. Толь­ко снится ему, что пришел он на озеро за водой, из воды-то и слышит он голос человеческий. Осматривается кругом — нико­го нет, а голос говорит: «Не ходи жить на мое озеро, не мути воды в нем, вода в моем озере чистая и никто ее до тебя еще не пачкал, так не тронь и ты». Не обратил внимания Терешкин на этот сон.

Прошло мало ли, много ли времени. Терешкин строится, ду­мает о том, что скоро выедет на хуторок. Но однажды снится ему вдругорядь такой же сон. Привиделось ему, что его жена помои в озеро вынесла. А он и слышит, что тот же голос гово­рит: «Уйди, не мути мою воду». После этого подумывать начал Терешкин, ехать ему на озеро жить, аль нет, а сам избу-то до­строил и поехал на озеро жить. Приехал, устроился и легли они в первую ночь на новом месте спать. Только снится ему снова, что приходит к нему тень да и говорит тем же голосом: «Уйди, — говорит, — с озера, не живи тут, а то мне придется убить тебя».
Терешкин проснулся, разбудил жену, рассказал ей все. И пораньше они выехали с хутора, чтобы не было худа. Так и ос­тался пустовать этот дом на берегу Урозера» (22).

«Ригача» — рига и живет в ней «ригочник». Также есть «дворовый хозяин» и «домовой». На святках ходят бабы в ри­гу гадать. Встав за дверью, слушают: если слышится, что «ригочник» гребет лопатой — будет много хлеба. Если метлой «пашет» — будет недород. «Ригочника», «домового» и «дворо­вого» хозяина представляют всего в шерсти, с копытами и ро­гами. «Водяной» — голый, с черной кожей и длинными волоса­ми, он ночью сидит на камне и волосы чешет. Если утонет человек, говорят, что его водяной задавил и утащил в воду, рассказывают, что у него на шее пальцы видели. «Лесовик» — высокий, выше леса, кажется в человеческом образе. Есть «ле­совики» мужчины и женщины, они женятся, родят детей. У «домовых» и «дворовых» хозяев тоже есть дети. Когда хозяйка выпускает весной скот, она говорит: «Егорий храбрый, Фролы и Лавры, Федосий».

На десятый день после отела хозяйка делает овсяные бли­ны, кашу на молоке, мажет блины кашей. Полтора блина дают корове, а оставшиеся полблина ест женщина или девушка, что­бы быть плодовитее.

Когда строят конюшню, под первое бревно кладут ячмень, чтобы лошади плодились, и красные тряпочки «домовому хо­зяину» в подарок.

Когда начинают строить дом, под первое бревно кладут яч­мень и деньги. Как положат три бревна — зовут попа служить молебен. Тогда к углу прибивают простой деревянный крест и около него служат, потом этот крест так и остается. Во Фро­лов день 18 августа (по старому стилю) кропят святой водой лошадей.

В 1913 году из Петер­бурга несли святую икону Иосифа. На том месте, где с ней останавливались, ста­вили крест, а потом часов­ню. В Пустоши — часовня Александра Невского, в Лембачеве — часовня «Скорбящей Божией Мате­ри». В Плаксине на остро­ве — часовня Фрола, Лавра и Анастасии. Туда гоняют святить лошадей. 29 октября по ста­рому стилю — праздник Анастасии «Баранье воскресенье» — первое воскресенье после Ильина дня. У кого плохие овцы, ро­дившегося барашка посвящают Анастасии и в «Баранье воскре­сенье» везут его на остров и там колют. Туда привозили котлы, отрезали часть барашка, варили и кто хотел, ели. Одну тушу да­вали попу, остальные сторож продавал и деньги шли в часовню. Один шуйский священник запретил пятнадцать лет назад бить на острове баранов, привозили только туши, но десять лет как и этого не делают (7).

Крестьянка деревни Ивановская рассказала несколько примет. Когда купят корову и овцу и приведут ко двору, хозяева по­гладят ее, кланяются на все четыре стороны, обращаясь к «домовому» со словами: «Хозяин-хозяюшка с малыми детками, вот вам от меня скотинка, кормите, поите и берегите». И кланяют­ся опять во все четыре угла.

Когда телка телится первый раз и плохо стоит при доении, тогда призывают старуху, которая, поглаживая, наговаривает: «Стой, коровушка, стой, буренушка. Матушка стояла и тебе приказала. Ты стой как старуха, а я пришла доить, молодуха. Аминь» (три раза).

В день посева хозяева не должны ничего выносить из дому, то есть ни в долг давать, ни продавать, иначе будет неуро­жай.

В великий четверг, последний перед пасхой, хозяйка берет со­ли в тряпочку и молится — кладет сорок поклонов. Потом эту соль берегут целый год. Считается святой и служит лекар­ством при возможных болезнях детей и животных.

Хозяйка рано утром берет решето, выходит во двор и соби­рает всевозможный мусор (щепки, тряпки и пр.) со словами: «Коровушка домой, лошадки домой, овечки домой, курочки до­мой». Потом приносит домой, кладет туда деньги и считает: «Одна тысяча, две тысячи» и так далее до тех пор, насколько богатой хочет быть.

Когда выгоняют стадо в первый раз в поле, это 23 апреля в Егорьев день, хозяйка говорит следующие слова: «От земли до неба, да от неба до земли встань, земля каменна и столб огнен­ный, чтоб не было ни птицам пролетица, ни зверям проходица. Чтоб там не тронул мою скотинушку».

Рано утром при восходе солнца или вечером при заходе солн­ца хозяйка приносит в колоколах воду. Это тоже в первый день выгона коров в поле — в тех колоколах, которые потом одева­ют им на шею. Воду дают попить детям, которые плохо гово­рят, остальную воду плещут на двери входа во двор (6).

Единственное, что можно выделить сегодня, это собрание инструкционное в сельсовете. Собрание проходило по поводу проведения кампании выборов в сельскую и районную налого­вые комиссии. Слово для освещения сущности вопроса взял председатель сельсовета Польский, который говорил, что кам­пания по выборам членов налоговых комиссий серьезная, на членов комиссий возлагаются большие обязанности. Эти зада­чи следующие: при учете объектов обложения член налоговой комиссии в своей деревне помогает выявить обложения, как то на земледельческие заработки, которые чрезвычайно трудно выявить полностью, так как крестьяне стремятся скрыть зара­боток до 70 процентов. Кроме того, члены налоговой комиссии участвуют в разборе жалоб на неправильное обложение нало­гов. При выборе нужно стремиться выбирать бедняков, послед­ние объективнее подходят к оценке того или другого хозяйст­ва, при наложении налога.

Сам председатель, как говорит Смирнов, зажиточный и гнет в сторону их (8).

Секретарь сельсовета Парамошков Василий Петрович гово­рит, что у них по сельсовету сельское хозяйство не играет ре­шающей роли в экономике хозяйства, в особенности это отно­сится к земле. Так например, доход выразился следующим об­разом за год:


у бедняка 500—800 рублей, 20—30 процентов всего до­хода

у середняка 1000—1500 рублей, 50—70 процентов всего дохода

у зажиточного 2000—3000 рублей, 60—70 процентов всего дохода.


Выявление объектов обложения секретарь сельсовета Пара­мошков, имея у себя некоторые данные о заработках, старается наиболее точно выразить. Так, Матвейкова Матрена из деревни Лембачево скрывает заработок мужа, хозяйство их не чисто кре­стьянское — нет лошади, есть немного земли и корова, муж кус­тарь, делает колеса. Ее доход слагается из следующего: продано сена на 140 рублей, яиц — на 10 руб., картошки — на 15 руб., за­работок от колес — 250 руб. (она показала только 100 руб.), про­дано молока — на 10 рублей. Матрена утверждает, что живет лишь на 200 рублей в год. Покупает лишь паек (4—5 рублей в ме­сяц) да еще кое-что, лошадь дают соседи, одежду берут мало.

Доходы хозяйства Устинова Д.Ф. из деревни Лембачево.

Построил дровни — на 200 рублей.

От сплава — 64 рубля.

От извоза — 264 рубля.

Посев даст:

ржи — 0,6 га — урожай 45 пудов на сумму 90 рублей

овса — 0,6 га — даст урожай 35 пудов на 70 рублей

ячмень — 0,15 га — даст урожай 5 пудов на 112 руб. 50 коп.

сенокоса — 6,37 десятины (17).

Днем была занята на репетиции, готовили постановку. Вече­ром была в избе-читальне. Деревенская молодежь собралась на политшколу. До занятий сидели в библиотеке и играли на струнных инструментах — гитаре, мандолине и балалайке. Ком­сомолец Кабедев пел местные частушки:

Газеты тоже не читают,
Не читаю их и я,
Потому что время нету
У ребят и у меня.


Сербияночку свою
Работать не заставлю.
Сам я печку истоплю,
Самовар поставлю (4).

9 июня

С утра идет проливной дождь, не хочется выходить на улицу. В девять часов иду на заседание правления потребобщества. Прихожу без двадцати минут десять, сидит один член правления и счетовод, у которого в доме находится контора. К десяти часам приходят остальные два члена правления, на­чинают заседание вместо девяти — в десять часов. Члены правления: один селькор, лет 45—50, другой, менее живой чем первый, этих же лет, Сулимов. Председатель правле­ния — молодой мужчина 30—32 лет, более молчаливый. Пер­вым вопросом ставят о сокращении расходов по доставке то­варов. Говорит член правления: необходимо договориться об автомобильном транспорте, а если это не выйдет, то через Каронегсоюз достать фураж для лошадей. Предправления поддерживает такое мероприятие и указывает, что Каронег­союз обещает дать овса 200 кг. Масаев-счетовод затрагивает вопрос о социалистическом соревновании, говорит, что нам придется отказаться от тех мероприятий, которые намечены по социалистическому соревнованию, как то: увеличение пая, вовлечение вторых членов в кооперацию из хозяйства... Дальше вопрос о соревновании не рассматривали, а перене­сли на следующее заседание правления, а потом на собрание уполномоченных.

Обсуждали мелкие вопросы, как отпуск средств из культ­фонда на оборудование спортгородка, на что отпустили 10 рублей. Обсуждение вопросов идет вяло, с предложением пер­вого все соглашаются (8).

Плохо обстоит дело со снабжением семенами крестьян в нынешнем году. На 900 хозяйств дали семян 120 пудов. Земля остается недосеянной, это создает большие трудности для ме­стных работников. Агитируем за поднятие урожайности, расши­рение посевного клина, а тут семян не хватает.

По дороге в деревню Лембачево мне пришлось побеседо­вать с крестьянином, который боронил полоску, очень малень­кую, 100—150 квадратных метров. Около него стоит сито с яч­менем. В его хозяйстве пять душ и земли всего одна десятина сева. Ржи — 2,5 пуда, овса — 5 пудов, ячменя — 1,5 пуда. Кро­ме того, он нарядился доставлять молоко в Петрозаводск по 1,75 копейки за литр, причем молоко зимой собирали 900 лит­ров, сейчас упало до 500—600 литров в день.

Встретил одну женщину из вновь созданного колхоза. «Жи­вем по своим домам, дела идут хорошо, посеяли картофеля 100 пудов, строим скотный двор».

Беседовал с одним крестьянином поселка Лембачево о кол­хозе. Он отзывается о нем как-то осторожно: «А кто его знает, организовали недавно, ничего еще не известно, пока сеют, а что дальше будет, не знаю».

Из беседы с председателем колхоза Пугачевым.

Делить продукты будут следующим образом: 60 процентов по работникам, а 40 процентов по потребителям. Земли у них 8,27 гектара, коров 9, обобществлены. Лошади пока что не обобществлены, строят скотный двор на 40 голов. В колхозе 24 души, мужчин — б и женщин — 5 трудоспособных. Подрост­ков до 14 лет — два, до десяти лет — три. Землеустройство прошло в июле 1928 года, закончено было в декабре. Со сто­роны населения не было возражения против надела колхозу более удобной земли, но были возражения против покоса.

С утра беседовал с агрономом. Просматривал списки нало­гоплательщиков. Они имеют не более 3,5 десятин земли на хо­зяйство. Налоги платят от 8 до 150 рублей.

Днем беседовал с одним старичком — крестьянином 70 лет, о крестьянской жизни. Он сам как видимо бедняк, но все-таки рассуждает под дудку кулака: «Вот де, мол, налог большой, из-за налогу хозяйство крестьяне стали сокращать» (17).

Ближе сошелся с крестьянами деревни Тимонинская. Под­твердилось, что здесь большая земельная теснота. Крестьян­ство по традиции придерживается того, что где он родился, там и думает умереть. А в деревне Тимонинской во всех домах уже живут в обеих половинах по два хозяйства. И те­перь население деревни жалуется, говоря: «Куда же пойдут их дети, когда нужно будет расселяться?». Все свои стоны и ругань они обрушивают на так называемых приемышей, то есть тех людей, которые вошли во двор в то или другое хо­зяйство. Крестьяне говорят, что чужие входят, а своим нет места (28).

В два часа комсомольское собрание в избе-читальне. На комсомольском собрании была следующая повестка: 1) Инфор­мация о чистке комсомола 2) Утверждение плана работ.

Примазавшихся к комсомолу в ячейке нет. Есть один Масаев, сын попа, который ушел от отца и сейчас активный комсо­молец. Ячейка политически очень слаба, слаба и дисциплина. Так например, была работа на огороде, но пришло всего 5 че­ловек из 14. Такое же плохое посещение и на политические за­нятия (3).

Идя на гулянье, парни и девушки обязательно переодевают­ся, хотя и в рабочие дни молодежь села одевается довольно чисто, правда, материал специально для работы. У тех и у дру­гих в одежде видно влияние города и проходящей вблизи же­лезной дороги. У девушек заметно желание одеть на гуляние узкую короткую юбку и городскую блузку, у парней «штибле­ты» (как они выражаются), узкие брюки, цветную рубашку, гал­стук цветной или просто серый, пиджак, нередко можно встре­тить майку. У более зажиточной части материал суконный. Платья девушек не имеют исключительно ярких цветов, но ро­зовый, желтый, синий встретить можно. Заметно большое появ­ление кушачков и ремешков разных цветов. В хорошую погоду носят светлые платья. Из украшений можно встретить у некото­рых серьги.

В прическе девушек — влияние города. Очень многие под­стрижены «по моде» (как говорят они). Не остриженные завер­тывают волосы в прическу в праздники, в будни повязываются платком. Кос, а особенно алых лент в них, можно встретить очень мало.

Сандалии и физкультурные туфли можно встретить у мно­гих. В большинстве — черные ботинки. Несколько девушек встречала в желтых туфлях. Когда они выходят из деревни, то до следующей идут босиком. Это, вероятно, режим экономии семьи (29).

Я почти не видела здесь ни одного старика с длинной боро­дой. Подавляющее большинство из них носят короткие бороды и усы, брюки и пиджаки.

Большинство крестьян носят фуражки. Как мужчины, так и женщины носят русские сапоги и никто не носит лаптей. Парни носят городские рубахи с галстуками. Из разговоров с парнями я узнала, что многие из них тяготятся деревенской жизнью, стремятся к городской. Девушки мечтают выйти замуж за го­родского или хотя за какого служащего. Неприятно поразило большое количество употребляемых ими пудры и красок. По их словам, девушки гуляют от 14 до 20 лет. После этого де­вушка, не вышедшая замуж, «идет на дрова».

Ходили в деревню Ереминская. Сели посидеть на лужок. К нам подошли женщины. Вступили в разговор. Рассказывали женщины, как гуляли раньше и как гуляет теперь молодежь. Раньше жилось веселее. Одевались наряднее. «Как, бывало, девка нарядится, так любо-дорого на нее посмотреть. Как на­денет семь юбок да сверху сарафан с обручем в подоле, да платок шелковый на голову, так идет, что твоя королева. А те­перь что? Идет девка — узенькая, тоненькая юбочка выше ко­лена, не шире четверти шагнуть, глаза б не глядели». Так рас­суждали старые женщины. Более молодые смотрели иначе. Им больше нравилась современная мода.

Одна старуха пошла плясать, помахивая платочком, — пока­зать, как раньше плясали, при этом она припевала: «Чижик-пы­жик, где ты был? На Фонтанке воду пил. Выпил рюмку, выпил две, зашумело в голове. Стала музыка играть, пошла девка танцевать».

Раньше девки были скромные. По ночам не гуляли с кавале­рами, открыто не ходили. Если девка сидела рядом с кавале­ром, то позволяла ему только за кончик платочка подержаться, другой конец которого она держала в своей руке. На посиделках, на которых вместо лампы горела свеча, если парень хотел «побаловаться» с девкой, то бросал шапку в свечку, гасил свет, и в потьмах каждый парень бросался к сво­ей паре. Девушки бросались при этом наутек из избы. Моло­дежь раньше больше уважала старших, больше слушалась ро­дителей, была богомольной.

Теперь молодежь стала неверующая, в церковь не ходит, стар­ших не слушает, а все потому, что по собраниям да по «спихтаклям» шляется. Никто ничего не боится, гуляют по ночам.

С одной стороны, молодежь хуже стала, менее послушной, менее уважающей старших, не верующей; с другой стороны, лучше: меньше стало драк. Раньше молодежь только и знала, что напивалась да дралась на всех гуляньях. Ни один праздник не обходился без драки. Теперь драки случаются очень редко. Пить стали гораздо меньше. Молодые объясняют на собраниях старикам то, чего они не понимают.

Хотя девки теперь и гуляют по ночам, но в «положении» бы­вают редко, умнее стали, не с одним парнем гуляют, а со многи­ми. Средства против беременности всякие имеют. А если с кем и случится грех, так она живет как ни в чем не бывало (23).

Был на собрании крестьян Наволока. Собралось 50 процен­тов поселян. Когда упрекнули, что плохо собираются, что «ба­бы» лучше мужиков ходят на собрания, один крестьянин объ­ясняет: «Бабам время свободнее». Почти все крестьяне неохот­но расписывались в явочном листе. «Ты чего меня заставляешь расписываться, дай прочесть, под чем расписываюсь», и все-та­ки после того, как прочитали сами, не все расписывались.

На повестке дня стоял вопрос о выполнении самообложения. Плохо верили члену сельсовета, когда тот сообщил, что самооб­ложение можно заменить общественными работами по ремонту дороги к Наволоку, для чего нужно отработать два дня: «Отра­ботать заставите, потом 12 рублей все равно возьмете». Все-та­ки впечатление у меня создалось такое, что активно против со­ветской власти они не идут, они согласны поддерживать меро­приятия советской власти, если видят, что всей деревне от этого польза. Пример: после соответствующего разъяснения о замене самообложения общественными работами быстро на это идут навстречу, предлагали даже изменить постановление сельсовета и единолично выходить на работу, когда угодно.

Все же о наличии смычки между беднотой и середняком го­ворить не приходится. Очевидно, беднота слабо организована. Пример: секретарь партийной организации говорит, что прежде они пытались все важнейшие вопросы жизни деревни, в частно­сти обсуждение кандидатур в сельсовет и учетные комиссии, проводить на собраниях бедноты, но, по мнению секретаря, это излишне, все равно на бедняцком собрании договорятся действовать сообща, а выйдут на собрание всей деревни и по­шли порознь.

Председатель сельсовета сообщил, что осенью 1928 года (по статистическим данным) в Шуе населения было 2637 чело­век, сейчас примерно три тысячи. Из года в год большой при­рост населения.

В Наволоке очень распространенная фамилия Максимовых (шесть хозяйств из одиннадцати). Все они считаются родственни­ками и происходят из одной семьи. В прошлом семья Максимо­вых несколько раз приобретала и теряла богатство, сейчас они середняки. Один из предков Максимовых был женат на дочери финского таможенного офицера. Раньше я слышал несколько случаев браков между финнами, карелами и русскими Шуи (11).

Целый день прошел в приготовлениях к спектаклю. К девяти часам вечера в школу начали вваливаться крестьяне. Очень много пришло стариков и старух. Эти сидели на лавках тихо, спокойно, изредка перебрасывались словами..

Все проходы и свободные места густо занимала молодежь. Здесь часто раздавался веселый смех, шутки, громкие разгово­ры. В дальних, темных углах комнаты парни бесцеремонно тол­кали девчат, ухаживали за ними, иногда обнимали, приговари­вая обычные фразы в этих случаях. Слышалось хихиканье, ти­хое взвизгивание, иногда возмущенный возглас какой-нибудь сильно задетой «в лучших чувствах» девушки. Таких ребят час­то осаживали взрослые. Молодежь одета довольно хорошо. Несмотря на сильную грязь, пришли почти все в ботинках. У многих ребят на плечах красовались новые кожаные тужурки, таких было довольно порядочно и у каждого из них висел тра­диционный галстук. Галстук в деревнях у парней чрезвычайно сильно распространен. Это не только в Прионежье, — в сред­ней полосе России в каждое воскресенье, не говоря о больших праздниках, парни обязательно надевают галстуки. Видел некоторых парней здесь в черном городском пальто с сильно сдви­нутой, нависшей на бок кепкой и выпущенным клоком волос. Эти нисколько не отличаются от «хороших ребят» с Лиговки. Может быть, эти деревенские ребята и впрямь хорошие парни, но скверно, что грязь города попадает сюда и получает соот­ветствующую обработку.

Спектакль «Болотинские санаторцы» прошел довольно хо­рошо. После спектакля крестьяне постарше разошлись по до­мам, а молодежь гурьбой пошла веселиться на мост. Под звуки мандолины и балалайки, размешивая грязь, парни и девчата лихо отплясывали кадриль. Здесь вся молодежь умеет танце­вать и, как видно, все большие охотники до танцев. Такие «иг­рища» бывают здесь только в воскресенье и в другие празд­ники. В остальные дни улица пуста и уныла. Молодежь сидит где-то по домам (9).

Перед спектаклем мною был сделан небольшой доклад на тему о целях и задачах нашей производственной практики. Ко­медия «Болотинские санаторцы», где ярко нарисовано, как под настойчивым стуком новой культуры быстро рушится старое, в сильной степени влияла на эмоции зрителей, даже при нашей недостаточной подготовке к игре. Она дала почувствовать каж­дому крестьянину, что его традиционный мир рушится, что есть более новое лучшее, оно только одно может иметь право на существование (8).

Пословицы Где рожь, там и мера. Где народ, там и вера (18).

10 июня

Утром ходила в кооператив. На двери кооператива прибиты следующие объявления.

Объявление

Граждане деревни Ивановской ставят в известность граждан всех окружающих деревень, что мы категориче­ски отказываемся от гостеприимства в Троицын день, что и подтверждаем.

Объявление

В виду кризиса хлебных продуктов Низовье праздника Вознесения не празднует.

Объявление

От граждан деревни Сагарва гостеприимства не произ­водится в праздник Вознесения. По случаю кризиса продовольствия просим всех граждан обратить внимание и про­читать явственно, чтобы не получилось недоразумения у гостей с хозяевами, в чем и подписуемся.

М.И. Гумвин, ЕМ. Созин, £ Ефремов. 9 июня 1929 г.

Эти объявления подтверждают слышанное мною раньше. Крестьянка деревни Вонжинская говорила, что деревни решили ввиду дороговизны и трудного доставления продуктов празднества отменить и в гости друг к другу на праздники не ходить. |До этого у каждой деревни был свой праздник и та деревня, в которой праздника нет, отправлялась полностью в гости к празднующей деревне, которая обязана была ввиду традиционного наплыва гостей готовить угощение.

В два часа дня ходила к Масаевым в деревню Ивановская. Разговаривала с Натальей Алексеевной Масаевой, крестьянкой, 55 лет. На вопрос о хлебе говорит, что отношение к хлебу «строгое», стоптать хлеб и скрошить считалось грехом. Теперь относятся к хлебу с таким же уважением, но уже потому, что хлеб достать трудно, да и своего не всегда хватает.

Рассказывала о болезни «приходке», которая приходит «от воды, от ветра, от земли», лечат наговорами. Кроме того, если ребенок не спит по ночам, то говорят, что пришел «ночной воп», которого уговаривают словами:



Если ребенок кричит на заре, то говорят, что от «зари при­шел ночной воп». Для успокоения ребенка его три дня на заре выносят на улицу, показывают зарю и говорят:



Новорожденного ребенка наговаривают три раза.

Существуют люди с «дурным взглядом», которые могут «спризорить» (сглазить) ребенка. Для предотвращения этого ребенку мажут лоб сажей, чтобы «призор не пришел».

Сын ее, Николай Васильевич, 28 лет, рассказывает, что при Петре Первом местные угодья строились финляндскими. Петр завоевал и насадил сюда крестьян хуторами. Эти хутора раз­рослись и стали деревнями. О местном заселении русскими здешних мест говорят, что оно было хуторное, а некоторые го­ворят, что рекрутное, то есть что при Петре сюда убегали рек­руты и здесь поселялись.

Население Шуи русское, за десять верст живут «кореляки» в деревнях Намоево, Сургуба, Виданы. Говорят и по-карельски (фински) и по-русски. «Кареляки» женятся на русских и обрат­но. Но русские неохотно выходят за карелов, так как считают, что там тяжелее работать.

Женщины в Шуе не пашут. Если пашут, то только вдовы, не имеющие мужчин в дому, да и то редко, больше нанимают. За дровами ездят мужчины. Огород и остальная работа выполня­ется женщинами.

Всего население Шуи 2637 человек. Избирателей всего 1045, женщин - 520.

Беднота - 28-30%, середняки — 67%, кулаков — 3% (4).

Пошли в Лембачево посмотреть огород коллектива, объеди­нившего пять семейств. Нас очень мило встретили в одной из изб коллектива. Одна из женщин рассказала, что это первое их начинание встречено населением очень неодобрительно, так же как и огород, где посажены картофель и капуста. Кроме капус­ты коммуна эта сеет турнепс специальной сеялкой а также ви­ку. Правительство дало в долг этой первой Шуйской коммуне, состоящей из 22 человек, восемь тысяч в рассрочку на не­сколько десятков лет. Живут пока отдельно, но три семьи близкие соседи. В этот день они как раз рассадили капусту с участием огородника и девицы, окончившей сельскохозяйственный техникум. Садили по веревке на равных друг от друга рас­стояниях. Мы принялись помогать (25).

В деревне Наволок Шуйского сельсовета зашел в один дом, который выглядел получше. Пячин Егор Степанович живет хоро­шо. Когда я вошел в дом, хозяева как раз садились обедать. Се­мья небольшая: старик со старухой, сын с же­ной, а остальные сыно­вья уже отделены. Имеют временных, на три-четыре дня, рабо­чих. Изба отличается своей простой чисто­той. Делится на две половины: чистую — праздничную и для по­стоянного житья, где готовят пищу, кушают, топят. В чистой поло­вине пол и потолок выкрашены, стоят венские стулья, ручная швейная машина, старинные часы с боем висят. Кровати покрыты хорошими одеялами. Словом, чувствуется во всем уют и достаток. Когда же стали подавать пищу на стол, за который сели хозяева с рабочими, то обилие ее и качество полностью подтвердили мои догадки о зажиточности этого дома.

Идя обратно из деревни Наволок, я остановился около од­ного поля, заинтересовавшись тем, что оно было не вспахано несмотря на хорошее свое расположение и качество почвы. Любопытство мое было удовлетворено гражданином, боронив­шим противолежащее поле, Срединым Михаилом Григорьеви­чем. Он оказался хозяином непаханой земли. Объясняется это тем, что он один работник в семье, а поэтому ему не под силу обработать поле, как бы этого ему ни хотелось. Вследствие этого приходится и старухе-матери под 80 лет помогать сыну, разбивая деревянной колотушкой большие комья земли. «Если бы, — говорит, — помогли, дали трактор, тогда я обязательно использовал бы поле». Но это, как я выяснил после, невозмож­но, так как трактор уже из района отправлен в другой.

После обеда направился в деревню Лажевщина. Но пока до­брался туда, раз пять чуть было не утонул в грязи, несмотря на хороший солнечный день. Особенно грязна деревня ФофаноВо через которую пришлось проходить. Чуть не на каждом ша­гу грязь по колено.

В Лажевщине я остановился у крестьянина Петра Павловича Харлукова. Зашел к нему напиться. Но он заставил поставить самовар для нас (я ходил с В. Шиманской). В избе у него очень грязно, что здесь исключительное явление. Это, вероят­но, объясняется тем, что в доме живет он со старухой-женой, сын лет 19—20 и разведенная дочь. Дочь хотя и живет в его доме, но кормится самостоятельно, работает на стороне (отде­лена). Поэтому-то старуха сама не может уже следить за чисто­той в доме.

Когда вскипел самовар и сели пить чай, хозяин нарезал хле­ба, налил молока и пригласил покушать. Как видно, не особен­но нуждается в хлебе.

От Харлукова я зашел к гражданину той же деревни Курвину Ивану Михайловичу. Вначале встретил недружелюбно, но когда разговорились, оказался весьма добродушным человеком. Жи­вет плоховато. Кое-как сводит концы с концами. Семья неболь­шая: сам с женой да два сына — взрослые. Дом разделен на две половины. В одной живет он с семьей, а в другой брат его. Хо­зяйство у каждого ведется самостоятельно. Из разговора с ним узнал, что Харлуков лишен избирательных прав за то, что рань­ше был торговцем (года два тому назад он торговал мясом, ры­бой). И не только один Харлуков, но есть и еще в их деревне лишенцы, хотя она насчитывает дворов 7—8. Дом Курвиных по­строен 53 года назад, но еще крепок и может долго простоять.

Узнал, что название деревни Вонжинская произошло от слова «воньга» — омут, находящийся в этом месте реки.

Фотографировал внешний дом гра­жданина Пячина в деревне Наволок. При этом нужно отметить, что это фо­тографирование без хитрости невоз­можно было провести, так как сбежа­лось много любопытных.

Иду по деревне Тимонинская, вижу: крестьянин с бревнами возится около своего сарая. Я спросил: «Почему у вас почти у всех, как у середняка, так и у бедняка, постройки и 1 дома большие, старых, развалившихся совсем нет?» Он рассказал, что дровяной и строевой лес у них не продается, а дают бесплатно всем, сколько нужно. Осенью каждый крестьянин подает заявление в сельсовет с просьбой отпустить столько-то кубометров дров и столько-то (и на то-то и на то-то) строевого леса. Сельсовет, рассмотрев заявление, направляет крестьян с разрешением в лесничество. Лесничество дает квартал, а лесной сторож указывает «тески» — делянки.

Кулакам дают только дрова, а строевой — за плату.

Такое распределение леса стало после революции. Этим крестьяне очень довольны. Лесокрадов нет. Нет надобности во­ровать. Крестьяне дровами и лесом вполне обеспечены (21).

Тарханова Ольга Петровна, 59 лет, из деревни Фофаново, рассказывала, как приворожить парня и как поднять славу де­вушке.

«Взять воды в реке на пасху, когда ударит первый колокол к заутрене. Держать ее за иконой до Воздвиженья и когда зазвонят на воды, помыться этой водой и говорить: «Как Христос I воскрес и как Господь на небо вознесся, так и я вознесусь. Христос воскресе».

При помощи следующего заговора девицы присушивают парней:

«Как солнышко сушит пахану землю и сушит кошену траву, так сохли бы по рабе (имя). И все молодцы сохли бы по рабе (имя)».

Чтобы поднять славу девушке, ее омывают ласточкиным пометом. Для той же цели зашивают в ленты ласточкины пе­рья.

Амелькина Надежда из деревни Фофаново рассказывала, что их было несколько сестер, и они так привораживали к себе парней, что к ним сватались по 15 женихов, и в 17 лет они все повыходили замуж (22).

Сегодня была у 90-летней старухи Маланьи Николаевны Ку­ликовой. Она сказала мне несколько значений слов и поверий.

Пожар видеть — «красивый» день будет.

Пьяного видеть — дождь будет.

Покойника видеть — к колодцу.

Когда «крячек» (коростель) кричит, рожь хорошая будет. Ес­ли свищет — рожь худая будет.

В деревне старухи говорят, что перед смертью с каждым че­ловеком случается родимчик. Вылечить от него нельзя, но зна­харка может поговорить и человек заснет, избавит этим его от мученья. Выражается родимчик судорогами, задыхается чело­век. Родимчиком же объясняют менингит.

Приметы

На изгородь кладут помело, чтобы ястребы не прилетели за курами.

Если нечаянно «досадишь» локоть, стукнешь, значит милый тоскует.

Если правая щека чешется — хвалят, левая — хулят. Поговорка Была бы голова, будет и борода (7).



11 ИЮНЯ

Был в доме сапожника Мингалева Михаила Леонтьевича, 50 лет, из деревни Пустошь. У него одноэтажный дом, чистая ком­ната, убрана, как в большинстве местных домов. Вдоль стен скамейки, чисто выбеленная печь, в левом углу под иконами небольшая мастерская (несколько колодок, молоток, закроен­ные сапоги, старые башмаки для починки, гвозди, дратва, ло­ханка с водой). Сапожничество для него — побочное занятие, на нем даже рабочего фартука нет.


Записал по порядку названия деревень, составляющих Шую.

Верх: Верховье или Плаксино, Усадище, Бирючево, Куняково, Лажевщина.

Средняя часть: Ивановская или Погост, Вонжинская или Каратяевская, Фофаново, Наволок, Лембачево, Пустошь. Раньше вместо Пустоши было три деревни, располагались.они по тече­нию реки: деревня Лупышевская, Кроповская (5 домов), Пус­тошь (3 дома).

Низ: Ереминская, Выморская, Коловый остров (Острово), Сагарва, Тимонинская.

К селу Шуя примыкают: Сур-Наволок, Шуйская Чупа, Царе­вичи, Косалма, Сойбино.



В деревне Тимонинская беседовал с Кузьминым Иваном Ва­сильевичем, 80 лет. В Шуе он живет со дня рождения. Зани­мался всю жизнь рыболовством. Рассказал, что в Шуе очень давно жили беглые из рекрутов, это было при Петре Первом. Его дед тоже был беглым. Дед был «примаком», то есть при­шел в дом, женился на дочери Годова. От других крестьян я слышал, что при Петре сюда посылали крестьян на хутора (19).

Сельский милиционер Иванов познакомил с земельным пра­вом.

Земля, которая остается после смерти последнего члена семьи, переходит в пользование земельного общества и ею распоряжает­ся все общество, продают ее по усмотрению нуждающимся.

В данный момент, согласно закона, даренье не производит­ся. Если в хозяйстве убывает член семьи, земля остается за хо­зяйством и прибывающий в его хозяйство не получает, а поль­зуется старой землей.

Споры между крестьянами бывают редко.

В Шуе есть лишь государственный земельный фонд (более всего покос, болота, пади), пользуются им местные крестьяне, а пахотного фонда нет.

Земля и сенокосы населением освоены испокон веков, пере­делов не бывает.

Аренда здесь проистекает без контроля сельсовета, часто по личной доверенности крестьяне сдают друг другу землю, боль­шинство сдает из бедняков, кто не может обрабатывать сам. Так например, Трошкин В.М. из деревни Фофаново в 1928 году сдал свою полосу сенокоса трем гражданам и получил деньги со всех по десять рублей. В числе арендаторов был поп.

Сенокосы здесь, так же как и земля пахотная, огораживают­ся на расстоянии от одного до 12 километров от усадьбы.

Каждый поселок имеет свой скотный загон от двух до деся­ти верст от усадьбы. Весь скот пасется с пастухами.

Агроном Пастухов объяснил, что при разделе земли ранее делили по братьям равный пай, а отцу давали особый пай зем­ли. Он жил у одного из братьев, иногда переходил к другому сыну. Землю же передавал тому, у кого жил до конца; часто при разделе возникали споры о том, кому и сколько получить земли. В данный момент земельные споры решаются комисси­ей, но все заявления направляются первоначально в сельсовет.

При разделе, когда требуется под усадьбу земля, отводят где-либо в конце села землю другого домохозяина, а он обя­зан возместить занятую в другом месте.

Агроном Пастухов обслуживает район в радиусе 15 верст, состоящий из трех сельсоветов.

Шуйский — 28 деревень (с хуторами) — 406 домов.

Виданский - 10 деревень - 236 домов.

Намоевский — 8 деревень — 148 домов.

Агропропаганда ведется через посредство выездов по дерев­ням и устройство собраний. В нынешнем году проведена агроочистка семян, посев трав и корнеплодов, внедрение плугов и т.д. По животноводству — кормление скота по норме. Есть клеверный участок при колхозе. Агроном работает с 1925 года (17).

В пяти километрах от села (местность там более высокая) па­сется скот близлежащих деревень. Здесь мы встретили пастуха, который рассказал нам о своей работе. Приехал он из Архангель­ской губернии. Семья его состоит из восьми человек, имеется пол­ное хозяйство, одна лошадь, две коровы и дом, хлеба хватает на семью на целый год. «Приехал я сюда потому, что необходимо зарабатывать деньги. Нанялся пастухом с момента выгона скота в поле, то есть с 28 мая 1929 года. Пастухов всего нас трое на 200 голов крупного рогатого скота. Два пастуха, кроме меня, двою­родные братья и заработок делят поровну, а мне, вероятно, дадут одну четвертую часть заработка, а не одну третью, если было бы поровну. Зарабатываем мы по 3 руб­ля 50 копеек с коровы. Срок пастьбы четыре с четвертью месяца. Питаемся и ночуем по очереди в каждой избе, от кого пасут коров».

Одежда вся хозяйская, состоящая из кожаной замызганной тужурки и домотканых штанов и русских сапог. Тужурка подпоясана кожаным рем­нем, на котором висит нож в ножне, сплетенной из бересты. Кроме того имеется дуда, которой играют при выгоне скота. Сделана она тоже из бересты, с вложенной в середину Деревянной выдолюлиной.

Отсюда мы пошли в деревню Лембачево, расположенную на правом берегу Шуи (30 с лишним домов). Необходимо было най­ти председателя местного сельского кооператива.

Председателя нашел в поле, где встретил брата его и его самого. Приняли меня как какого-то избавителя, когда я рассказал о том, кто мы такие и зачем приехали. Фамилия его Устинов, он мне рассказал, как проходит у них землеуст­ройство. Всю землю разделили на три сорта (лучшая, сред­няя и худшая) и распределили так: лучшую землю отдали коллективному хозяйству, среднюю — бедноте, а худшую нам, середнякам и зажиточным. «Ну что вырастет на такой земле?» — показывает на землю. Я ему сказал, что индиви­дуальное хозяйство никогда не достигнет такого высокого развития по своей технике обработки и по плодородию поч­вы. Устинов говорит: «Да, я согласен с этим, и коллектив для меня не чужд, мы начали организовывать колхозное xoзяйство, но нам предложили взять бедняков, а они все лоды­ри. Мы отказались от коллектива. В существующий коллек­тив в нашей деревне я тоже был записан, но Наркозем нас вычеркнул. Тогда уж лучше развивать свое индивидуальное хозяйство». Крестьянин Устинов с виду крестьянин-середняк, но в нем борются кулацкие и середняцкие тенденции, пер­вые частенько побеждают (8).

На реке делают дополнительные запани. Сейчас работают сплавщики по найму Кареллеса. Средний заработок за 12-часо­вую работу от 2 рублей 50 копеек до 4 рублей на руки. Им вы­дают крючок и пику — багор для работы. Выковать его в куз­нице стоит 50 копеек со своим железом.

Узнал, что в деревне Вонжинская есть постоянный маляр.

У Мингаревых в сарае стоит «козел» — приспособление для резки соломы. Солома закладывается между клиньями и рубится на мелкие куски. Там же стоит жернов для размола муки.

У Михаила Васильевича Савина деревообделочная мастер­ская (он сам колесник).

Был у Масаева Н. У него в тележном сарае стоят много са­ней (две-три штуки). Соха, плуг, сани зимние — праздничные.

Во всех домах, где был, стоят «становины» для ткацкого станка. Встретил бедняка Сидорова, фамилия которого тоже по де - Сейчас работает на тракте. Строит новый дом. Против него лом Марьиных. В семье Марьиных был «примак» — муж, при­шедший в дом и получивший фамилию этой семьи (3).

Слышал от многих, что крестьянство очень много пьет. Так например, от одной старухи я слышал: «Такие здесь все пьяни­цы-мужики, да и старики и бабы не отстают. В праздник все село бывает пьяным». Я пока еще не видел здесь ни одного пьяного.

Интересны отзывы здешних крестьян о карелах. Сколько я ни встречал крестьян, обычно они называют карел — «кареляками». Отношения с русскими у них довольно хорошие. Здеш­ний милиционер-партиец говорит, что национальной розни ме­жду русскими и карелами теперь не наблюдается. Другой кре­стьянин говорил: «Живи сам хорошо, не задевай других, и все будет хорошо». Отношение крестьян к карелам довольно бла­гожелательное и хорошее.

Разговаривал со здешним учителем Николаем Николаевичем Печориным. Он живет в здании школы, кроме учительской дея­тельности очень много занимается земледелием. Если бы я встретил его где-нибудь, не зная, что он учитель, то я бы не задумываясь сказал бы, что он самый настоящий крестьянин. Целый день работает на огороде, копает что-то в поле, к на­шим вопросам относится как-то недоверчиво, говорит весьма неохотно. По отзывам секретаря партячейки, Печорин общест­венной, просветительской работой занимается очень мало. В общем, в строительство новой деревни такие учителя принесут очень мало пользы (9).

Сегодня я задался целью изучить внутренний характер кре­стьянских изб. По своим размерам комнаты шуйских изб до­вольно просторны и свободны, днем имеют много солнечного света. Мебель составляется из скамеек, табуреток, столов кус­тарного производства. Нередко встречаются в некоторых избах железные койки. Стены покрыты разноцветными обоями и что меня поразило, так это то, что даже у менее зажиточных кре­стьян и бедняков имеются обои на стенах. Внутренность ком­нат содержится в чрезвычайной чистоте и опрятном виде, чуть ли не в каждой избе соблюдается исключительный порядок.

Еще одной характерной особенностью или культурным новшеством является металлический умывальник, имеющийся почти] что в каждом доме (32).

Школа в Шуе существует с 1873 года (первоначально это было земское училище). Для детей школьного возраста в на­стоящее время есть две школы, преподавание в которых ведет­ся на русском языке. Всего в двух школах 4 учителя. Срок обучения в школах 4 года (14).

От Каратяевой Ольги Алексеевны, 49 лет, из деревни Вонжинская, узнала интересные наговоры, в старину имели широкое распространение.

Наговор для девушек, чтобы лучше их парни любили. При­носят чашку воды с берега, серебряные деньги спускают в чашку. Если денежки падают орлом кверху, то вода будет хо­рошая, над этой водой можно нашептывать:

«Стану я, девица (имя), благословясь, пойду, перекрестясь, выйду из дверей в дверь, из ворот в ворота, выйду в чисто поле, стану среди чистого поля, умоюсь вечерней зарей, украшусь красным солнышком, умоюсь светлым месяцем, усыплюсь чисты­ми звездами. Как это солнышко хорошо и красиво, так я (имя) была бы хороша и красива на весь день для всех мужчин и для всех женщин и для всех малых ребят, паче для своего успеха была бы лучше и краше всех».

Этот наговор читается три раза над чашкой. А в ту же воду наговаривают другой наговор:

«Стану я, девица (имя), благословлясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота.

Выйду в чисто поле, во чистом поле есть большой камень, на камне сидит Пресвятая Богородица, много сколь нее ангелов, много архангелов и много силы небесной, все ей молятся, все ей корятся, Пресвятой Богородице. И так бы мне (имя) все бы молились, все бы корились, все мужчины, все женщины и все малые ребята, паче своей земле богосуженый молился и корился больше всех».

Повторить три раза, после каждого наговора говорить «Хри­стос воскресе».

Третий наговор над той же водой:

«Стану я, девица, благословясь, выйду, перекрестясь, из две­рей в двери, из ворот в ворота, выйду в чисто поле. Попадает­ся навстречу царь Соломон. «Куда пойдешь, царь Соломон?». «Я иду сушить реки, озера и синие моря». Помолюся, покорюся я царю Соломону. Эх ты, царь Соломон, не суши ни рек, ни озер, синие моря, иссуши, искруши моего жениха богосуженого, чтобы он мог не жить, не быть, не есть, не пить, ни с кем ду­мы думать, все бы думал да тосковал по мне (имя). Христос воскресе» (три раза).

После наговора в этой воде нужно вымыться, вынести её на улицу и вылить на большой угол дома, в котором иконы висят, и сказать: «Как в этом углу почитают Господа Бога, так и меня (имя) почитали в этот день» (12).


12 июня

Утром с Махортовым направились в правление сельскохо­зяйственного товарищества, по дороге разговорились с кресть­янином, который также шел в правление. В правлении застали казначея. Беседовали долго. Мы расспрашивали про жизнь крестьян, со своей стороны нас расспрашивали. Жаловались, что плохая земля и не проводят землеустройства. Попутно я задавал вопросы. Мы указали, что не мешало бы крестьянам задуматься над вопросом о переходе в колхоз, о чем они от­кровенно выражали свое нежелание, указывая на то, что в ме­стном колхозе все время идут раздоры, драки и вообще нет порядков. Мы им возражали на это, указывали выгодность кол­хозов как мощных единиц, укрепляющих сельское хозяйство страны, и отдельные дефекты не нужно брать. Кроме того, ве­ли разговор о классовом расслоении деревни. Наши собесед­ники (а их набралось пять) указывали, что кулаки захватили лучшие земли, отчего они лучше и живут, а вот провели бы землеустройство, то «мы и улучшили бы свое состояние». Кро­ме того, кулаки вообще ведут враждебную линию к бедняку и середняку. «Указывают кулаки, что, мол, вас, бедняков, совет­ская власть жалеет, помогает, а мы вот сами работаем». После разговоров мы разошлись (1).

Биография крестьянина деревни Ивановская Баянного Петра Яковлевича. Родился в 1874 году в деревне Пудоги Прионежского района в большой, бедной крестьянской се­мье. До десяти лет Петр рос в семье вместе с шестью брать­ями и сестрами. В трудностях, лишениях приходилось отцу воспитывать ораву ребят. Когда Петру исполнилось десять лет, отец выгнал его из дома. Босой, рваный, с сумой на бо­ку скитался он по деревням, из дома в дом. Не лентяй был, по дворам ходил, кому попилит, навоз повозит, — обувку, одежду получал.

Учиться сильно хотел, память хорошая была, — не отдал в школу отец, денег лишних не было, посейчас неграмотный ос­тался. С 13 лет Петр подпаском пошел, подрос — пастухом сделался. Тридцать девять лет был им. Темный, суеверный, обуянный религиозным мистицизмом, проводил свою жизнь в молитвах, постах, заговорах. Два года Петр Яковлевич уже не пастушествует — ревматизм ног. В 1928 году служил сторо­жем в течение четырех месяцев в Шуе. Он женат на третьей жене, с последней он в церкви не венчался и не записывался в загсе (21).

О семье разговаривала с крестьянином Михаилом Васильеви­чем Савиным, 25 лет, и его женой Александрой Николаевной, 24 лет. Савин середняк, выбился из бедняков. Сейчас имеет одну десятину с небольшим земли и занимается изготовлением колес, так как прокормиться землей не может. Изба Савиных чистая, жилое помещение в две комнаты. В первой комнате по­мещается печь, обеденный стол, лавки по всем стенам. Вдоль печки, примыкая к ней, деревянная лавка, называемая по-мест­ному «рундушка». В этой же комнате рядом с дверью находит­ся умывальник цинковый обыкновенный и комод. В переднем углу висит икона. Хотя жена Савина и говорит, что сам Савин неверующий, но икон она не снимает. Во второй комнате со­всем иная обстановка. Там также икона в переднем углу, кро­вать отделяется красивым пологом из ситца (рисунок цветами). Красные пологи очень распространены, встречала во многих избах. Два стола, покрытые скатертями. Над одним из столов висит большое зеркало, на столе статуэтка. В одном из про­стенков еще зеркало, обвешанное вышитым полотенцем. Име­ется буфет с посудой чайной, рюмки, стаканы, чашки, сахарни­ца и голубая чайница с русскими надписями, показывающими, что чай китайский. У Савина имеется гармонь-двухрядка. На ней он сыграл несколько вальсов, «кадрель» и спел под гармо­нику частушки (4).

Разговорился с М.В. Савиным и еще другим середняком. Основная их точка зрения по отношению к бедняку: «Бедняк ленится, сколько ему государство не дает, все равно не поможет». «Вот я, к примеру, голый был, отец пьянствовал, в силе семью держал, так что я только 33 лет женился, с восьми лет работать начал. Все время работал, голодал и в хозяйство выбился». «А может ли государство все время кормить, конеч­но нет, на всех не хватит». «Иному и льготы, и все, а он лежит на печи и ничего не делает».

Когда я стал возражать, то Савин согласился в том, что, ко­нечно, «всех на один безмен нельзя весить», но в то же время привел конкретные примеры того, что в деревне Тимонинской есть все же некий Петровский, который взял ссуды в кредит­ном на лошадь и истратил на одежду и лакомства. «Да что Петровский, тут много таких есть!» Как видно, с распределени­ем ссуд действительно плохо обстоят дела.

Данные два середняка ближе стоят все же к зажиточным. Зажиточный, зажиточный, а он все же работает, с утра до но­чи работает, косит, косит, косит свою пожню (луг) и зараба­тывает.

«Вот я, к примеру, как весна, так всю семью гоню ягоды со­бирать, где можно, и стараюсь сорвать копейку, ну и выбива­юсь из силы, а глядишь, коровка готова».

«Нет, — заканчивает разговор, — оттого и зажиточный, и ку­лак, что работает крестьянин, а бедный ленится. На собрании иной раз хочешь выступить, но (махнул рукой) лучше не надо, а то скажут, вот, к кулакам подмазывается».

Вечером был ужин — вареная картошка, обмакиваемая в сметану, «кушать надо, чтобы кости хрустели, глаза болели» (как видно, от работы скул). Затем пьют молоко из общей мис­ки деревянными ложками (3).

Опять собирала пищу. Одна крестьянка сообщила, какие ку­шанья готовят на похороны.

Делают кутью из риса, сахара и изюма.

Булку на молоке и с песком.

Кисель овсяный. Берут смолотую овсяную муку, просеива­ют, разводят с водой и кипятят. Получается густая сероватая жидкость, которую разливают в тарелки и получается застыв­шая масса. Картофельный кисель. Берут картофельную муку, разводят водой, кладут песок и все это варится, получается кисель.

Пирожки из белого теста с рисом. Тесто делают на молоке. Кладут еще масло, песок, дрожжи, рис и пшено варят, льют масло, раскладывают ложечкой в пирожки. Всю начинку за­крывают и садят на железном листе в печь.

Рыбный пирог. Тесто делают на молоке или простокваше, но без песку. Рыбу чистят и целиком кладут в пирог, и все это запекают.

Делают еще ячменный пирог. Берут ячменную муку и меша­ют на сливках. Кладут еще масло, песок, сметану. Тесто хоро­шо размешивают и в середину кладут начинки (из пшенной, манной крупы).

Все эти кушанья едят на похоронах (18).

Сегодня записал приготовление толокна. Толокно изготовляется из овса. Овес парится в печке, после чего сушится и мелется на домашних жерновах, после чего можно упот­реблять в пищу. Употребляется то­локно с молоком, кроме того, дела­ют калитки (33).

Здесь никогда не обедают без скатерти. Прежде всего на стол кла­дут чистую холщовую скатерть, по­том хлеб и ложки, хлеб режут боль­шими кусками, кладут прямо на ска­терть без тарелки. Едят из одной чашки, изредка из отдельных таре­лок или чашек. Пища довольно скудная, суп из консервов или какой-нибудь другой, каша, большую часть молока уносят в молочную, дома остается мало. В праздник все пекут «колобы» и «калитки» из темной муки с пшеном, картошкой или то­локном. К большим праздникам и свадьбам «пряжут» пироги, пекут розанцы, «крендели», скорее похожие на наши баранки. Делают большой пирог с рыбой, к свадьбе пекут пирогов пять и ставят на стол, не разрезая, каждый сам себе режет. Делают их так: на столе раскатывают сканец, кладут рыбу, приготов­ленную для начинки, вареную, с маслом и яйцами, потом при­поднимают края сканца кверху, придают пирогу четырехуголь­ную форму и закрывают сверху (7).

Была в нескольких деревнях по выявлению неграмотных. У крестьянина Дианова Ф. обедала. Из наблюдений и рассказов составила о пище села Шуя следующие наблюдения. Хлеб употребляют главным образом ржаной, пекут его просто в русской печке. К чаю пекут калитки, колобы, кокачи, косой пирог — все это из пресного ржаного теста, корка иногда пропряжена в масле, сверху начинка из толокна или крупы, иногда картофеля. У многих есть к чаю белая булка, — гово­рят, «паек выдают».

Мясная пища употребляется редко, более обильное употреб­ление ее у охотников или во время неурожая у имеющих много овец. Более частый приварок бывает из рыбы. Многие обижа­ются, что «рыба дорогая стала». Из рыбы здесь больше всего распространены щука, окунь, ерш, сиг. Потребление молока населением большое. Хозяйка превращает его в творог для на­чинки. Простоквашу кладет для сдобы в калитки, кокачи. В не­которых домах приучены дети пить парное, теплое молоко. Часть молока (некоторые как излишек, а некоторые как сред­ство для оборота) продают в молочную артель в город.

Грибы употребляются как приварок. Я ела очень вкусную, как хозяйка назвала, «похлебку»: грибы, картофель, крупа и забелено сметаной. Это у них во время отсутствия рыбы. Ут­ром с картофелем едят волнушки. Из грибов около Шуи встре­чаются боровики, подосиновики, грузди, волнушки.

Из корней некоторые собирают щавель и приготовляют его вкусно, но это скорее как разнообразие в меню, а не как под­собный приварок.

Фруктов здесь не растет никаких, но некоторые считают здесь «фруктами» рябину, черемуху, и все разговаривающие указывают на единственную в селе «попову яблоню».

Население очень любит кофе, но теперь употребляет кофе-суррогат. Из сладостей к чаю, как обязательное, сахар, в ис­ключительные дни покупают в местном кооперативе конфеты или пряники.

После обеда непременно «нужно закурить». Курят преиму­щественно махорку или дешевые папиросы.

Выпить мужички (встречали и женщин) села Шуя любят, но довольно аккуратно. На первый взгляд создается представ­ление, что пьяных в Шуе нет, но при большем, подробном знакомстве нельзя не отметить у некоторой части пристрастие к винным напиткам (своих домашних напитков делают мало, употребляют покупные). С закуской к напиткам любят употреб­лять соленое (рыба), горькое (горчица, уксус). К каждодневно­му столу мало подают горчицу, перец, уксус.

Из ягод собирают: клюкву, бруснику, чернику, черную смо­родину и меньше землянику и малину. У некоторых это как приработок, носят на железную дорогу продавать (особенно ребятишки) (29).

Утром ходил снимать ветряные мельницы в деревню Сагарва. За дворами деревни среди полей, огороженных заборами, на поляне расположились две мельницы. Мельницы чрезвычай­но старые, крылья почти развалились от старости. Доски на крыльях прогнили насквозь, и при малейшем дуновении ветра поднимается страшный скрип и визг. Мельницы невысокие и устроены довольно плохо. Принадлежат они братьям Годовым из деревни Тимонинская. Одна мельница теперь совсем не ра­ботает — нужен большой ремонт, да и на мельницу положили большие налоги, а другая работает, но очень мало. Теперь у крестьян молоть нечего, осенью мельница работать будет.

Вечером пошел на сходку крестьян в Верховье. Верховье со­стоит их трех деревень: Плаксино, Сысоево и Усадище. Все три деревни расположены вдоль одного из рукавов Шуи. Собрание началось довольно поздно. Медленно собирались крестьяне. Только что многие из них приехали с работы. Почти все одеты в серые домотканые, потрепанные кафтаны, катаны (валяные са­поги). Подходили к столу, здоровались и, свертывая папироску, усаживались на бревна. Группами собирались женщины. Они са­дились в самый дальний угол и беспрерывно потихоньку шепта­лись между собой о своих мелких будничных делах. Собрались одни старики и бабы. Молодежь вся в городе работает. Собра­ние довольно хорошо прошло. Выбрали шестерых крестьян в сельскую учетную комиссию и одного в районную налоговую ко­миссию. Потом решали вопрос о продаже горелого леса, о по­чинке дороги. Дорогу решили чинить, как обсохнет. После соб­рания нас засыпали вопросами о недостатке хлеба, о высоких ценах. Положение с хлебом здесь скверное. Едят часто овсянку. По этому вопросу здесь часто бывают недоразумения между крестьянами. Бабы после собрания загалдели и накинулись друг на друга крича, что У одной есть своей хлеб, да мужу дают пай Из кооператива. Другая кричит, что у ней нет никакого хлеба и приводит в доказательство своим словам свидетельство какой-то старухи. Мужики молчали (9).

До собрания много разговаривали с крестьянами, пришедшими раньше. Один из них, старик 78 лет, рассказывал, как он живет.

«Был у меня сын, теперь бы уже хозяином давно был, но не суждено ему было выжить. Еще ребенком он обгорел. Топи­лась печка, он подошел к ней и стал ковыряться, рубашонка его пыхнула, и все тело обгорело. Я пригласил фельдшера ме­дицинского, он посмотрел, сказал, что все пройдет, но валы водяные, появляющиеся после ожога, разрезал и забинтовал ребенка. И что же вы бы думали, ребенок через некоторое время умер. Я так озлился на фельдшера, думаю, никогда больше не буду к нему обращаться. Да и самого его через три дня после этого свернуло. Через неделю после смерти сына фельдшер во сне приходит ко мне и говорит: «Не надо было разрезать водяные валы, сын бы твой тогда выжил». А потом на другой день слышу, что фельдшер умер».

Говорили с ним долго, давали ему несколько раз курить.

Другой крестьянин рассказал о помещике. До революции здесь жил помещик, у которого находились три деревни: Кол-остров, Усадище и Бесовец, где находился его дом, а в Усади-ще был второй дом, где перед революцией жил управляющий. Земли было у него десятин 100, крестьянских душ тоже 100. В старое давнее время, лет 80 тому назад, деревня Плаксино на­ходилась на левом берегу реки Шуи. Но по неизвестной причине (очевидно, помещику нужна была земля) он нагнал казаков и наших дедов погнали за реку, на место, где и находится дерев­ня в настоящее время. Крестьяне работали на помещика два дня в неделю, а остальное на себя, это так называемая барщина.

После собрания снова разговоры о житье-бытье деревен­ском. Одна бабушка рассказывает, «вот у меня сына угнали на всеобуч, работать некому, как теперь, а?» Я ей рассказал, что сын никуда не денется, через два месяца приедет. Слушавшие нас крестьяне заговорили: «Да чего там, его надо поучить, много ли два месяца, вон мы по три года в Красной Армии бы­ли, воевали в гражданскую войну, а он в мирное время служит, не надо об этом и говорить-то».

Женщины заострили внимание на вопросе о продуктах фаб­рично-заводского производства. «У нас не хватает сахару, чаю, подошв и другого, куда это девалось? Вот давали бы подошвы, крестьянин сам бы сшил себе сапоги, а изволь покупай, готовые они в несколько раз дороже обходятся. А почему у нас хлеба не­ту, ну что тут наешь, по 4 килограмма в месяц дают». На все во­просы со стороны крестьян даны соответствующие ответы.

Еще один крестьянин рассказывал, что вот семена-то нынче давали, правда, это хорошо, но часть крестьян эти семена съе­ли, а часть семян посеянных не взошла. «Вот мне дали, я посе­ял, но все полосы лежат пустые».

Эти три деревни Плаксино, Сысоево и Усадище расположены так: сначала идет Усадище, потом Плаксино и Сысоево вверх по реке Шуя, все они стоят на правом берегу реки Шуя. Каждый крестьянин почти имеет лодку (8).

Говорила с груп­пой крестьян о мест­ном крае. Большая часть крестьян бы­ли государственные крестьяне. Лишь од­на десятая часть крестьян принадле­жала помещикам. Беседовала с местной учительницей Николаевой, которая го­ворила, что перевод школ на карельский язык идет очень мед­ленным темпом. Нет соответствующих работников, несерьезно отношение многих к делу (26).


13 июня

Сегодня в Низовье (Сагарва, Выморская, Ереминская. Кол-остров) престольный праздник Вознесение. Еще неделю тому назад на дверях кооператива висели объявления о том, что крестьяне ввиду недостатка продуктов праздника не праздну­ют. Несмотря на это к полудню, после обедни в церкви, в Ни­зовье пошли «гулять». Мимо школы шла разряженная моло­дежь. Степенно шли старики. Одеты они почти все одинаково. Черный картуз, легкий пиджак и обычно сапоги, смазанные дегтем. Было постановлено на собрании не праздновать Возне­сения, но не было проведено в протоколе, и этим воспользова­лись желающие выпить и покричать. Принимали, впрочем, толь­ко близких родных. Благодаря хорошей погоде все крестьяне были на улице. Много на улице пьяных. Не обошлось, конечно, без драк. К вечеру почти все взрослое население было пьяным. Иногда по изрытой дороге, поднимая клубы пыли, неслась ли­хо двуколка, управляемая пьяным «в дрызг» мужиком. Из дву­колки неслись протяжные, бессвязные песни, прерываемые на ухабах сильным толчком (9).

Все одеты по-праздничному, особенно девицы. Преобладают очень яркие цвета как васильковый, густо розовый, зеленый, очень много бархата. Гуляние состоит в том, что партиями или парами ходят по улице, танцуют, играют (это конечно моло­дежь), а более пожилые и старики на них смотрят. Очень мно­го пьяных, некоторые совсем свалились, почти все «навеселе». Поспорили между собой о том, надо или не надо праздновать праздники, и дело чуть не дошло до драки. Противником праздника был только один шуйский активный общественный работник Масаев (2).

Народу было немного, больше молодежи. Селькор Сулимов говорит, что крестьяне боятся праздновать, потому что все си­дят на норме и могут снять, если будут праздновать.

Молодежь — девушки — одеваются на городской манер и в очень яркие цвета. Тот же селькор Сулимов говорит, что в на­стоящее время крестьяне очень много тратят на наряды. У ка­ждой девушки, даже беднячки, можно найти нарядов на 200— 300 рублей. Раньше, говорил он, купят ботинки и носят их лет 10—15, а теперь и в год две пары сносят. Объясняет это тем, что денег крестьянам достается теперь много. Раньше в день зарабатывали 1 рубль — 1 рубль 20 копеек, а теперь иной за день получит 10—15 рублей и нет, чтобы эти деньги употребить на хозяйство. Многие жалуются, что задавлены налогом. Сель­кор говорит, что «наши деды, отцы весь год свой хлеб ели, потому что работали хорошо, а мы на норме сидим». Много портит пьянка. Водку продают в местном кооперативе. Сулимов говорит, что писал даже в Карел ЦИК, чтоб запретили прода­вать водку, ему ответили, чтоб он собрал женщин и если они против продажи водки, то прекратят продавать (30).

Ефим Гаврилович Стешков (кулак) раздавал хлеб крестья­нам (40 беднякам по одному фунту), чтобы только они праздновали. Факт проявления классовой борьбы под видом щедрот к празднику. Интересно, что беднячка Анастасия Матюшкина ему ответила: «Нам государство хлеб дает, а от те­бя мы не возьмем». Матюшкина — тип крестьянки-партийки. Сын — комсомолец, избач у поморов. Муж умер, отморозил ноги в гражданскую войну. Она сама с разбитым здоровьем. Малограмотная, слабая, она хочет уйти из партии: «Не хочу быть бумажным человеком. Когда я читаю, то трудно все по­нять». И вот для того, чтобы что-нибудь выучить, она учит наизусть, а затем, восприняв механически, старается поду­мать и осознать прочитанное. Сейчас работает над крышей дома. Рассказала интересные факты из обычных нравов де­ревни Выморской.

Миронова Ольга родила ребенка (сама беднячка). Так как она батрачила, а ребенок незаконнорожденный, то она его сварила в котле. Селькор Сулимов, узнав об этом, написал в газету и последнюю судили.

В то же время тот же Сулимов знал о другом и скрыл. У молодухи Степанковой Марии, богатой, было два «молчком» рожденных ребенка, последнего, как видно, она родила 16—18 апреля, когда ходила в лес. Целую же зиму она ходила к Ерпичевой Марии, у которой занималась рукоделием, поэтому по­следняя и знала о беременности, но «бабы деревенские, почта сарафанная». Мария Ерпичева передала Настасье Березиной, последняя Березиной Анне. Теперь вся деревня знает, что на­казания она не понесла.

Матюшкина сейчас «по новому огород завела», следит за жизнью. Бьется для того, чтобы не отстать, но трудно, так как она неграмотна.

На улице же в это время городской баянист играл фокстро­ты, кадриль и многое другое, под которое местная молодежь отплясывала.

Все решительно пьяные. Молодежь в городских костюмах, в тельняшках, которые в большом почете у ребят. Девчата многие одеты в бархатные платья. Взрослые спорят, пьяные. Интересна драка, которая возникла между двумя. Пьяный, же­лая подраться, лезет к кулаку, причем кричит: «Всех бы вас перебить надо!» Известно, возникает спор, раскол среди окружающих и наконец драка (3).

Когда я после обеда пришла на гулянку в деревню Выморская, молодежь уже плясала, вокруг столпилось много народу. Все были разряжены, бабы в новых юбках, кто в ситцевых, кто в шерстяных, в ярких шелковых платках, мужчины в празднич­ных пиджаках и фуражках, в свежесмазанных дегтем сапогах, немного подвыпившие и потому более разговорчивые и шумли­вые, чем обычно. Молодежь вся одета по-городскому. На дев­чатах богатые платья, шелк, бархат, шерсть, очень редко бати­стовый ситец, но почти все очень ярких цветов, ярко-зеленый бархат сочетается с какой-нибудь умопомрачительной вставкой, ярко-красное платье с яркой синей лентой в волосах. Прически тоже скверные: либо завиты и лохматые, либо завиты и уже успевшие потерять свой первоначальный вид головы, то есть остались жалкие смешные признаки завивки. Так же вместе с шикарным платьем видишь на ногах старые туфли и скверные чулки, это тоже не гармонирует с общим видом. Почти у всех в ушах серьги. У парней с костюмами дела обстоят несколько лучше, нет той безвкусицы и несоответствия. Обыкновенные пиджаки и фуражки, кэпи, ботинки и русские сапоги.

Девчата ходили по деревне, сцепившись под руки по пять-десять человек, парни — сзади или стояли кучками и смотрели, переговариваясь между собой, иногда проходили парочки или по несколько человек парней и девчат. Был там какой-то ла­рек, очевидно, частник продавал сладости, парни угощали дев­чат. В танцах и в таком слонянии по деревне и заключалось все гуляние молодежи. Танцуют здесь вальс, кадриль, польку, ту-степ, коханочку, падекатр, падеэспань, «коробочку» — ко­нечно, на мотив «коробочки», «ночку» — на мотив песни «Ночка темная, боюся». Вальс танцуют в правую и левую сторону.

В то же время молодежь занимается танцами и флиртом «по-шуйски», заключающемся в плоских шутках, остротах ме­стных сердцеедов, в хихиканьи девиц, томном опускании глаз. Родители и их старшие братья и сестры угощались в хатах, от­туда несется шум, гам, иной раз ругань. Некоторые почтенные отцы семейства, уже достаточно выпив, вышли на улицу и нача­ли затевать бузу. Особенно старались кулаки. Кричали о своих неприятностях, вспоминали и передел земли, и малую хлебную норму, напали на одного парня за то, что он вывесил объявле­ние о том, что Вознесение не празднуется (7).

Наиболее интересная жизнь молодежи в Шуе у девиц на­чинается с 15 лет, а у ребят с 16—17. В эти годы молодежь начинает чувствовать себя более взрослыми, здесь начинает­ся ухаживание, начинается любовь, правда, девица в 15 лет развита физически больше, чем мальчишка в 17 лет, она уже начинает думать о замужестве и больше вращается в об­ществе более взрослых ребят, то есть таких, которые могли бы жениться, ну, 20—21 года. Ребята 16—17 лет, у которых впервые появляется чувство любви, получившие после перво­го раза удар от уважаемого человека, становятся самыми от­чаянными.

Теперь молодежь живет более свободно, этим объясняется ранний выход замуж. У женщин 21-го года бывает 4—5 детей. Раньше выходили замуж позднее. Ребята и раньше, и теперь женятся примерно в 21—23 года.

Перед женитьбой парень начинает подыскивать девушку. Знакомство чаще происходит летом во время игр, танцев и во­обще во время сходбищ, тем более в Шуе 17 деревень, в каж­дой бывает свой «престольный» главный праздник, и принято всем желающим сходиться в ту деревню, где бывает праздник. Молодежь особенно любит эти праздники, здесь свиданье мо­лодежи всех деревень. Молодежь, идя на праздники, говорит: «Иду на игрище».

Во время танцев парень приглашает девушку танцевать, ко­торая обязательно должна идти. Отказываться нельзя, хотя бы приглашающий ей не нравился. После танцев он приглашает ее гулять, тут она может идти и не идти. Если идет, значит, ей нравится этот парень.

Погуляв два вечера, парень и девушка выясняют, будут ли продолжать дальше. Если да, то ни он, ни она с другими идти гулять не должны. Если с чьей-либо стороны отступление от этого уговора, то другая сторона ревнует, чаще скрытно, но подыскивая случай отомстить. Ревнивый парень старается в пьяном виде побить соперника, девица наговаривает всякие дрязги на соперницу. Если измены нет, то продолжают гулять, и чем скорее свадьба, тем лучше, долгое гуляние кончается разрывом, чаще с последствием их гулянья. Чем чаще дочь ме­няет ухажеров, тем спокойнее родители.

Был случай. Пара гуляла два года, девушка стала беремен­ной, но скрывала, затягивалась и когда было близко к родам, у нее стало кровотечение. Ее отправили в больницу, ребенок родился живым, прожил два месяца, а мать умерла во время родов.

Был случай. У одной девушки родился ребенок, над ней смеялись, ей не давали прохода. Тогда были приняты адми­нистративные меры. Перед собранием граждан ребенка «октябрили», где были выступления против насмешек над по­добными случаями. С тех пор к таким случаям относятся безразлично, но добрачных или внебрачных детей очень и очень мало. Честность женщины стоит на должной высо­те (24).

Вечером в школе кино. Приехала кинопередвижка. В ма­леньком помещении школы набралось больше сотни людей. Невыносимо жарко. Шла картина «Синий пакет». Удивляться приходится, как только такие картины пускают в деревню. Гру­бая подделка под агитационную картину. Сам сюжет, если его разобрать, не только плох, но и вреден. Картина никому из крестьян не понравилась. Деревня вполне может разбираться, хороша картина или нет. Этого не поняло еще то учреждение, которое ведает этими делами (9).

Заговор (со слов Ю. Покровской)

«Встану, благословясь, выйду, перекрестясь, из двери, из во­рот, стану лицом к северу, стану кричать: «Триста лесов, три­ста бесов, триста главных дьяволов, снесите тоску и сухоту к рабу божьему (имя рек), чтобы он не мог без меня ни часу часовать, ни минуты миновать, все бы думал, тосковал обо мне, красной девице, об (имя рек).»

Поверье

Плевать на огонь считается неудобным.

Если крестьянин едет на лодке далеко, то он старается избе­жать того, чтобы кого-нибудь подвезти. Считается, если он подвезет, то случится несчастье.

Частушки

(13).

14 июня

После десяти часов утра отправился в амбулаторию. В при­емной комнате среди крестьян находилось два парня, побитые во время праздника. Женщины и частью мужчины горячо гово­рили, что нужно закрыть продажу водки в их селе. Почти еже­годно во время больших праздников, кричала одна женщина, наши мужья и дети закупают водку на порядочные суммы де­нег, растрата которых очень ощутительно отражается после праздника на состоянии хозяйства. И кроме того, говорила она, есть такие крестьяне, которые во время пьяного состояния бьют своих детей и жен.

Пошел за молоком на молочный завод, находящийся в веде­нии артели. Завод расположен на правом берегу реки Шуи у моста. Молоко приносится населением от каждого хозяйства. Вечером приходят женщины и мужчины на завод с молоком. Молоко вымеряется особою меркою, потом испытывают его ка­чество лакометром и сливают в бидоны. После чего приемщик записывает в книжку. Сбывают полученное молоко в Петроза­водск и набирают в день 500—800 литров и платят крестьянам по 23 копейки за литр (32).

Был в сельскохозяйственной артели в деревни Лембачево. Беседовал с колхозником Никоновым. Это середняк, дом его одноэтажный, с высокими окнами, окна без резных налични­ков, под одной крышей с домом сарай и двор. Около дома строится сарай на 40 голов скота (холмогорских коров), которЫй скоро получат колхозники. В доме чистота, в левом углу от двери чистая, хорошо выбеленная печка, в противополож­ном углу икона с обвешанным с трех сторон полотенцем. Се­мья ужинала. Было 9 часов вечера. Стол одной стороной при­ставлен к стене. У широкой части стола сидел хозяин, по дру­гую сторону сидела хозяйка. Противоположную хозяину широ­кую сторону занимали: дочь 19 лет, два сына, 14 и 15 лет. Хо­зяйка разливала чай и резала хлеб и калитки.

В колхозе пять семейств, выделилась беднота, и поэтому все остальные жители Лембачева под влиянием кулаков и за­житочных бранят колхозников, запугивают различными сплет­нями, что у колхозников отберут весь хлеб и другие продукты и потом будут выдавать в кооперативе по норме, злопыхатель­ствуют по поводу того, что колхозникам достались лучшие земли, лучшие семена и т. д. Доходят до того, что направля­ют ребятишек, которые обзывают позорящей кличкой «коллективники». Злятся и бабы по поводу того, что у колхозни­ков хорошая картошка, от них перенимают ребятишки, угро­жают колхозникам: «Картошкой подавитесь, разорвитесь, раз­деритесь».

Работают сейчас очень много, с четырех утра до девяти ве­чера. «Мужчины ладят между собой, разве матюгнется при ра­боте, вот бабы, те сговориться не могут», — говорит Никонов. Одна баба все время пилит мужа за то, что тот вступил в кол­хоз, негодует по поводу того, что надо все самой работать, нельзя кого-нибудь нанять.

Никонов рассказал: когда-то очень давно к Лембачеву при­плыла икона (деревянная). Ее подобрал один святой или богач и снес к попу. С тех пор в Лембачеве построена часовенка и на четвертой неделе после пасхи в среду празднуется каждый год праздник «преполовенный». О празднике «преполовения» не­которые говорят, что название произошло от времени праздно­вания (на половине между Троицей и Пасхой).

Никонов рассказал обычай выгона коровы. В день выгона хозяйка стоит с иконой Георгия Победоносца, в которую вставлена свечка, полученная в великий четверг: с этой свеч­кой хозяйка должна была стоять три праздника в церкви. Скот выгоняют вербой. Если хозяйка не знает заговоров при обходе коровы с иконой, то зовет старуху, знающую эти за­говоры (9).

При посещении деревни Лембачево беседовали с 70-летней старухой и ее дочерью Диановой. Старуха оказалась передо­вой женщиной, не верит ни в баенных, ни в домовых, ни в ле­ших, точно также не верит и в различные гадания: «Все это по­пусту». Теперь она мало ходит в церковь, очень редко, сказа­ла, что раньше в Погосте праздновалось двенадцать престоль­ных праздников, а теперь ни одного, и это ее нисколько не трогает.

Ее дочка рассказывала об обычае нанимать пастухов. Здесь ни один крестьянин не пойдет в пастухи, ибо это счита­ется очень постыдным, и поэтому в пастухи нанимаются чу­жие. Из обрядов, совершаемый при выгоне скота, рассказали следующее. Под Егорьев день хозяйка один раз обходит двор и дом с колоколом. В самый Егорьев день точно также обхо­дит, только три раза, и скот выгоняют не обязательно в Его-рий, а зависит от желания хозяев. Весной, но не обязательно в Егорий, служат в поле молебен, после чего скот прогоняют через специально сделанные ворота. Скот выгонять не реко­мендуется босой и так же босой нельзя ходить в хлев, почему это делается, не знают.

При начале жнитвы пекут «начинальный» пирог, после окон­чания — «отжинальный», или «кончинный». Перед началом се­нокоса пекут пряжинный пирог из тонко скатанного теста с ка­шей или толокном в середине.


Из похоронных обрядов сообщили, что после возвращения с похорон, чтобы не бояться покойника, надо посмотреть в подпол.

На вопрос, как раньше водили хороводы, дочка старухи рассказала: собирались девушки, обычно принаряженные, ста­раясь в первый раз попасть в хоровод в новом платье, пели песни, обычно в хоровод пускали девиц не моложе 17-ти лет, затем приходили парни, выбирали ту, которая нравилась, и па­рами уходили гулять.

Затем говорила, как иногда раньше, а теперь очень ред­ко, браки совершались, что невеста и жених совсем не знали друг друга и даже ни разу не виделись. Недавно был, по ее словам, такой факт. Он жил в городе, видимо, кто-то посоветовал жениться именно на этой девушке. Он сделал запрос с по­сылкой своей фотографии. Полу­чив согласие, приехал, в тот же пень поженились и теперь очень счастливы.

Добрачный ребенок у девушки считается позором и клеймит эту девушку, но такие случаи есть, осо­бенно за последние годы (2).

Кражи здесь встречаются чрез­вычайно редко. Нет обычных мел­ких краж между чужими дворами, не слышно давно уже о крупных ог­раблениях. Старик Лянгин из Тимонинской говорит, что раньше ника­ких краж не было совершенно, лишь в голодные годы стали случаться кражи, но после разрухи кражи снова замолкли. С 1922 по 1927 год крестьяне жили очень хорошо и поэтому не было надобности красть что-либо у соседа или у какого-ни­будь другого крестьянина. Василий Лобанов говорит, что в эти годы крестьяне жили гораздо лучше, чем до войны, а вот те­перь опять стали затруднения с продуктами. Выдают продукты по определенной норме, часто бывают злоупотребления. Много личных обид. Нужно сказать, что население Шуи живет все-та­ки лучше, чем крестьяне в средних губерниях.

В Шуе высокая рождаемость, но и высокая смертность де­тей. Несмотря на высокий культурный уровень здешнего кре­стьянства, на чистоту и опрятность, царившую в каждом доме, ежегодно умирает от различных заболеваний порядочное коли­чество детей. Много умирает от поноса, брюшного тифа, легоч­ных заболеваний. В отношении лечения здесь условия доволь­но хорошие, есть хорошая для деревни амбулатория. Нельзя сравнить грязную, тесную, прокопченную избу крестьянина средних губерний, где дети целый день зимой живут вместе с теленком, овцами, роясь в их выделениях, чуть ли не спят вме­сте со скотом, живя зимой в невероятно тяжелых условиях. В Шуе этого нет ничего. Изба просторная, чистая и зимой доста­точно теплая, уход за ребятами, как я заметил, здесь гораздо лучше. Казалось бы, что дети должны выживать и расти, но оказывается, здесь смертность детей очень высокая. Факт трудно объяснимый. Вместе с тем высокая рождаемость. Среди здешнего населения трудно найти высоких сильных парней, «первых парней» в деревне по силе. Трудно встретить, а пожа­луй и невозможно, крестьян, обладающих большой силой, спо­собных «поднять лошадь на себя и тащить». Здесь не слышно таких. Очень мало высокого роста, почти все крестьяне среднего роста. Население по физическому типу очень незаметно, по­рой хилое, слабое. Тридцать процентов болеют легочными бо­лезнями. Факт совершенно необъяснимый. Живет крестьянство хорошо, все условия жизни позволяют думать, что крестьяне здоровы, а на деле оказывается наоборот. Зато кожными бо­лезнями болеет незначительная часть населения. В этом отно­шении здесь очень хорошо дело. Только три процента больны венерическими болезнями. Когда разговариваешь со старика­ми, то часто слышишь от них, что раньше крестьяне здесь бы­ли гораздо сильней и здоровей, чем теперь. Ну, старики, поло­жим, всегда и везде так говорят.

Услышал от Федора Павловича Мошина из деревни Сагарва такой рассказ. В прошлых годах (года три тому назад) одна старуха из Ивановской пошла в баню мыться. Крестьяне знали, что она колдует, водится с нечистой силой, знает заговоры от всяких болезней. На другой день она в страшно возбужденном состоянии бегала по улицам, часто спрашивала у прохожих, не видели ли они креста, который она оставила в бане. Оказа­лось, что крестьянин-старик с целью взять на себя силу этого креста утащил его. У него, конечно, не вышло, а старуха с тех пор перестала колдовать.

Нужно сказать, что в Шуе население гораздо культурнее и грамотнее, чем в среднерусских деревнях. По словам учителя Печорина, грамотность среди крестьян Шуи достигает 85 про­центов.

Избы здесь очень высокие, встречаются очень часто двух­этажные. Общий вид села довольно скучный, унылый, впрочем, и окружающая природа гармонирует с серым фоном села. Ка­менистые глинистые поля, редкие перелески, лишь вдали зеле­неют леса, да несколько разнообразит местность широкая Шуя. Не редкостью здесь будет встретить на улице или в поле сани, нагруженные сохами, боронами. По грязной летней доро­ге их везет худая от зимней бескормицы деревенская кляча. После крестьяне разъяснили мне, что везти в поле соху, боро­ну гораздо лучше и удобнее на санях, потому что телега после проезда по каменистому, изрытому и в некоторых местах гряз­ному глинистому полю быстро портится.

Вечером поражает необычайная тишина на улице, нет ни од­ной песни, не пройдет ни одна компания молодежи. Хотя это же бывает и днем, нет шума, что часто бывает в каждой дерев­не средней полосы России. Все тихо и как-то мертво. Может быть, отпечаток Севера и здесь наложил свою руку. Теперь, правда, много парней ушло на допризывную подготовку. Этим можно объяснить тишину по вечерам. Но многие крестьяне го­ворят, что так всегда. Некоторые были изумлены нашим вопро­сам: «Почему у вас не слышно вечером песен?» Ответ всегда таков: «У нас всегда так было».

Архитектура изб в Шуе однородна. Дома у зажиточных кре­стьян сильно отличаются от изб бедняков. Дома у более состоя­тельных большей частью двухэтажные, сильно вытянутые назад. В задней части дома обычно сарай, в котором складывается на зиму сено, солома. Сарай тесно соединен с домом. Крыши покрыты черепицей или длинными тесаными досками. На втором этаже нередко встретишь балкон с искусной резьбой. Прав­да, на этот балкон никогда не ходят, но он хорошо гармонирует вместе с рез­ными окнами. Очень часто попадается на балконе надпись, когда дом построен. Иногда красками, довольно аляповато, нарисованы лошади с таратай­кой. Вход в избу всегда сбоку. За домом обычно небольшой ку­сок земли, тщательно обрабатываемый. Здесь сажают карто­фель, иногда капусту.

Полная противоположность дом бедняка. Всегда очень низкий, покосившийся набок, одноэтажный. Крыша в некото­рых местах продырявленная. Задняя часть сарая часто бывает раскрыта. Через дорогу у реки у каждого дома стоит баня. I Особенно поражает взгляд отсутствие зелени перед домами. Редко торчит где-нибудь одинокая береза (9).

Пословица «У печки стоять, да руки не погреть» (13).

Народная медицина

Лечение красного родимого пятна. Его называют «вшивым пят­ном». Надо поймать вошь, наколоть на иголку и обвести ее не­сколько раз. Это пятно кругом начнет шелушиться и исчезнет.

Поверия (записаны от Каратяевой O.A.J

В святки ленточку закапывают в снег на улице. Если идет мужчина, то выскакивают на улицу и спрашивают его имя. Так будет называться ее муж.

Берут узелок с хлебом, сахаром, чаем, идут в хлев и гово­рят: «Дворовый хозяин с хозяюшкой, с няньками, с мамками, с верными служанками! Примите гостинцы от нас. Кормите, пои­те нашу скотину!» Узелок кладется в хлеву.

Когда корова возвращается к старому хозяину, то берут ви­цу и говорят: «Вот тебе раз, вот тебе два. Не ходи до чужого двора».

Масаева Наталья Алексеевна рассказала, что после венца не­веста и жених долго молчат, и никто не хочет заговорить пер­вым, так как заговоривший будет всю жизнь в подчиненном поло­жении (25).



15 июня

Сегодня мы выехали с постановкой спектакля в карельскую деревню Намоево, в пятнадцати километрах от села Шуя. Ребя­та горели одним желанием побывать в этой деревне, так как там живут исключительно одни карелы. Говорят, что побывав в Карелии и не повидав коренных карел, никуда не годится.

В час дня выехали в Намоево. От Верховья мы, четырнадцать человек, сели на лодки и поехали. Дул юго-восточный ветер, по­этому на озере были порядочные волны. Некоторые товарищи никогда не ездили в лодках и при виде шумящих волн струсили.

Парус свистел и менял направление. Широкое Укшозеро, одетое в скалистые берега, на которых разбросаны кустарники и круп­ные сосны, представляло живописную картину. Намоево распо­ложено на небольшом островке и состоит из 25 домов, располо­женных в два ряда. По улице почти невозможно проехать. Груды камней, кучи бревен и дров, разбросанных хаотично. Сама де­ревня бедная, незавидные домишки, кулаков почти нет. Посреди­не деревни есть две часовни. Одна представляет из себя навес, а под навесом большой крест с изображением распятия, другая ничем не отличается от обыкновенных часовен. Перед спектак­лем и после я имел несколько бесед с крестьянами об их жизни, чем они занимаются. Большинство занимается земледелием, но оно здесь поставлено из рук вон плохо. Каменистая почва не по­зволяет особенно развернуть земледелие, да и к тому же земли мало, говорят мне крестьяне. Пашут большинство сохами. Объяс­няют это тем, что из-за камней плугом трудно работать. Коопе­рации своей нет. Близко город, да и Шуйская кооперация близ­ка, а если организовать свою, то она не оправдывает из-за мало­численности домов, так объясняли крестьяне, но я думаю проти­воположное. Вернее, там нет инициаторов, а крестьяне на это дело смотрят сквозь пальцы. Сельскохозяйственной кооперации тоже нет, а Шуйское сельскохозяйственное кредитное товарище­ство мало оказывает помощи, так как оно само еще не совсем сильно. Кроме того, целый ряд дефектов Шуйской кооперации (сельскохозяйственное кредитное товарищество), по словам кре­стьян, бьют ее в глазах населения, как то: картофель семенной опоздал к севу, да и по качеству плохой, мелкий, гнилой и доро­гой, 2 рубля 60 копеек за пуд (1).

Говорят карелы деревни Намоево на двух языках, на рус­ском и карельском. Внешность карельской деревни Намоево почти ничем не отличается от чисто русской, села Шуи. Но са­мо население отличается, антропологическая разновидность при большом наблюдении очевидна. Особенно лицо — у карел резко выступают скулы, нос не совсем прямой. Взаимоотноше­ния карел с русскими хорошие, очень часты случаи женитьбы на карелке и выход замуж за русского и наоборот, что способ­ствует весьма близкому общению культур. Например, дети в та­ких семьях с малых лет знают два языка и оба, выходит, род­ные. Переносятся обычаи и обряды от одной народности к другой. Встречала нескольких крестьян, разговаривающих на трех языках: русском, карельском и финском (29).

Карелы очень чисто говорят на русском языке, хотя очень часто переговариваются между собой на карельском языке. Нужно отметить развитость карельских детей, которые при об­ращении к ним не опускали глаз, как в Шуе, и охотно отвечали на предлагаемые им вопросы, временами совещаясь между со­бой на карельском языке (33).

Возвращаясь из Намоева на заре, встретила пастуха, сзы­вающего стадо. Пастух молодой, из Архангельской губернии, работает здесь по найму. Получает за лето 350 рублей. Обеда­ет по очереди у всех хозяев коров. Сзывает стадо рожком. Ка­ждая хозяйка, услышав его, выгоняет корову. Мелодия очень примитивная, каждый раз повторяющаяся, но слушать ее боль­шое удовольствие. Звук чистый, не очень низкий, бархатистый, довольно мягкий. Рожок сделан из двух выдолбленных про­долговатых дощечек осины. Дощечки эти складываются и об­верчены сверху лубком.

Разговаривала со старым пастухом Баянным. Он теперь не < пасет. Осуждает и пренебрежительно относится к молодым пастухам, работающим «без отпусков». По его мнению, они плохие пастухи, со стадом «без отпуска» справиться невозмож­но, потому коровы теперь и не приходят домой по три-четыре дня. Он пас с книгой, называемой «отпуском». Книга эта состо­ит из примет, заговоров, которые составлялись каким-нибудь старым и мудрым стариком. Книга эта обязательно должна быть рукописной. Печатная не действует. Для того, чтобы «от­пуск» стал действовать, нужно, чтобы его прочитал сам пастух или кто-нибудь ему прочитал, если пастух неграмотный. Книга эта покупается, продавший ее теряет силу, которая переходит к купившему. Сила над стадом получается следующим образом: пастух берет «отпуск», сгоняет стадо где-нибудь в поле и, если он грамотный, читая, обходит все стадо три раза. Если пастух неграмотный, то впереди идет чтец, читающий «отпуск», а сза­ди пастух. После этого пастух забирает «отпуск» и несет его в лес, где зарывает в чаще или подкладывает под камень так, чтобы никто не видел. С этих пор «отпуск» в силе. Если кто-нибудь «отпуск» украдет или его сгрызут мыши, то пастуха обязательно загрызет медведь. Все силы злые освобождаются и направляются против пастуха. Лет пятнадцать тому назад у одного пастуха украли мальчишки «отпуск». В тот же день он пошел зачем-то в лес и там его задрал медведь. С пастухом раньше считались, его побаивались, так как знали, сила пасту­ха в его «отпуске». Если пастуха обидит хозяин коровы, то он, чтобы отомстить ему, портит его коров, отводит молоко или делает так, чтобы корову обидевшего хозяина задрал медведь. Для этого он идет и отрывает отпуск. При этом ошибки ни­когда не происходит, задирается обязательно корова обид­чика (4).

Вечером 15 июня пошла на девишник. Свадьба должна быть в воскресенье. Семья невесты, очевидно, зажиточная, дом большой и на вид богатый. Подошли к дому, перед ним гуляют девушки в светлых платьях. Входим внутрь дома, в первой комнате на скамейках сидят женщины и разговарива­ют. В следующей комнате, более нарядной, в большом углу стоит стол, над ним горит керосиновая лампа и довольно тускло освещает сидящее за столом общество. За столом си­дят приглашенные. Жених и невеста сидят рядом. Невеста в городском бархатном платье, в прическе с кудельками, жених — в костюме. Рядом с невестой сидит ее сестра и угощает: «Пейте, девочки, пейте». Кругом стола стоят не приглашен­ные, пришедшие посмотреть невесту. Из задней комнаты все время передают подносы с чаем. Стол уставлен печеньем, конфетами и прочим. Стоит гул от разговоров. Невеста и же­них чокаются с пьющими. Так как жених городской, то и свадьба празднуется не по старине, и песни поют не старин­ные, свадебные, а такие, как придется, например, «кирпичи­ки». После пения жених и невеста уходят, и гости высыпают на улицу, где начинаются танцы под аккомпанемент гармош­ки. Танцуют кадриль, «ланцы» и вальс.

Песни на девишнике пели следующие (записано со слов Елены Григорьевны Ульяновой, 20 лет)



Сегодня я, милый, с тобою, А завтра не будет меня, А завтра я лягу в могилу, Могила разлучит меня. Мой гроб опущали в могилу, И все удалилися прочь, Лишь только луна одиноко Светила всю темную ночь (15).

Когда невесту просватают, то перед приездом гостей невес­ту моют в бане. Баню топят девушки, а потом ближняя, корен­ная подруга идет и голосом зовет подругу:



В ответ невеста благодарит ее, затем девушки берут невес­ту под руки и ведут в баню. В бане моет невесту тетка, а за баней собираются ребята и девчата, поют веселые песни и пьют вино (24).

Акулина Горева, 80 лет, из деревни Тимонинская, рассказы­вает, что в «досюльное время» не спрашивали, хочешь ли идти за парня или нет, все равно выдают и потому очень много пла­кали голосом. Например, девица истопила для невесты баню, приходит к невесте и причитает:

(5).

Приметы

Накануне Иванова дня копают цветы «Иван да Марья» и бро­сают в воду — чей цветок утонет, тот в этом году умрет, а чей всплывет, тот жить будет.

Накануне Нового года существует обычай: прятать по углам вещи: повойник, ленту, хлеб, валек. Во время прятания отгадывающий выходит за двери, затем он или больше всего она, долж­ны придти и поклониться одному из углов, где будет одна из по­ложенных вещей.

Если поклонится ленте — останется в девицах.

Если поклонится вальку — сваты будут.

Если поклонится повойнику — замуж выйдет в этом году.

Если поклонится хлебу — останется у отца на хлебах.

Если невеста хочет выбрать жениха, то садится под столом (в святки), полагает на стол мякушку хлеба и ножик, двери ос­тавляет открытыми и говорит: «Суженый-ряженый, приходи хлеба резать». Когда сидят под столом, волосы распущены, для чего, она не знает, как объяснить (29).

Частушки

(7, 14).


16 ИЮНЯ

Погода — солнце. Присутствовала на делегатском собра­нии. Официально собрание не состоялось, так как явилось мало делегаток. Большинство присутствовало женщин не де­легаток и два мужчины. Присутствовала как раз представи­тельница Петрозаводска, приехавшая насчет организации детских яслей.

Беседовали долго по поводу открытия детских яслей. Все женщины единогласно высказались, чтобы открыть детские яс­ли во что бы то ни стало, а то с детьми трудно, а няни нанять не на что. С одними детскими яслями как будто бы покончено, а именно уже решено открыть в Верховье в деревне Плаксино, рассчитано не менее чем на 30 человек. Средства: во-первых, сами крестьяне согласны внести по 7 рублей плюс молоко, потом вносят местные организации (кооперация и т.д.), потом от­пускают несколько в здравотделе.

Но крестьянки не удовлетворены одними яслями, решили об­ратиться еще раз к местным организациям, в Петрозаводский здравотдел, попросить студентов поставить несколько спектак­лей в пользу яслей, а потом пойдут навстречу, конечно, и сами крестьяне. Но во что бы то ни стало вторые ясли — открыть (6).

Сегодня я все время расхаживала по деревне Ивановской и разговаривала с крестьянами. Одна из них рассказала мне, уж больно сыновья стали отделяться от родителей, и больше все по вине невесток. Между детьми и родителями устанавливают­ся враждебные отношения. Я была как-то в деревне Лажевщина. Там в одном доме живет отец с матерью и дочерью, кото­рая хотя и живет в одной половине с ними, но питается совсем отдельно. Родители, имея три коровы, продают ей молоко только за деньги. Вражда у них заметна и для чужого глаза. Вот например, старики рассказали, что они живут бедно, а дочь, наоборот, рассказала, что он кулак и был раньше торгов­цем. На другой половине живет его сын, и вот они больше года, с тех пор как сын отделился, совершенно не разговари­вают. И много можно встретить такого... (34).

У большинства домов в фасаде по шесть окон. Нередко до­ма встречаются двухэтажные, с богатым орнаментом на балко­нах, часто украшены богатой резьбой. Почти у каждого кресть­янина такой же двор... Так что по внешнему облику строений почти невозможно отличить, к какой специальной группе отно­сится тот или другой крестьянин. В тот же день мне пришлось зайти в один дом и что меня поразило, это необычайная чисто­та в избе.

В политическом и социально-экономическом отношении кре­стьянство Шуи является отнюдь не примером классовых проти­воречий в деревне. Здесь совсем редко и почти что незаметно срывается классовая подоплека кулачества. Их совсем мало. Преобладающая группа крестьянства — середняки. И острых классовых противоречий общественной жизни села Шуи не на­блюдается (31).

Беседовал с председателем колхоза. Работа колхоза идет пока что нормально. Ранее в Шуе на землю обращали весьма мало внимания. Заработать хлеба было гораздо легче, чем достать из земли. Увезешь в город воз чего-нибудь, а приве­зешь воз хлеба. И тот, кто хотел заработать себе хлеба, всегда: имел возможность, и ранее «у нас нужды вовсе не было, а сейчас только появилась» (17).

Встретили сплавщика Амелькина Василия, 32 лет, который по­звал к себе «побеседовать». Бедняк, земли имеет, но мало, да и ту не успевает обрабатывать. Имеет семью, состоящую из матери-старухи 76 лет, жены и двоих детей. Обстановка избы неважная. Стол, кровать, печка, на стенах портрет царя Александра Алек­сандровича с женой и картина, изображающая Афонскую гору. Разговорились со старухой, она верующая. Верит в нечистую си­лу и в людей, обладающих силой наговора. Леших, русалок и до­мовых, по ее мнению, у них нет, а есть «гнеток», который «гнетки гнетет». Появляется перед бедой и, если хочет кого выгнать из дому «перед выходом», по ее словам, «гнетет, рукой холодной проведет, сердце захолодает». Злые люди портят «молодых», од­ну испортили «по злу», она с ума сошла. Есть и такие, которые портят не со зла и ненадолго, на одну ночь. Такие наговоры от­водятся, если угостить наговорщика.

Пост сейчас соблюдается мало, так как продуктов постных достать негде, рыба дорогая (4).

Ольга Амелькина, грамотная старуха из деревни Фофаново, рассказывала нам много интересных вещей. Рассказывала о колхозах. Она считает, что объединение даст хорошие резуль­таты в работе, но только она не представляет, как смогут жить женщины. Ведь беспрестанные ссоры женщин приводят к раз­дорам и дележке не только чужих, но даже родной семьи.

Потом говорили о свадьбах. Раньше не уходили от мужей, хорошо или плохо им жилось. А теперь по-иному.

Разрублю я яблочко На четыре части, Выйду замуж семь раз При советской власти, — спела она нам частушку (18).

Был у Маланьи Николаевны (деревня Пустошь). Ей 90 лет. Она еще очень бодрая, ходит быстро, не сгорбившись. Вышла замуж за вдовца. 40 лет тому назад умер у нее муж. Она спела несколько песен.

По ее рассказу записал свадебный обряд, который совер­шался на ее свадьбе. Свадьба длилась неделю. Несчастливыми днями считаются суббота, среда и пятница.

Первый день. Отец и мать жениха приходят к родителям не­весты и спрашивают, можно ли присылать сватов, а также справляются (при согласии), сколько будет подарков. Получив согласие, уходят. (Родня невесты четыре раза дарит родне же­ниха подарки).

Второй день. «Порода» жениха приходит сватать. Сватов угощают пряженцами, розанцами и прочим.

Третий день. Приходят невестины родственники к жениху с приказом.

Четвертый день. Сговор. Жениховая «порода» приходит к невесте, поют песни. Первый раз дарят подарки.

Пятый, шестой, седьмой день. Невеста ходит в баню мыться. Во время мытья ворожея стирает с неё ее пот, который кладут потом в чай жениху, чтобы он больше любил. Жених эти три дня ходит к невесте пить чай. В седьмой день перед венцом, перед тем как ехать в дом к невесте, «порода» жениха присаживается за стол, немного поедят (обязательно) и кладут жениху на тарел­ку деньги — «помочь жениху». Затем едут в дом к невесте. У не­весты за столом дарят подарки во второй раз. На свадьбе Ната­льи Алексеевны свекру подарили рубаху кумачовую и полотенце, свекрови — шерстяное платье и сорочку, всем остальным мужчи­нам по рубашке. Теткам, со стороны жениха, — десять аршин ма­териала на платье. Сестрам жениха — семь аршин на сарафан.

После «стола» сват связывает концы скатерти с остатками еды, говоря: «Концы не хватают». Ему дают деньги, после это­го все едут в церковь.

После венца приезжают в дом к жениху. Свекровь встреча­ет молодых на крыльце в вывернутом шерстью тулупе и бро­сает в молодых жито. После венца на голове у невесты подвя­зывают шелковую цветную косынку. Затем молодые моются (лицо), садятся вместе, смотря в зеркало, спрашивают друг Друга: «Кто это?», и невеста отвечает: «Это (например) Иван Васильевич», а жених: «Это Наталья Алексеевна». Потом мо­лодые идут на постель. Шафера в это время подкладывают под постель поленья дров, их одаривают и не вынимают дро­ва и оставляют молодых одних. На другой день после того, как молодые встанут, едут к невестиной «породе» на яичницу. Яичницу подают после всех блюд. Жених делает в яичнице луночку, наливает в луночку масло и бросает горшок с яични­цей в стену, благодаря родителей за то, что они сохранили невесту «честной». Невеста во время этой церемонии не при­сутствует, ей стыдно (20).

Со слов Дьяконовой Надежды Ильинишны, 16 лет, из дерев­ни Фофаново, записал «песню за столом у невесты»:

(14).

Целый день пробыла на свадьбе. Народу было много, н все были так увлечены пиром, песнями и танцами, что до биться от них чего-либо очень трудно. Разговаривала там с стариком Федоркиным. Это зажиточный мужик, живет с же ной, у него прекрасный дом, хорошие земледельческие орудия, имеет несколько плугов (что является редкостью здесь где большинство пашет матушкой-сохой), хороший скот, двух лошадей. Был в деревне Лембачево передел земли, у нег клевера третьегодные, а по новому плану выходит, что эти клевера от него отбирают. Ну, что у трезвого на уме, у пьяного на языке, так и у него. Просил помочь ему опроте­стовать против этого, грозил, что задержит утверждение пла­на, доведет до Москвы и найдет на агронома и землемера управу.

Приметы

Если овцы в деревне сбегаются в кучу и начинают кричать — значит, будет дождь.

Если птицы низко летают, особенно ласточки, — будет дождь.

Если воробьи в пыли купаются — тоже будет дождь.

Когда покупают новых коров и приводят на двор, хозяйка встречает их и, как только корова ступит передними ногами во двор, нужно взять эти следы и перебросить их через корову. Это проделывает хозяйка, говоря при этом: «Тут твой двор, тут твоя земля и знай одну меня». Это делается для того, что­бы корова ходила домой и знала хозяев.

Перед выпуском коров весной хозяйка берет от каждой коро­вы шерсти и печет пресный колоб, запекая в него шерсть. Потом этот колоб по кусочку скармливают коровам. Это для того, чтобы коровы жили дружно и ходили вместе домой.

Поговорки, сказанные Василием Ефремовым

При тебе — за тебя, без тебя — на тебя.

Бог небо и землю сотворил, а черт — Олонецкую губернию.

Артельный котел гуще кипит (7).


17 июня

Пошли в деревню Куняково и зашли к знакомому старику Александру Васильевичу Федоркину. Разговор все больше вер­телся вокруг его плохого житья. Он 45 лет работал на сплаве и приобрел ревматизм ног. Теперь он хлопочет о пенсии, но пенсии ему не дают, потому что у него имеется сын, у которого он жи­вет, имеющий трех коров и две лошади. Сын этот работает сей­час на сплаве, а его жена работает на прокладке шоссейной до­роги. Мы решили отправиться туда в расчете, что сможем запи­сать песни, которые поются во время работы.

Когда мы пришли туда, то увидели 15—16 работающих жен­щин, часть из них рыла канаву, часть разравнивала песок на готовой дороге. Песен не было слышно. Нам объяснили это тем, что сейчас (три часа) все уже устали, песни поют обыкно­венно до обеда. Работают восемь часов. Приходят часов в во­семь-девять, с 12 до 13 обед, в 17 конец работы. Платят рубль 20 копеек, некоторым дороже. На работу идут очень многие, так как деньги нужны. Работать разрешается с 18 лет, но мы видели одну 16-летнюю девушку, которой разрешили работать после специальной просьбы, так как у нее больной отец. Изредка начиналось пение, в котором очень трудно было разобрать отдельные слова. Слышала некоторые поговорки, которые сказали во время работы:

Нашего горя не перегоревать. Зараз только помирают (15).

В деревне Лембачево был у Алек­сандра Андреевича Устинова. От него узнал, что раньше в Шуе было два кол­дуна: Кольцов, колдовавший «по-черно­му», и Изотов, «белый» колдун, призы­вавший на помощь Бога. Последний для того чтобы узнать, откуда пришла беда, клал в стакан с водою крест с шеи своего клиента и говорил, откуда пришло к этому человеку несчастье. Оба колдуна, Кольцов и Изотов, умер­ли и были похоронены по-церковно­му (20). На Погосте, самом старом месте Шуи, в деревне Иванов­ская, имеются две церкви, деревянные, стоящие рядом. Цер­кви расположены на кладбище. Одна церковь старинная, с большим количеством куполов, расположенных вокруг цен­трального купола — большого. В зимнее время в церкви служб не бывает, начинает работать с Троицы (купол называ­ется кумполом). Другая церковь — новая, построена недавно на месте старой, снесенной. Напротив церкви находится изба-читальня. Недалеко - сельсовет. За Пустошью, около трех сосен, имеется старинное кладбище. Говорят, что там хорони­ли убийц. Учитель Покровский уверен, что это кладбище — помещичье. Большинством подтверждается, что это кладбище помещичье (4).

Раньше некоторые колдуны Шуи постоянно держали в избе огонь. Это объясняется тем, что без огня нечистые постоянно просят у колдуна работы, с огнем они боятся входить в избу.

Не так давно один из колдунов Кольцов мог показаться всяко­му желающему нечистых. Для этого достаточно было встать Кольцову на левую ногу (33).

Обряды с новорожденным ребенком

Родившегося ребенка на следующие сутки несут в баню па­рить. Парят веником три дня подряд. Затем ребенка крестят. Крестины бывают дома, приносят купель и приглашают свя­щенника. Когда ребенка окрестят, тут же на шею надевают крест, а на следующий день или в этот же день к вечеру ка­кая-нибудь бабушка к кресту ребенка привязывает узелок. Узелок шьется из какого угодно материала в виде сумочки. В сумочку кладется ртуть в гусином или курином пере.

Этот узелок привязывают для того, чтоб к ребенку не при­ставала нечисть. Кроме этого в зыбку под голову ребенка кла­дется комелек веника, которым его парили первые три дня. Ко­мелек лежит до тех пор, пока ребенок не станет большим, то есть когда ему уже зыбка не нужна. Этот комелек кладется для того, чтобы к нему не приставал дурной глаз (24).

Беседовала с крестьянками деревни Куняково. На обрат­ном пути встретила женщину, которая с большим трудом ко­пает глину в болотистом месте для постройки печки, а муж рядом же сидит на телеге и ждет, когда она накопает полный ящик (6).

Отучают оригинально ребенка сосать грудь у матери. Для этого ребенка поддерживают на руках по одну сторону поро­га, в то время как его мать находится по другую сторону его. Мать держит при этом в руке корку от булки и, протягивая ее ребенку, приговаривает: «Как эта корочка отстала от мякушки, так бы и младенец отстал от груди (14).

Маланья рассказывала про Крещение. На Крещение стоят всегда сильные морозы. Но несмотря на это публика собира­ется на реке. Делают прорубь. Священник опускает крест, чи­тает молитву, кадит. В это время смельчаки снимают верхнюю одежду и становятся на соломе перед прорубью. После осве­щения воды бросаются в воду, причем их заранее завязывают за пояс полотенцем. Опускаются несколько раз в воду, потом бегут звонить на колокольню в колокола (18).

Против Егорьева дня женщины вечером вокруг дома обхо­дят с колокольчиком и звонят, а потом приходят домой, ни с кем не разговаривают и тихо ложатся спать. Это делается! для того, чтобы был скот сохранен летом от медведя и болезней.

В свадьбу на второй день, когда гостят у невесты, то зятю новому подают яичницу. Он ее месит и бросает в потолок так, чтобы когда она разобьется, то попала на голову теще.

А в пасху, когда молодые придут в гости в первый год, то теща должна дать зятю 50—60—70—100 штук яиц, а которая те­ща не даст, то зять сердится и бывают скандалы.

На второй день после брачной ночи молодые должны идти в баню. И вот когда они находятся в бане, то соседи таскают в предбанник горшки, бутылки и там бьют, стучат в заслонку.

А когда девица выходит замуж, то должна обязательно взять в приданое корову, овцу и курицу.

Есть странное название одежды. Например, хороший кос­тюм называется «чихательный» (5).


Народная медицина

Лечение бородавок
Чтобы вывести бородавки, нужно взять шерстяную нитку и за спиной завязать на ней столько узелков, сколько бородавок. Потом эту нитку зарывают в навоз: «Как гниет эта нитка, так чтобы сохли мои бородавки».

Лечение чирьев
У кого есть чирьи, нужно четвертым пальцем правой руки поводить вокруг сучка в стене, приговаривая: «Как в стене сук сохнет, так у рабы божией (имя) скорбная болезнь сохнет. Отныне, вовеки. Аминь». Так проделать три раза около трех сучков.

Живот лечат .
В Шуе этот способ называется «пуп тянуть». Когда человек надорвется, то у него тянут пуп. Больного кладут на пол на жи­вот, развязывают все завязки на одежде, руки кладут по швам, больной вытягивается. Руками упираются в спину и большими пальцами оттягивают кожу на хребте так, чтобы она проскочи­ла между пальцами и в хребте что-то треснуло. Тогда говорят, что пуп вытянули и считают, что живот проходит» (7).

В деревне Ивановская пошел искать Дмитрия Ивановича Во­ронина. Я слышал от Каратяева, что он лечит животных. Нашел старика на задворках у реки. Он ловил рыбу. Момент был очень удачным. Старик довольно неразговорчивый. Охотно го­ворил об охоте. Старик страстный охотник и только теперь из-за слабости перестал ходить на охоту, передав это дело сыну. А в прежнее время он говорит, что один на один ходил на медведя. «А теперь слаб я стал, руки уже не те да и глаз стал не такой» (9).

При посещении деревни Коловый остров были обнаружены на кладбище кресты, сделанные из консервных банок, которые имеются и в деревне Погост при церкви. Сама деревня Коло­вый остров не представляет что-либо особенное, находится на острове и является самой крайней и далеко расположенной от центра села, то есть от Погоста. Внешний вид ее очень сумрач­ный и серый, дома на вид старые и бедные. На обратном пути беседа со старухой Акулиной Ефимовной Горевой, ей с лиш­ком 80 лет, как говорит, «сама не помню сколько лет». Расска­зывала о чудотворной иконе, бывшей в доме соседнего кресть­янина. Записано с ее слов: «Давно, еще в китайскую войну (какую войну она подразу­мевает под китайской, не знаю) одному солдату из их деревни снится сон: кто-то говорит, чтобы «взяли меня». Этот сон снит­ся три раза подряд, и в третью ночь с той особенностью, что некто, кто с ним говорил, определенно указывал место под печкой. Под печкой солдаты нашли доску с колокольчиком, ко­торая после «омовения» оказалась иконой Николая Чудотвор­ца. На следующую ночь солдату снится опять вещий сон со словами: «Идите и несите, никто вам не помешает». Следуя этому вещему голосу, солдат с товарищем ушли в деревню. Ни­кто их не задержал. Пришедши в деревню, сделали иконостас и с тех пор началось всеобщее поклонение этой иконе. Покло­нение было до тех пор, пока теперешним жителем этого дома несколько лет тому назад она не была сдана в местную цер­ковь. И несмотря на пророчества религиозных людей, что Николай Чудотворец возвратится обратно, он до сих пор этого не сделал».

Эта же старуха рассказала о засветившейся на ее глазах свече перед этой иконой. Дело было так (со слов старухи). Всеобщее поклонение этой иконе давало большие деньги хо­зяевам, но хозяйке показалось мало этого, она отправила де­тей со стариком к соседям, а сама пошла в услужение к архие­рею. Раз под вечер бабка Акулина, тогда молодая женщина, увидела, что в запертом доме соседей горит свеча и ходит ка­кая-то тень. Когда открыли дом, то оказалось, что «мирская свеча» горит. Хозяйке же в эту же ночь снится сон: к ней при­ходит Чудотворец и говорит: «Я поил, кормил тебя, а ты ушла, если сегодня не пойдешь домой, то без рук и без ног будешь». Послушав Чудотворца, она пошла домой.

Со слов таких же старых людей, как и она, и которым она верит, эта бабка рассказывала, как старых людей переделыва­ли в молодых. Один кузнец работал с чертом, и черт ему помо­гал. Сперва старика клали в воду, затем в огонь, сжигали, и от­туда он выходил молодым. Но вдруг черт покинул кузнеца, и кузнец сжег старика.

Затем рассказывала с большой неохотой песнь «О человеке Алексее Божием», отговариваясь тем, что сейчас не пост и рассказывать ее нельзя. Начинается она так — некоторые вы­держки дословно:

«Как у князя Ефимьина не было ни сына, ни дочери. Бог по­сылает им сына, и княгиня «родила в строчное время» и «на­звали его человеком Алексеем Божиим». Когда ему исполни­лось 18 лет, стали родители его женить, «выбрали ему жену из рода княжьего». Сразу же после свадьбы Алексей, человек Бо­жий, отдал «обрученной княгине» пояс и перстень и ушел. Пришел к морю и стал просить корабельщиков, чтобы они взя­ли его с собой. Они ему в ответ: «Если бы ты был солдатский сын, то мы бы тебя взяли, а ты княжеский сын и нам не ров­ня». Но обещав корабельщикам подчиняться, был принят ими на корабль. Прошло 60 лет, возвратился Алексей «к отцу, к матери», не сказав своего имени, будто бы посланный от их сына, и просил поместить его под крыльцо жить. Через не­сколько лет странник умер, «оставив на грудях записку — это ваш муж и ваш сын». Про похоронные обряды эта старуха сообщила, что у них покойников моет особая мыльщица, читает же девочка, иногда мальчик. Под голову покойнику кладут две подушки, иногда под ноги третью, зачем это делается, не знает.
Кушанья на по­минках: кокачи гороховые, калитки из ржаного пресного теста с толокном или с кашей, колобы с толокном, кутья и кисель.

В посту употребляют щейницу — очень жидкий суп из гороха. В перелом поста, так называемое средокрестение, пекут мякушки — круглые хлебцы из теста с крестом и дарят их родственни­кам, обычно это делают дети и получают взамен деньги.

Поговорки и приметы, сказанные старухой

«В понедельник баянку топила, во вторник в баянке мылась, в среду голову чесала, в четверг с похмелья пролежала». «Пой песню, пока лоб треснет». «В Благовещенье тепло, будет тепло весной». «На Алексея, человека Божиего, ключи закипают». «Егорий с водой, Микола с травой». «На Егорий лист в полушку, на Успенье хлеб в кадушку» (2).



18 июня

Собрание в деревне Вонжинская. Собралось 17 человек, 10 женщин. Высказывались также о коллективизации. Отмечали главным образом мелкие и бытовые недостатки колхоза. «А как же быть, если у меня мало работников и семья большая, а у другого много работников, а семья маленькая?» «А бабам не ужиться в колхозе» и пр. (17).

Ходила в деревню Куняково, беседовала с крестьянином Федоркиным. Старику 70 лет. Имеет женатого сына и внучку. Имеется земля, какое количество, не знает, его слова: «Давно не меряли и вновь еще не делили». Скота три коровы, лошадь и мелкий скот. Хлеба не хватает — плохой урожай (холодно, болота, камни мешают). Сеют рожь, овес, ячмень, пшеница не вызревает. Очень возмущается, что берут с крестьян большие налоги. Он платит 60 рублей. «Никак не дают крестьянину хотя бы немножко поднять свое хозяйство. И чтобы уплатить налог, приходится работать на стороне, так как продать от своего хо­зяйства нечего, за исключением молока». «Вот раньше, — говорит, — легко было, платили по 30-40 копеек подати и брали ее, когда есть деньги, а не накладывали пени, как теперь. Потом брали со всех, у кого есть земля, а нынче всю бедноту освободили, в то время как они всё пропи­вают и не хотят работать». Приводит пример про крестьянина своей же деревни. И купить ничего нельзя, всё куда-то спрята­ли и всё в город отсылают. Как видно, по его словам, живется крестьянину очень трудно, но судя по его хозяйству и той до­машней обстановке (гардероб, шкафы и пр.), можно сказать, что живут зажиточно и кроме того есть излишки и на водку, так как под столом стоят пустые четвертные и бутылки из-под водки, штук десять. И когда спросила, на какие средства водку покупают, он ответил: «На это всегда найдется» (6).

Ходил в сельсовет на суд, куда выезжала сессия суда рай­онного. Судили председателя селькресткома за растрату 464 рублей. Присудили на три месяца принудительных работ. Гово­рил с крестьянами по поводу суда, они говорят, мало присуди­ли, но принимая во внимание его малограмотность и многосе­мейность, решение суда достаточно, так говорили и с этим со­глашались.

После обеда поехал на лодке, которую взял в Шуе. Ездил вниз по реке за железнодорожный мост. Вечером с хозяином лодки мы разговорились. Он мне задал вопрос, «а почему у нас такое затруднение с хлебом». Я ему долго об этом расска­зывал, говорил о том, что у нас на Украине, Северном Кавказе и в некоторых местах еще был неурожай, кроме того увеличи­лось население, уменьшилась посевная площадь за счет увели­чения под техническими культурами и сопротивления кулака в деревне при заготовке хлеба. Он говорит: «Это верно, но му­жику ведь что нужно, был бы он сыт и больше ничего». «Сколько скота перемерло за это время у нас, когда нет хле­ба, кормить нечем». «Чтобы вот с новым урожаем покупали бы у мужика хлеб по 5 рублей за пуд, все были бы довольны». Я ему рассказал, что этого сделать нельзя, потому что если мы повысим цены на сельскохозяйственные продукты, надо увели­чить зарплату рабочим, удорожим продукцию промышленности, вся тяжесть опять ляжет на рабочих и крестьян и производство от этого много потеряет. С этим он тоже согласился, но спро­сил: «Где же выход?». Тогда я ему объяснил всё хозяйственное положение нашей страны и международное капиталистиче­ское окружение, он с этим как будто согласился. Дальше он перешел на безработицу и дешевую зарплату по сплаву, самая дешевая 91 копейка и самая дорогая 2 рубля 30 копеек, а ра­бота адская, вот поэтому из нашего населения никто не идет работать, одни «скобари», то есть псковские, да работать-то не умеют, только портят. Сам этот гражданин живет в Шуе, середняк, к советской власти относится доброжелательно, с небольшим недовольством, кроме того занимается выделкой деревянных колес, занимается охотой изредка, но это занятие его как любительское (8).

Мы сегодня шли с реки и несли на плече полотенца. Какой-то мужик позавидовал нашей чистоте (мы только что вымы­лись) и говорит: «Ходят бело, не видно дела». По их мнению, мы приехали сюда бездельничать (18).

С небольшой группой студентов ходила в карельскую дерев­ню Сургубу. Я узнала, что большинство населения неграмотно и даже теперь дети не ходят в школу. Сами крестьяне объясня­ют это тем, что школа находится в четырех километрах от де­ревни, дорога зимой очень скверная и вполне возможно, что метель детей может занести снегом или налетят звери. У карел необыкновенная чистота. Сами они вообще довольно гостепри­имны и когда мы у них купили молоко, то за хлеб они никогда не продают (34).

В деревне Ивановская со слов Александры Андреевны Ботковой, 50 лет, записала:

Свадебный обряд

Парень, ухаживающий за девушкой, убедившийся, что она не против его и найдя, что она подходяща для совместной се­мейной жизни, делает ей предложение, сперва наедине. Если девушка согласна, парень приходит домой и сообщает родите­лям о своем намерении и просит послать сваху. На следующий день посылают сваху, чаще сестру матери, то есть женихову тетку. Она идет одна, стараясь скрываться от встречи со знако­мыми, которые могут расспрашивать, куда и зачем идет.

Сваха входит к невесте в дом со щепкой в руке, старается бросить ее на печку так, чтобы не заметили присутствующие в доме, при этом говорит про себя: «Щепка ваша — невеста на­ша», потом говорит вслух: «У меня есть жених, а у вас невес­та. Жених прислал сватать». Родители невесты приглашают сваху пить чай. За чаем сваха уговаривается, можно ли прие­хать «сватовам» — сватам. Если родители невесты согласны, то говорят: «Пожалуйста, милости просим». Если не согласны, говорят: «Нет, мы и не думали выдавать ее, она еще молода и т.д.».

Дело свахи договориться, примут ли «сватовов» и когда мо­гут принять их. Через указанный срок приезжают «сватова» с женихом. Их угощают чаем, водкой. Сватова уговариваются о дне, когда они будут ждать в гости родителей невесты со сво­ей свитой.

Родители невесты часто обнадеживают, они заранее думают этому жениху отказать, но срок или день о своем приезде ука­зывают, стараясь срок удлинить с тем, чтобы в этот промежуток просватал новый, более подходящий жених. Родители невесты, которые этой цели не преследуют, назначают день своего приез­да примерно через неделю. В этот промежуток жених навещает невесту. В этот же промежуток бывает запись в загсе.

В назначенный день невестины родители без невесты едут к жениху, их также угощают чаем, за которым идет уговор о кладке, то есть что должна невеста дарить жениховой родне и что должен жених купить невесте. Уговариваются о дне свадь­бы и о ее характере: сколько выпивки, сколько раз принимать гостей и т.д.

Наступил день свадьбы. Жених с родителями, свахой, крест­ным и другими родными едут к невесте, там их угощают, после чего родители жениха уезжают домой. Родители невесты оста­ются дома, а остальные едут в церковь.

Из церкви едут к жениху, а через некоторое время везут приданое: обязательно постель, сундук, корову и овцу.

Жениха с невестой, приехавших из церкви, встречает мать жениха и на крыльце поит ее молоком для того, чтоб у них ро­дились белые дети. По их мнению, эта примета верна, потому что все дети белокуры.

Перед приездом жениха и невесты из церкви мать жениха расстилает на крыльце «трубу с точевой» — расстилает холст, свернутый в трубу. Холст по-шуйски называется «то­чевой».

Приехавшие молодые идут в дом по «точеве». Сравняв­шись с матерью жениха, которая должна стоять в дверях с молоком, они останавливаются, их поят молоком для того, чтобы рождались белые дети. После этого молодых ведут в дом. Невесте дают жито, которое она разбрасывает по печке и шестку, говоря: «Пришла не рабой, а хозяйкой (имя)». Мо­лодых раздевают и сажают за стол, тут начинается поздрав­ление с браком. За столом сидят одни молодые, их угоща­ют, а все гости поджидают приезда невестиных родителей с проводниками.

Наконец, все в сборе. Начинается чаепитие, затем ужин, по­сле «княжеский стол» — молодые встают посредине избы с ви­ном и вся «порода», все гости поочередно подходят к моло­дым, те их угощают вином, а гости в тарелку кладут деньги. После этого родные разъезжаются, только крестная мать не­весты остается ночевать.

Утром сваха идет будить молодых и спрашивает жениха: «Ну как, молодой князь, баню топить нужно?»

Если в эту ночь невеста потеряла девственность, то жених велит топить баню. Если же жених говорит, чтоб баню не топи­ли, то все начинают волноваться, значит, что-нибудь не благо­получно: или жених не мог стать ее мужем, или она была не девственница. Иногда такой случай кончается разрывом брака, а иногда жених мирится и велит топить баню.

Баня истоплена, молодых ведут мыться. Молодые моются, а родные бьют о дверь бани посуду. После всех этих обрядов молодые приходят домой и начинается однообразная семейная жизнь (24).

Частушки

Записаны от Харлашкиной Маруси, 19 лет, из деревни Лембачево.

(24).

Приметы

Когда метут пол и около девушки обметут кругом, то эту девушку объедут сваты.

Если скрести ногтем стол, то волк зарежет корову.

Ворожба

Девушки ходят на муравейник привораживать женихов. Они над муравейником произносят следующие слова: «Как на этом муравейнике мурашки кипят, так пусть все холостые, все жени­хи, а суженый-ряженый пуще всех, по мне кипят».

Пословица Кишка кишке рапорт пишет (33).


19 июня

Было партийное собрание местной ячейки, обсуждали во­просы 16-й партконференции. Докладчиком по этому вопросу был Смирнов. По докладу развернулись прения конкретного характера применительно к местности, говорили, что можно сделать в данной местности за 5 лет. Возражений против реше­ний 16-й партконференции не было. Необходимо отметить только, что между секретарем ячейки и членами и кандидатами существует некоторая неприязнь, выражающаяся в том, что секретарь говорит, что «я никому не доверяю из кандидатов и членов», а они в свою очередь говорят: «За ним тоже надо следить» (8).

В деревне Куняково есть маленькая из­бушка. Стены покоси­лись, крыша нависла, маленькие грязные окна говорят о жизни в этом доме. Дверь в этом доме маленькая, кривая, открывается с большой трудностью. В комнате полу­темно, пол кривой и неровный. Стены и потолок покрыты са­жей. В этой комнате живет вдова Романова с двенадцатилетием сыном, и еще на квартире живет муж с женой и тремя ма­ленькими сыновьями. Все дети очень грязны, но довольно здо­ровые ребята.

Хата эта стоит 50 лет. Двадцать лет тому назад эту избу то­пили по-черному. Дым проходил через отверстия, которые и сейчас сохранились в потолке. Печь старая, кривая и на ней наложена груда камней, которые, говорят, очень накаляются. Между печкой и рундуком прибит светоч, который теперь не употребляют как светоч, а вешают полотенце.

Вдова Романова очень разговорчивая женщина, рассказыва­ла нам, что когда она вышла замуж, то печь топили по-черно­му. Все дети и взрослые лежали еще в постели, одна только старая свекрова вставала, заправляла печь, открывала отвер­стие в потолке и дверь. Дым обходил весь потолок и выходил в дверь и дыру в потолке (18).

Улицы села почти пустынны. Редко проедет подвода, выйдет к реке полоскаться баба. Ребятишки и те мало играют на ули­це. Шуя оживает только к вечеру. Около кооператива встретил карелку из деревни Откос (15 верст от Шуи). Она замужем за русским, ей 45 лет. Екатерина Михайловна Михалина рассказа­ла мне, что вышла замуж за русского, потому что думала — легче работать будет. Она рассказывает, что русские женщины неохотно идут за карел, потому что у них очень тяжело доста­ется бабе. Карелы трудолюбивее русских, они работают по 12 часов и все хозяйство лежит на бабьих руках. Она должна встать раньше мужа, ложиться после него и вместе с ним справлять все работы по хозяйству. Мужем она довольна, но говорит, что ей все-таки не повезло — работать приходится очень много.

По дороге к деревню Тимонинскую (низовье Шуи) встрети­ли крестьянина Савина Михаила Васильевича. Он рассказал, что прежняя его фамилия была Каратяев. Это был большой род, Каратяевых было очень много, так что когда приходила повестка в суд, то происходила путаница, не знали, кому яв­ляться. Эти административные требования вызвали перемену фамилии. Каратяевы зовутся теперь по имени деда Саввы — Савиными. В той же деревне Вонжинской живут несколько се­мей Каратяевых, и деревню некоторые крестьяне называют «Каратяевской».

Под влиянием многих расспросов Савин начал с увлечением рассказывать о старине шуйской. Рассказывал о деревенских богатырях, потом, что один поднимал сразу двух человек рука­ми, говорил, что теперь народ измельчал и таких силачей уже нет. По его сообщениям раньше в избах вместо стекол были за­движки. Вместо лампы употребляли светец — из железа сделан­ный прут полметра высотой, на верхнем конце которого сделан зажим для лучинки, острием он втыкался в чурбан, около кото­рого ставилась корзина для обгоревших углей лучины (19).

Осматривал сарай сельскохозяйственного кредитного това­рищества и молочную ферму. Днем около двух часов дня ходил со студентами на гулянье местной молодежи (сегодня церковный праздник). Молодежи было много, но никаких игр, кроме двух-трех танцев. Мы сорганизовали хор и спели не­сколько народных и современных песен. Несколько пьяных граждан стали «помогать» нам, мы оставили песни. Пробыв около часу, я с хоровода ушел домой (1).

Из разговора с секретарем партячейки Смирновым узнал о распределении ссуд. Всего роздано: бедноте — 6680 рублей;

середнякам — 2192 рубля;

зажиточным — 588 рублей (две ссуды на две недели);

колхозам — 2000 рублей;

товариществу — 1215 рублей.

Во время отчетного периода приезжала бригада красноар­мейцев в 15 человек с тремя лошадьми, запахали шести бедня­кам землю, сделали изгороди вдове.

Среди населения целиком направленных против советской власти — нет. Колебания при затруднениях, пример — хлебные затруднения, с другой стороны все нововведения проходят с успехом.

МОПР — один рубль пожертвований;

ОСОАВИАХИМ - 18 рублей пожертвований (3).

Крестьянка Владьева, 70 лет, сообщила о способе лечения грыжи, к которому она всегда прибегает и который, конечно по ее мнению, действительно излечивает. Она делает так: бе­рет постного масла, наговаривает его (сам наговор не сообщи­ла) и мажет ребенку пупок. После такого лечения, по ее сло­вам, «грыжу как рукой снимает».

Затем рассказывает о лечении «приходимого». «Приходимый» — это болезнь, которая приходит «ни с того ни с сего». У человека вдруг начинает что-нибудь болеть, это и будет «приходимый». Чтобы излечиться, берут воду из реки, из ко­лодца, в общем отовсюду, где больной брал воду (по представ­лению этой старухи, «приходимый» приходит из воды), потом берут камень из бани, мочат его в той собранной воде и боль­ной моется в этой воде, так и излечивают.

Эта же крестьянка говорила о способах излечивания от кло­пов. Надо взять намочить тряпки и положить вокруг постели, «клопы на мокрое не пойдут». Затем можно насыпать соли, и не придут. Можно нарвать крапивы и положить в матрац.

Зайдя по пути в одну из изб деревни Пустошь, застала кре­стьянку за чесанием шерсти. Овечья шерсть кладется на специ­альные щетки, коих две и которые трутся одна об другую. По­сле такой операции шерсть становится очень мягкой, без ком­ков, наподобие ваты, и в таком виде идет на прялку.

За все время пребывания в Шуе каждый день наталкиваешь­ся на детей, больных рахитом. Вот и сегодня семья Горевых, два ребенка (четыре года и один год четыре месяца), оба не ходят. Старший еле-еле передвигает ноги, на вопрос, почему так долго не ходит, мать ответила, что в два с половиной года хорошо ходил, затем чем-то заболел и с тех пор не ходит. Ма­ленькая девочка болела бронхитом, и это сильно повлияло на ее здоровье. Чем объяснить, что дети почти поголовно больны, не знаю (2).

В Сагарве, в семье Годовых, мне рассказывала старуха, как они раньше гуляли, как гадали, привораживали кавалеров. Бы­ла там еще старуха, все они верят в существование загробной жизни, верят, что человеческая душа на том свете все чувству­ет и все знает. Старуха Годова рассказала мне такой случай. У нее родился первый сын, и был он очень худой и болезненный, часто кричал по ночам. Тогда свекровь ее дала зарок: как только мальчику исполнится 16 лет, его отдаст в Соловецкий монастырь на год работать. Свекровь умерла, а мальчика в 16 лет не послали в монастырь, а послали в 18 лет. До того вре­мени он был все еще очень слабым, маленького роста. Когда ушел от матери, приснилась свекровь и сказала, что его не возьмут туда, вернется обратно. Так и вышло, парень пришел домой, не взяли в монастырь, так как не было мест. И с тех I пор он стал расти и крепнуть. Старуха говорит, что там ду­шенька свекрови беспокоилась и все чувствовала. Потом как узнала, что пошел он, обрадовалась и весть подала. А что парень окреп, то мне кажется, просто прогулка пешком до Соловецкого монастыря и обратно хорошо повлияла.

В той же семье услышала примету. Пили чай и взяла горбушку хлеба, а старуха говорит: «Не бери, муж горбом спать 1 будет» (7).

На общем собрании в деревне Сагарва перед его открытием у нас зашел разговор о молочной кооперации. Из разговора с крестьянами видно, что они не понимают значения вообще объединения того или иного типа. «Мы в молочную коопера­цию носим молоко только потому, что нам обещают прибавить паек — сахар и пшено, а то нам лучше возить в город, там да­ют 35 копеек за литр, а здесь только 23 копейки».

Многие высказывали открытое недоверие к служащим, то есть правлениям тех или иных организаций: «У нас в коопера­тиве сидят такие, что у них не знаешь, когда и что они прода­ют. Вот нонче привезли кожу и раздали ее тем, кто успел и кто к ним поближе. Так всегда: привезут что-нибудь хорошее и раздадут свату да брату, а нуждающиеся останутся не получив­ши». Говоря о растратах, они считают, что кого ни выбери, все равно он растратит.

Особо возмущаются по поводу суда. «Вот у нас Тимошкин растратил в кооперативе 600 рублей с лишним, и ему что дали, пустяки — он, мол, бедняк, по незнанию, а то не поймут, что он растратил бедняцкие деньги. Другой бьется черт знает как, добывая эти деньги и неся в крестком, а тут на тебе — прогу­ляет, пропьет, и прав. Слабо, слабо нынче судить стали, так никогда не отвадят растратчиков — все так и будет» (17).

Приметы

Если убьешь лягушку, кто-нибудь умрет в родне.

Если птичий помет попадет на стекло окна, кто-нибудь ум­рет в доме.

Когда построен новый дом, первыми приносятся в дом иконы, затем перевозятся или перетаскиваются все вещи. Сами жите­ли этого дома перебираются вечером. Первым делом входит хозяин или хозяйка с петухом, которого перебрасывают через во­ронец, то есть полку, которая приделывается не к стене, а от­ступя аршина на два. Если переброшенный петух запоет, то жить в доме будут хорошо. Если не запоет, то плохо. Петух ос­тается в доме до утра.

Для того, чтобы ребенок не плакал, ему под подушку кладут ножницы (24).



20 июня

Участвовала в деревне Фофаново в проведении сельского собрания «Итоги 16-й партконференции». Из 28 семей, имею­щихся в деревне, присутствовало 18 человек, из них 9 женщин. Остальные не явились по следующим причинам: 1) работают крестьяне с лошадьми, некоторые в городе, домой приезжают только в субботу; 2) подготовка к предстоящему празднику — Троицын день; 3) надоело ходить на собрания, так как очень часто; а потом, «сказали бы, что паек будут давать, так все бы прибежали». Во время собрания не привыкли крестьяне вести себя как следует, особенно заметно среди женщин. Как только услышат в докладе какое интересующее для них слово, как «колхоз», «налог» и т.д., так сейчас же с мест начинают вы­сказываться, приводя примеры из своей жизни. Но все доклад прослушали со вниманием до конца, хотя одна из бабушек ска­зала после доклада: «А я ничего не поняла». Задавали вопро­сы: «Почему с середняка берут большие налоги? Если кто хо­чет выйти из колхоза, то может ли? Если колхоз распадется и нашу землю кто-нибудь займет, то мы куда денемся? Почему раньше сарафаны шили из 8 аршин да хватало, а теперь из двух, да нет материи?» Вообще же здесь мало задают вопро­сы, любят высказываться сами.

Прежде чем открыть прения председатель собрания, мест­ный крестьянин, предупредил, что если есть еще какие вопро­сы по повестке дня, то нужно обсудить сейчас, а то наша пуб­лика так разговорится, расшумится, что потом не остановить, что в действительности потом подтвердилось, так и сделали.

Обсудили вопрос о льготах допризывников, о детских яслях и перешли к прениям, где активнее принимали участие женщи­ны. И потом очень заметно деление на две группы: женщин и мужчин, нападавших друг на друга. Вопросы в прениях обсужда­ли чисто местного характера, говорили о работе местного агро­нома, которым все крестьяне очень недовольны. Выражение од­ной крестьянки: «Засиделся, ожирел от ничегонеделанья».

Говорят, что колхоза у них никогда не будет, так как по словам одного крестьянина: «Сосед соседа рад съесть, все страшно друг друга ненавидят, каждый старается только для себя и другому ни за что никогда не поможет, ни с кем не по­делится». Приводит пример, как им было поручено от сельско­го совета исправить дорогу. Когда решили разбить ее на участ­ки на каждого домохозяина, сколько полагается, то один кре­стьянин высказался, что у него нет лошади а потому и дорогу на других чинить не будет, а пешком-то позадеревне пройдет.

А когда я спросила, почему бы не чинить всей деревней вместе, то он ответил, что «не соглашаются, боятся, как бы ко­му лишка не переработать».

Высказываются, что ничего в кооперативе нет, недовольны. И слова одного крестьянина: «Пьем водку только потому, что денег некуда деть».

Сами себя считают ни в чем не виноватыми, а считают, что во всем виновата власть, что она старается только для себя. И когда спросишь, кто у вас в сельсовете, кто в кооперативе си­дит, так отвечают, что свои мужики, но все равно, «кого угод­но из нас посади, так каждый будет для себя». Как один кре­стьянин говорит: «Выбрали бы меня в правление кооператива, так все равно стал бы воровать». Приводит пример, как на днях был суд, где судили председателя кредитной кооперации и осудили на 5 месяцев — очень мало. Говорит, что за такое время никто столько не заработает, так что можно воровать. В общем, сначала мирно высказывались, по очереди, потом раз­бушевались, так что трудно остановить. Из всех разговоров можно заключить, что мужики очень недовольны всем, бабы же наоборот. Как одна высказывалась крестьянка: «Тепереш­няя власть во всех отношениях лучше, и у крестьян всего мно­го, только работать надо больше. А плохо то, что мужикам много свободы дали, и они всю работу сваливают на баб, да много вина разрешают пить».

Говорила тут же на собрании с председателем крестьянско­го кооператива этой деревни. Он говорит: «У нас в деревне народ особенный, страшно ненавидят друг друга и особенно, ес­ли у кого что-нибудь больше своего есть. Каждый старается только для себя. Никогда не поможет ни соседу, ни всей де­ревне». Приводит пример. В прошлый год городили поля и у одной вдовы остался не загорожен свой участок. Никто не хо­тел помочь, благодаря чему стравили все поле. «Народ здесь страшно избалован благодаря тому, что недалеко от города, много там зарабатывают и мало обращают внимания на кресть­янство — не хотят работать. Денег у всех много, но много про­пивают. В деревне считается одна треть кулаков, треть серед­няков и треть бедняков, последние не отстают в пьянке от ку­лаков, берут у них деньги на водку, тем самым закабаляют се­бя, отрабатывая потом целыми месяцами (6).

Сегодня выявляла неграмотных в деревне Пустошь. Процент неграмотных до 30 лет очень небольшой, и при том все жен­щины. Из 27 домов деревни оказались неграмотны 4 или 5 че­ловек. Неграмотных свыше 30 лет оказалось гораздо больше, особенно старухи очень боялись, как бы их не повели учиться. Несмотря на все доводы, что силой никого не заставят, очень неохотно говорили свою фамилию, некоторые совсем не гово­рили, за них сообщали другие.

В той же деревне сегодня был сход, собрались, хотя не ак­куратно, сильно запоздали, мешали полевые работы, но все, за исключением крестьян, которые были на отхожих промыслах. Среди собравшихся почти половину составляли женщины. Док­лад «Об итогах 16-й партконференции» слушали с большим вниманием, хотя нередко прерывали докладчика и сыпали фак­тами из местной, то есть шуйской жизни, а также из личных случаев.

Еще до открытия собрания развели широкую дискуссию, по­чему нет хлеба? Почему обижают бедняка? Например, одному крестьянину дали в кредит на четыре года лошадь, а вдруг его заставили всю сумму выплатить в один год. А то поднимается вопрос о взятии этой лошади обратно кредитным товарищест­вом. Затем, почему некоторым дают муки 10 кило, а другим 4 кило. Указывали на целый ряд неправильностей в работе коо­перации, вернее, в работе Правления, и на вопрос, почему вы­бираете таких, которые не защищают ваши интересы, отвеча­ют, что кто погорластее, тот и проходит. А потом, кто и пойдет потише да ему начнут давать больше хлеба, так он и будет го­ворить совсем о другом.

Под разъяснительную беседу наших студентов начали согла­шаться, что все эти неправильности происходят из-за таких-то трудностей нашего строительства. После долгих споров выбра­ли председателя (крестьянку), спорили из-за того, что надо вы­брать более знающих, более грамотных людей, то есть из студенчества, но выбрали президиум, успокоились и слушали со вниманием.

После доклада, уже совершенно согласившиеся, приняли ре­золюцию о согласии с решением партконференции, причем пер­воначально поглядели друг на друга и когда один сказал: «А что, я думаю, согласны» — все его одобрили и согласились.

Просили почаще приходить беседовать (2).

Вечером в деревне Лажевщина проводил собрание о 16-й партийной конференции. Небольшая деревня, в 11 — 12 домов, из них три лишенца. В число двенадцати включен дом Кулика на острове.

Минут через 15 все были в сборе. Отнеслись к докладу вни­мательно, покачивая в такт головой. Всех как одного заинтере­совал вопрос о чистке советского аппарата.

Один за другим старались выложить все, что имелось на душе. Первым высказался Матвей Дубинин. «Известно извиня­юсь, — необходимое его вступление, — но уже ясно, что партия и советская власть за нас, но уже тут делают все наоборот». Приводит примеры. До сих пор не внесен в списки на получение норм. Гоняют из сельсовета в кооператив и обратно. Не получает из-за тех же списков манную крупу Харлоков Василий.

Жалуются на то, что картошку перед посевом продавали по 2 рубля 72 копейки за пуд, а теперь по 1 рублю 28 копеек. Благодаря этому вместо 15 пудов засеяли 5 пудов.

Прислали длинные косы, когда не надо больше 4 1/4. Сове­туют устраивать весной, летом и осенью комиссии, которые б следили за посевом и урожаем, чтобы затем правильно взимать налог и выделять норму.

После собрания говорил с М. Дубининым. «Очень уж прошу, где можно, поговорить о косах. Плуги чтобы привезли не тяже­лые, а то уходят в землю, а земля-то песчаная, трудно плуг идет». «А то, что машина лучше, то и говорить не надо. Плуг корни подсек и хлеб хорошо пойдет». «Трактор тут был, так наворотил, что мне в месяц не сделать».

Крестьяне недовольны работой кооперации, которая часто меняет цены, привозит вещи, не подходящие для местного края. «Многие были обделены нормой при распределении хле­ба», — жаловались крестьяне Кулик и Стафеева.

Все крестьяне поняли однако, что причина в затруднениях заключена в обслуживающем аппарате. В деревнях Наволок, фофаново и Лажевщина много строящихся домов. Деревни эти соединяются дорогой, грунт которой очень мягкий благо­даря вымытому под дерном песку. Сверху дерн перекрыт вет­вями и палками и пересыпан песком. Через канавы лежат мосты: два бревна с поперечными бревнами. Это обычный тип мостов (3).

В деревне Куняково был на общедеревенском собрании о 16-й партийной конференции.

Граждане деревни собрались на собрание быстро. А. Ми-лейковский приступил к докладу, но сделать сразу ему не уда­лось, так как когда он дошел до вопроса о бюрократизме, часть граждан стала перебивать докладчика и гражданин Смир­нов (кузнец кресткомовской кузни) стал рассказывать о целом ряде безобразий, творящихся в их районе, в Шуйском сельсо­вете. Он указал, что газеты письмоносец приносит один раз в месяц, вместо двух раз в неделю. Далее гражданка Харлукова делает выкрик с места: «Все плуты, все моты, жулики», на что гражданин Смирнов делает ей такое замечание: «Вам Совет­ская власть очень много помогала, вам выдали ссуду в общей сложности на 200 рублей, вы ее не отдали. Сельхозналог вы со дня революции не платите; сколько бы вам ни помогали, из этого толку не будет, вот твой хозяин Николай Харлуков ло­шадь продал и назавтра же пропил. Земли вы имеете на 250 бабок, а вы ее не пашете». Далее товарищ Смирнов обращает­ся к общему собранию с просьбой, чтобы как-нибудь избавить гражданку от ее мужа Николая Харлукова, так как последний избивает ее, пропивает свое хозяйство, кроме того вообще нужно что-либо предпринять, потому что Харлуков всей дерев­не не дает житья, угрожает поджогом, наблюдается со стороны Харлукова кража, первый хулиган на деревне.

Общее собрание деревни Куняково единогласно вынесло резолюцию, требующую немедленного вмешательства в дела Харлуковых судебных властей и просит суд удалить граждани-на Харлукова из пределов деревни, так как последний является опасным элементом, дать нормальную жизнь жене Харлукова.

После всего предложенного докладчик стал продолжать свой доклад, останавливался на развитии колхозов и совхозов как верном пути поднятия сельского хозяйства страны. Доклад был прослушан с большим вниманием. После доклада гражда­не Смирнов и Романов снова стали обижаться на местные и го­родские органы. Например, приводят пример, что Смирнова в деревне Ивановская поколотили месяца полтора тому назад, а по этому делу ничего неизвестно. Приводят гражданина Харлу­кова в милицию села Шуя за драку и хулиганство, а милицио­нер Иванов отпускает Харлукова, ничего не сделав. Далее гра­ждане обижались на сельскохозяйственное кредитное товари­щество, что семена и картофель прибыли поздно, отчего посе­вы запоздали. Картофель плохого качества, много гнилого и дорогой. Получив ответы на все заданные вопросы, собрание закончилось.

В Кунякове заходил в несколько домов узнать о неграмот­ных. Относятся к грамоте хорошо. Говорят, что неграмотный человек — слепой. Но когда дело доходит до регистрации, большинство боится. Это понятный испуг: всякая регистрация на бумагу вызывает некоторые опасения. Боятся, что погонят и заставят насильно заниматься.

Обратил еще раз внимание на чистоту и аккуратность в до­мах. Пол чисто вымыт, стол тоже чист и свободен от посуды и крошек сразу же после трапезы. Сапоги снимаются в сенях при входе в дом возвращающимися с работы. Самовар хорошо на­чищен — показатель русской чистоплотности.

Еще одна мелочь бросается в глаза: каждый выходящий из-за обеденного стола ставит свою табуретку или скамейку на прежнее место.

Говорил со старухой Курвиной, 82 лет. «Лес крепче и народ крепче досюльне был», — говорит она. Сама она еще бодрая старуха и говорит, что ни разу не болела.

Портной Попов из деревни Ивановской рассказал следую­щее про заозерцев. Там в разговоре делают ударение на перв0м слоге. Поехал старик в город, а старуха его просит: «Ста­рик, а старик, привези чёни». Старик долго ходил по город­ским лавкам и везде получал ответ, что чёни не имеются. По приезде в деревню он узнает от старухи, что она просила ку­пить чего-нибудь. Этот рассказ я слышал два раза (19).

Ходил в деревню Выморская, отстоящую от нашей школы на расстоянии трех километров по течению реки Шуя на пра­вом берегу за железнодорожным мостом. Там предположено было провести собрание граждан по вопросам 16-й партконфе­ренции. Собралось примерно в течение часа 8 человек из 15 домохозяев. Собрание проводить с основным вопросом не ста­ли, а стали беседовать по вопросу о новом законе сельхозна­лога. Я рассказал им основные положения, после чего гражда­не задавали вопросы и говорили. Интересно отметить состав собрания. Сельский исполнитель Березин — это тип ярко со­временного крестьянина. От него слышишь о том, что крестья­нину живется плохо, что крестьянину необходимо объединить­ся в коллективы, чтобы выйти из такого трудного положения самоугнетения. С другой стороны, он недоволен советской вла­стью, ругает новое и т.д. В нем говорит два человека. Один это тот, который хочет перестроить сельское хозяйство на основе коллективизации, машинизации, новой научной агрономической мысли.

Вот его слова: «Вы посмотрите, как крестьянин живет, работает по 16—18 часов в сутки; если нужно что сделать, то каждый делает для себя. А если бы при объединении, то го­раздо меньше времени пошло. Если нужно, допустим, ехать в город всей деревне, то поехали бы не все, а два-три человека и сделали бы для всей деревни. Нужно коров доить, подоили бы 3—5 человек, а сейчас доят все 15 человек и т.д.». С другой стороны, в нем говорит тип собственника, крестьянина-индиви­дуалиста; корни старого, веками сколоченного традиционного крестьянского инстинкта собственности в нем еще сидят, но они уже сдвинуты со своего места. Этот ярко выраженный тип крестьянина меня очень заинтересовал.

Другой крестьянин лет 75, не меньше, пришел в избу, посто­ял у порога ничего не говоря, сел около выходной двери на скамейку, так же молча слушал, как мы разговаривали с Бере-зиным. В процессе разговора, когда мы дошли до коллективи­зации сельского хозяйства, он говорит: «А вот посмотрим, что видела в кольце три головы, лица нельзя было рассмотреть, но видно было, что одна голова в фуражке, другие в шапках (у нее было три мужа и один из них солдат).

Еще гаданье с ужином. После ужина собирают все крошки в скатерть, выходят на улицу и кликают суженого, потом берут и кладут этот узел под подушку и что во сне привидится, то и бу­дет. Причем жених-вдовец является во сне без головы.

Другие гадания. Замыкают девушке косу ключом, выходят на лестницу, ключ берет одна из подруг, говорит: «Суженый-ряженый, приходи ко мне за ключом от косы (имя рек)». За­тем, не разговаривая ни с кем, подруга ложится спать и во сне видит суженого той, которой косу она замкнула.

Потом она рассказала некоторые свадебные обычаи. В пер­вую ночь крестная мать невесты всегда дожидает до утра. Ут­ром она подходит к двери и спрашивает: «Лед пешал или вер­ши вешал?» Если невеста была честная, то жених отвечает: «Лед пешал». Тогда крестная мать накалывает красный бант.

Через несколько дней после свадьбы жених едет в гости к родителям невесты на яичницу. Яичница эта имеет, вероятно, символическое решенье. Приготовляется сладкая яичница в чашке, жених вырезает посредине дырку и льет туда масло, а потом, если невеста была честная, благодарит родителей ее: «Благодарю, маменька, за мягкой постели, за честной дочери, как от купеля так и до меня». Теперь эта формула уже выве­лась и говорит просто: «Благодарю, папаша и мамаша». Если же невеста была нечестная, то жених совершенно не благода­рит. Потом он берет чашку и разбивает ее о стену (15).

В деревне Лембачево Анастасия Дианова, 35 лет, рассказа­ла несколько примет.

Во двор к скоту и гнать в поле скотину босой нельзя.

Когда надо начинать косить, то из пресного теста вовнутрь кладут пшено и печется такой пирожок, называется «пряженик» или «начинальник». После окончания жнитвы пекут пирог — «кончальный».

Чтобы не бояться покойников, то как похоронят и придут до­мой, то смотрят в подпол.

Интересно, что во всем селе Шуя не договаривают в конце слова букву «т», например: «ребя», «не». Поговорка у бедня­ков: «Почему бедняк беднее, потому что жить не умее».

Посев узнают по косточкам в щуке. Если эта косточка остра, то посев будет ранний и хороший, а тупая, то — плохой урожай и поздний сев.

Примечают, хороший будет урожай или вымокнет, по сходу снега с земли. Если снег сходит от солнца на горах, то урожай будет хороший, а если сходит снизу, то урожай будет плохой, весь вымокнет (5).

Когда входишь в дом шуйского крестьянина, то поражаешь­ся необыкновенной чистоте, которая царит в доме. Никак нель­зя сравнить дом прионежского крестьянина с душной, тесной, грязной, почти никогда не мытой избой среднерусского кресть­янина. Пол всегда чисто вымыт, нигде не видно ни соринки, стены часто бывают выкрашены. В левом углу стоит выбелен­ная чистая печь. Обычно в левой стороне от входа другая дверь, ведущая в горницу. В этой комнате еще чище, чем в кухне. В углах стоят выкрашенные чистые столы, покрытые салфеткой, на стенах обычно фотографии вытянутых по швам солдат и матросов. Всегда, в каждой избе, на стене зеркало. На стенах разные безделушки, иногда можно встретить книги, газеты.

Как сильно отличается этот крестьянин от мужиков из-под Москвы
Правда, пища незавидная, хуже, чем на юге.

По вечером слышишь иногда веселые частушки. Часто про­ходящие по улице девчата горланят песни. Иногда из открыто­го окна несется тихая заунывная песня. Проезжающие из Пет­розаводска на лодках крестьянки чаще всего тянут какую-ни­будь тягучую длинную песню. Но по сравнению со средними областями Союза здесь поют очень мало. Преобладают за­унывные песни (9).

Пошел к старому пастуху Баянному Петру Яковлевичу, теперь он сторож школы. Меня встретил старик с трясущейся головой, с подстриженными под горшок волосами, с сухим ста­рушечьим лицом, без всякой растительности. Он испуганно и недоверчиво смотрел на меня. С первых слов моей просьбы что-нибудь рассказать он панически закричал: «Не дам, не дам!» Я не мог понять. Потом оказалось, что у него есть книга пастушечьих заговоров, которую он хранил 37 лет. Один из наших студентов списал три заговора, и Баянный должен был по какому-то поверью сжечь эту книгу. Это было большим потрясением для старого пастуха: сжечь то магическое, что он хранил 37 лет (19).

В деревне Тимонинская записала о похоронах, поминках.

Похоронив покойника, все провожающие возвращаются на поминки. Первым блюдом подается кутья из риса с изюмом. После этого подается обед. Сперва суп мясной или рыбный, на второе рыбу жарят с картошкой. После пироги с рыбой или хлеб с молоком. Последним блюдом является кисель клюквен­ный или овсяный.

Перед едой киселя все встают, священник поминает усопше­го, все молятся а потом едят.

Через девять дней делают вторые поминки, на которые при­ходят только приглашенные, тогда как на первые поминки при­ходят все желающие.

Когда бывают первые поминки, то посредине стола для по­койника ставится маленький рыбный пирог, после поминок он отдается нищему со словами:

«Поминай душу усопшего раба (имя)» (24).

Работа бабки при рождении ребенка

Бабка входит, открывает дверь и с порога на нож берет гря­зи. Положив ее в какую-нибудь чашку, петли дверей обмывает водой, чтоб как свободно ходят двери, так свободно родила женщина. Эту воду собирает тоже в чашку. Сюда же из подва­ла, из подпола чего-нибудь достанет, какого-нибудь мусора, потом пауковых сетей, из квашни воды, все это вместе переме­шивает и дает выпить роженице, чтоб скорее родила.

Ребенка моет на пороге сама же бабка, у себя на коленях, положив ребенка на живот, потом соединяет несколько раз (три раза) правую руку ребенка и левую ногу. Завертывает ре­бенка в грязное отцовое белье — чтоб любил отца. Потом кла­дут на печку.

Детское место некоторые закапывают, а некоторые высуши­вают и хранят на чердаке для «славы», особенно если родилась девочка. Ребенка носят по три дня в баню с веником одним и тем же, потом обрубают прутья и кладут в люльку ребенка, ве­ник лежит до тех пор, иногда до трех лет, пока ребенок качает­ся в люльке. Означает, чтобы ребенок был спокойным (6).

В деревне Фофаново Надежда Амелькина рассказывала плач своей племянницы. Племянница увидела тетушку на крыльце и выбежала к ней с плачем:

«Кого видела, кого заприметила, Свою желанненькую да тетушку. Что ты идешь да долго подымаешься, Путь-дороженькой долго наслаждаешься? Ты не знаешь и не ведаешь, Обневолили меня, девушку, Меня, белую лебедушку, На чужую дальнюю сторонушку».

Ответ тетушки:

(18).

Вечером было назначено собрание с комсомольцами по со­циалистическому соревнованию в кооперации, но вместо семи часов собрались в 10 часов и то после того, как к каждому комсомольцу сходили на дом. Приняли практические предло­жения. Проводил это собрание комсомолец, приехавший из Петрозаводска (8).


22 июня

Был у Акулины Горевой, деревня Тимонинская. Она мне рассказывала, что лет 150 тому назад в дом принимали маль­чика и растили его вместе со своей дочерью, а когда детям исполнялось 20 лет, то их женили. Это она узнала от своей матери.

Затем она рассказывала, что если невеста не уходила от своих родителей, то жених приходил к ней в дом и принимал фамилию невесты. Через некоторое время он мог восстановить свою старую фамилию. Если он затем с женой отделялся от родителей последней и его жена через некоторое время умирала, то все наследство жены шло к ее родителям, а у му­жа оставалась лишь кровать да подушка (20).

В деревне Вонжинская от Каратяевой О.А., 49 лет, и По­кровской А.В., 34 лет, записал свадебный обряд.

Невеста начинает плакать после сгово­ра и продолжает плач каждый день утром и вечером вплоть до венца. «Волю» с не­весты снимают перед расплетением косы, которую расплетает крестная мать. Де­вушки при этом поют, невеста с крестной матерью плачет. По­сле расплетения косы невесту ведут в баню, невеста в это вре­мя берется за косу и плачет. В бане невесту моют с ворожеей, с невесты снимают тряпочкой пот в стакан и дают его пить же­ниху или мешают в тесто. Выкупают невесту, когда она прихо­дит из бани. В это время приезжает жених с шаферами пить чай. Невесту обычно выкупают шафера, при этом девушки го­ворят: «Выкупайте невесту». Шафера их угощают вином, кон­фетами, и таким образом происходит выкуп. После сговора на второй день, накануне венца, невеста едет с девушками в гости к жениху, где их угощают, невеста там не плачет, а веселится и танцует, как и все. Когда невеста приезжает от жениха, ее на крыльце встречает мать, здесь они обе начинают плакать, не­веста плачет и приговаривает:


Подломились мои резвы ноженьки,

Поднимаючись по круто-скатному крылечку,

С чужой остудной сторонушки

От злодейного от чужого чужанина.

Как я была красна девушка со своими любушками,

Со своими подруженьками премилыми,

Я сидела, красна девушка, за столиком дубовым

Со чужим чужанином.

Было много явств сахарных, было много питьев медвяных,

Мне не елося, не пилося у этого чужого чужанина.

А как мои любушки любимые, мои подруженьки премилые

Все веселилися да радовалися,

Пропивали меня, красну девушку, за чашечку за чайную

Да рюмочку за винную.

А только не веселилось мое ретивое молодое сердечишко.


Жених венчается в рубашке, которую ему дарит невеста. Раньше обыкновенно дарили белую коленкоровую, вышитую на канве цветным, сейчас дарят ситцевые.

«Приказ» бывает после того, как невесту сосватает родня жениха.

Невесту благословляют перед венцом отец и мать. Невеста, уже одетая, ждет. В это время для невесты на полу стелят шу­бу вверх шерстью, на которую должна встать невеста. Мать становится на два стула и пропускает промеж ног свою дочь, чтобы «портёж» к ней не пристал (по словам рассказчицы, «портёж» невесты очень распространен). После того, как не­веста пройдет между ног, она садится за стол. Пока она еще не села, отец, мать и крестная мать ее благословляют, при этом поют свадебные песни «Из-за лесу, лесу темного» и др.

Невеста сидит грустная с поникшей головой. Затем приезжа­ет жених с шаферами, девушек одаривают сластями, невесту выводят из-за стола, и она одаривает всех. Затем садится с женихом за стол, в это время родня невесты приносит дары и дарит женихову родню. Невеста дарит жениху платочек, а он ей шкатулку с подарком (мыло, шпильки, духи). Причем ключ от шкатулки дает не сразу, невеста начинает просить ключ, же­них ей не дает, тогда она берет его за уши и целует, он отдает ей ключ. Публика со стороны поднимает хохот.

После венца начинают обряжать невесту, это делают моло­дые женщины. Ей разделяют волосы на две косы и закладывают вокруг головы, затем одевают «повойник», наверх его надевают шелковую косынку самого разнообразного цвета, затягивают очень туго, так что голова у молодой трещит. Повойник носить обязательно и причем необходимо красный; молодая должна носить его до шести недель с того момента, как ей оденут.

После чая и ужина подают «княжий стол». Приносят сладкий пирог и ставят на стол. Молодые выходят из-за стола на середи­ну комнаты, дают в руки молодой поднос с двумя рюмками, а жениху — бутылку. Все гости подходят к рюмке, берут ее, кладут деньги на поднос. При этом гости из рук молодой берут рюмку, говорят «горько», она должна целовать жениха. Говорят: «Сучок в рюмке». Она опять его целует, так бывает большое количество раз. После «княжьего стола» начинаются танцы. С момента свадьбы молодая до шести недель должна кланяться свекрови утром и вечером, при этом говорить утром: «Маменька, наряди» (то есть дай работы), вечером: «Маменька, разбуди» (12).

Занималась собиранием словарного материала. Местный го­вор отличается недоговоренностью слов, частой заменой про­тивоположных выражений, иногда чрезвычайной мягкостью и большим обилием только здесь употребляемых слов. Ударение в большинстве случаев на первом слоге.

Недоговоренность слов выражается, например, в том, что говорят «поедя» вместо «поедят». В отношении замены проти­воположных выражений можно указать «но» или «ни» вместо «да», то есть отрицание вместо утверждения. Местный словарь: «кышни» — «прогони» («Эй, дядя, кышни»); «ремезить» — «ругать» («Я как раньше, так и теперь ремезю своих парней, чтобы не пили»); «поклепать» — «поколотить» («Надо ж покле­пать белье»); «гуторят» — «говорят». «Рыбники» — пироги с рыбой; «кабуша» — пасхальная творожная пасха; «ригача» — овин; «палица» — специальная палка, которой колотят белье; «ухоже» — пастбище для коров («Ухоже худое»); «Опечек» — лежанка; «поднизи» — женский головной убор, вышедший из употребления; «шин» — непереводимое слово. (Парень говорит девушке: «Если по-хорошему, то иди в шин, а по худому не хо­ди», то есть разговаривать, сидеть рядом, целоваться).

Извращения слов: «погодья» — погода, «побойник» — по­войник, «матеря» — матери (множ. число), «сватовя» — сватовья, «знатки» — знахарки. Система родства: «сестрия» — двою­родная сестра, «братан» — двоюродный брат (2).

Ходил к церковному сторожу бывшему пастуху Гришину Ивану Лукьяновичу, 80 лет. Из разговора с ним я узнал сле­дующее. Три раза в год устраивают поминание по умершим, поминания устраиваются через б недель, потом через полгода и последнее — через год. Поминание заказывают священнику («Заказывают больше богатые»). «Будем родителей поминать и брюхо набивать», — говорит сторож.

Встретил Пожарского. Он рассказал мне о пастухе из де­ревни Порог Михайловской волости Санкт-Петербургской гу­бернии. Было это 20 лет назад. Старик-пастух Абрам Корнилович пастушествовал в деревне сорок лет. Каждый год в на­чале выгона он брал у хозяйки горшок молока и просил исто­пить баню (вероятно, отмывался от скверны). Утром он голый обходил коров и делал заговоры. Пастух умер. Перед смер­тью он сделал наговор на 25 лет. Были наняты новые пасту­хи — два молодых парня из другой деревни. Новые пастухи гоняли коров в лес, коровы всегда возвращались. Через 12 лет после смерти старого пастуха в один день не верну­лись в деревню шесть коров. Мужики, взволнованные таким необычным происшествием, пошли в лес искать коров. После долгих поисков они увидели, что коров гонит какой-то старик. Увидев мужиков, он сказал: «Сбыл, сбыл, сбыл» и удалился. Мужиков этих чуть не убили в деревне сходом за то, что они не поверили в наговор старого пастуха. Новые пастухи отказа­лись от стада. Пастьбу передали сыну старого пастуха, кото­рый всегда возвращал стадо, потому что еще был силен наго­вор отца.

Церковный сторож Гришин И.Л. занимается плетением сетей, это и составляет его заработок. Кроме того, он еще получает мизерное жалованье: 35 копеек в год с поселянина, уважающего церковь (19).

Тукина Акулина Степановна, 70 лет, из деревни Сагарва, рассказала обряд с новотелой коровой.

Когда корова телится, молоко не пьется в течение шести дней. Оно пахнет молозивом, им поят теленка.

После десяти удоев начинают готовить вересковую воду, ко­торой будут обмывать корову на двенадцатом удое. Вереско­вая вода приготовляется так: после десятого удоя идут в лес за вересковыми листьями, а зимой за вересковой корой. Когда вереск принесен, его кладут в горшок, обваривают горячей во­дой, еще раз это вскипятят в печке и раствор для обмывания коровы готов.

Поливают корову вересковой водой, когда идут за двена­дцатым удоем, но к этому же удою пекут овсяные блины. На блины кладется жидкая каша. Эти блины кладут на решето и идут доить.

Прежде всего обмывают вересковой во­дой, затем дают корове эти блины прямо с решета и потом начинают доить.

Принеся двенадцатый удой, его кадят. Берется ладан, кладется на железную ложку с горячими угольями. Ладан будет плавиться и пойдет дым, этим дымом обводят дойницу с мслоком. Только по­сле такого обряда молоко можно пить (24).


23 июня

Теплый солнечный день. Праздник Троицы. Население Шуи с утра шло в церковь отбивать поклоны. С двух часов дня мо­лодежь нарядная по-праздничному. Новые и новые толпы скоп­лялись в деревне Вонжинская. Под вечер улицы затоплены на­родом. Русский пляс под напевы музыки и кадрили являлись лучшим развлечением для молодежи (31).

Еще накануне можно было заметить мытье полов, топку бань и другие приготовления к празднику. Сегодня с раннего утра отовсюду доносится вкусный запах всяческого печения и развлечения. С утра очень небольшая часть населения, прина­рядившись, идет в церковь, посетители: старухи, несколько му­жиков и молодых женщин.

С трех часов началось гуляние, то есть хождение взад и вперед по пыльной улице деревни Ивановская. Большое преоб­ладание девиц, таких же разряженных, как и в Вознесение. Мужская часть населения почти поголовно пьяная, некоторые валяются на дороге. Из раскрытых окон изб слышится пьяная ругань, брань, наигрывание гармошки и звон посуды.

Подобное гуляние продолжалось до 5—6 часов, затем на пыль­ной дороге начались танцы: вальс, кадриль, лянсье, и так продол­жалось до 11—12 часов, пока все не разошлись по домам (2).

С восьми часов утра проводила собрание в деревне Наво­лок. Разбирали вопрос «О 16-й партконференции».

День праздничный - Троица, а потому крестьяне были дома и собрались полностью семь домохозяев, да пришли еще гости, приехавшие из других деревень, и всего присутствовало 13 че­ловек, причем ни одной женщины. Но это объясняется тем, что все они были заняты по хозяйству — стряпней пирогов и т.д. По­сле доклада и нескольких вопросов приступили к прениям.

Основным вопросом при обсуждении был этот — о расслое­нии деревни, так как почти исключительно вся деревня считает­ся зажиточной. Живут почти исключительно кулаки, и все как один заявляют, что «мы работаем 20 часов в сутки, встаем с трех часов утра а потому у нас все есть, а беднота — лентяи, что и заработают, так пропьют, а потом спят».

«Все равно, как им ни помогай, что уже было сделано, да­вали им и коров, и лошадей, но все они сдохли, потому что и корму всегда не хватает, и ухаживать не умеют. Никогда у них ничего не будет».

Приводят пример, как одному крестьянину-бедняку из их же деревни дали лошадь, которую схоронил через некоторое же время, потом корову, которую сменял на лошадь, и тоже сдох­ла, так что бедняк к самостоятельному труду не привык.

Один старик 70 лет говорит, что может бедняк встать на ноги как следует, если не будет надеяться ни на чью по­мощь, а будет работать, не покладая рук. Приводит пример, как он сам лично остался после отца еще малолетним в хо­зяйстве, совершенно ничего не было, были бедняки, и он ни на что не смотря, еще не видно из-за плуга, уже начал па­хать землю и работал по найму, чтоб подзаработать и при­обрести что-нибудь по хозяйству. Участвовал и в империали­стической войне, после чего вновь пришлось поправить свое хозяйство. И так без найма чужого труда, работая без отды­ха, поставил свое хозяйство и «в настоящее время меня счи­тают кулаком, а то, что я не ходил ни к кому, не просил, старался использовать каждый кусок земли, за все время не выпил ни одной рюмки вина, все деньги пускал только на улучшение своего хозяйства — и меня считают кулаком, ду­шат налогами, благодаря которым половина земли остается незасеянной, так как разрабатывают крестьяне столько, сколько требуется хлеба для своей семьи».

Все крестьяне подтверждают его слова, говорят, что, дейст­вительно, работали бы все так, как он, тогда бы не было бедняков.

Обижается, что нынче дали волю молодежи, много гуляют и мало работают, не слушадются родителей. Приводит пример на лично своем сыне, что вдвое меньше работает и не захочет, так и не пошлешь. Раньше так надрал бы его отец, а теперь, пожалуй, пойдет жаловаться в сельсовет.

О колхозах говорит так: «У нас все есть, и нам незачем объединяться. А вот пусть бы объединяли бедноту, и посмотре­ли бы, что у них выйдет, и даже мы бы согласились им помочь хоть деньгами, хоть орудиями или другим чем, но пусть бы только они работали, как мы. Тогда не обидно было бы. А то их государство избаловалло: и налоги не берут, и паек дают, вот они работать-то и не хотят».

Приводит пример, что у них в деревне загородили все ого­роды, остался только у бедняка, который сам здоровый и сына еще молодого имеет, и не смогли загородить, что легко можно бы сделать, только сходить в лес и нарубить виц. А они вместо того вчера уже успели встретить праздник, те деньги, что нара­ботали вчера, пропили и сегодня спят, даже на собрание не пришли.

Большим уважением пользуется один мужчина, приехавший с Украины, бедняк, теперь работавший у кулака плотником. Рассказывал, как он жил там бедняком, совершенно ничего не имел. Потом их бедноту организовали в коммуну, дали им ма­шины, скот, но через некоторое время все распалось, так как собрались лентяи, работать никто не хочет. Очень доволен за теперешнее положение, живется, говорит, хорошо, и хозяин научил, как надо жить, так как он встает в четыре часа утра ра­ботать, то и тебе не спится (б).

С утра я и Марков пошли в Верховье. На сегодня мы на­значили собрание трех деревень: Плаксино, Усадище и Сысоевской. Пришли рано. Крестьяне еще не собрались, и мы за­шли в избу члена сельсовета Галафеева. Семья пила чай. На столе стояли стаканы с бледным испитым чаем. В вазочке — мелкоколотый сахар, на углу стола возле хозяина дома стари­ка Галафеева — краюха черного хлеба. Полухлебполулепеш­ка. Низкий, с растрескавшимся верхом. За наше присутствие от хлеба не было отрезано ни кусочка. Чай пили голый и без хлеба.

Хозяева многократно приглашали нас. Мы отказались.

Приходили соседи, здоровались и молчали, садясь по лав­кам, расставленным у стен и печи.

Хозяйка каждого приглашала к чаю, и каждый отказывался.

Печь широкая с пристроенными лежанками для спанья зани­мала левый угол. В правом заднем углу божница — старые по­черневшие иконки, лампадки.

Левый угол занимал большой шкаф, с признаками город­ской работы. Под потолком по всей избе протянуты полки. На них утварь.

Чай пили молча, степенно.

За это время собрался сход.

Мы вышли. Первый доклад делал Марков. Он говорил о 1б-й партконференции. В докладе особенно заинтересовало крестьян и вызвало большие споры — это вопрос о поднятии сельского хозяйства. И из этого вопроса рельефно выпирал во­прос о коллективном хозяйстве. Еще в прошлое наше посеще­ние мы много говорили на эту тему. И сегодня все разговоры стекались к колхозу. Боязнь того, что трудно наладить распо­рядок в колхозе. Свое — пусть плохое, разваливающееся, но свое хозяйство, где «я сам хозяин, а тут все вместе владей». «А вдруг какой-нибудь из членов окажется лодырем, как быть тогда? Как быть, если к тебе приедут родственники в гости?» Долго и много говорили мы и чувствуется, что слова даром не пропали. Где-то далеко, далеко, еще ворочаясь и утопая в упорных воззрениях собственника, настойчиво пробивалась и оформлялась мысль: колхоз.

Сход постановил: просить сельсовет поставить подробный доклад о колхозе у нас на собрании.

После этого собрания я проводил конференцию батрацкого и бедняцкого молодняка. Вопрос стоял о комсомоле. На кон­ференцию остались взрослые крестьяне и даже старики. После доклада-беседы приходилось говорить почти с каждым в от­дельности.

Целью конференции было вовлечь в комсомол батрацко-бедняцкую молодежь. Поражает слабая осведомленность о комсомоле. Многие, почти большинство, не представляли себе основных задач комсомола. Поэтому мы с Марковым говорили о всем, что касается комсомола, о борьбе за новую деревню и о многом другом. Результат был хорош: шесть человек пошли, и мы заполнили им их анкеты. Интересно реагировал один пожилой крестьянин: он подошел и попросил нас записать его в комсомол. Мы объ­яснили ему, что комсомол — юношеская организация. Посове­товали прийти в партийную ячейку (10).

Отправляюсь в восемь часов утра в деревню Сагарву прово­дить конференцию батрацко-бедняцкой молодежи. Обхожу де­ревни Сагарва, Колов остров, Выморская, Ереминская. Наби­рается 16 человек, из них четверо взрослых, некоторые опове­щенные и обещавшие придти, не явились. Разъясняю, что такое комсомол. Относятся недоверчиво, точно собираешься их об­мануть и поймать на удочку.

Говорят, что раз вступишь в комсомол, надо ходить на со­брания, а и так времени нету. «Это городским есть время шляться по собраниям, а у нас и без того дела хватит». Разъясняю, что быть комсомольцем — это не значит только ходить на собрания, что каждый бедняк и батрак должен быть строителем новой деревни, слова доходят. Я это чувст­вую, но ответ по-прежнему скептически-недоверчивый. Бед­няк крестьянин Ефремов жалуется на местную ячейку комсо­мола, что она ничего не делает и комсомольцы там плохие. Он посылает своих детей в комсомол, но они не явились на собрание. «Теперь скажи им что-нибудь, так ответят, что не поздоровится».

...Время считают не по календарю, а по праздникам, кален­дарем в разговорах не пользуется и молодежь, также и комсо­мольцы (19).

Обычаи

Многие девицы теперь гадают на рождество: «полют снег». Берут шубу, стелют ее шерстью поверху, одна девица садится на шубу, рукой водит по снегу и говорит: «Залай, залай, собачка, где мой женишок?»

А то еще две-три девицы берут стаканы и идут за водой на реку и обратно с водой, идут задом. Принесут домой, поставят на стол и в стакан опустят обручальное кольцо. В руки возьмут свечку и смотрят в стакан, в кольцо, и вот в стакане в кольце увидят своего жениха. Когда девушка приходит первый раз в дом и приходится но­чевать, то она говорит: «На новом месте приснись жених невес­те», и после этих слов она уже ни с кем не разговаривает, только об одном и думает.

В порчу свадеб и в колдунов верят. В 1923 году выходила за­муж Мингалева Татьяна и ей в церкви сделалось плохо, не то стала говорить, в глазах одни белки были видны, и вот когда привезли от венца домой, то есть к жениху, то все равно у нее не проходило. Она была в таком состоянии, что к ней привели местного колдуна, но он ей ничем не помог. Тогда привезли кол­дуна из Петрозаводска и тот вылечил (5).


24 июня

В деревне Плаксино нас окружила группа зажиточных мужиков, забрюзжали о местных и государственных непо­рядках:

— «Вот у нас бедняк Бадьин, ему дают и паек, и ссуду, и прочее, а он запустил землю, и она уже пять лет пустует, а сельсовет говорит, что отобрать ее имеют право только на три года, а крестьянину на три года брать ее не выгодно, ибо при­вести в порядок нужно как раз три года. Бадьин — лодырь, он ничего для развития хозяйства не делает, а только старается кое-что заробить да хорошо поесть, вот и все».

Кроме того, они отмечали: «Вот с нас налог берут большой и у нас теперь нет возможности поднимать свое хозяйство. Ес­ли немного лишнее разведешь свое хозяйство, на тебя начина­ют смотреть как на врага власти: «Он вот кулак» и стараются прямо-таки задавить».

Отколовшись от них, я нашел случай поговорить с бедняком Бадьиным. «Вот они, живоглоты, все стараются захватить зем­лю, отнять, я ходил, воевал с белыми, несколько лет оторвался от хозяйства, а они тут наживались. У меня теперь и здоровье плохое, вот землю и запустил, лошади нет, вот и бьешься с во­ды на хлеб кое-как, поневоле будешь работать плохо, коли по­есть нечего. Только работа, только и стараешься, чтобы зара­ботать да пробиться».

Вообще у бедняков есть тяга в колхоз, но у них многие не понимают чисто организационных вопросов. Боязнь объединиться объясняется непониманием таких вопросов, которые вытекают из бытового, семейного положения, для них непонят­на жизнь в колхозе. Многие так прямо и высказываются: «Пусть нам покажут, что такое колхоз, как в нем слаживается жизнь, тогда мы пойдем» (17).

Утром участвовал в воскреснике помощи вдове, устроенном комсомольцами и беспартийной молодежью. Остальное время было занято по подготовке сцены к спектаклю. Вечером участ­вовал в спектакле (1).

С утра пошел в деревню Выморская, куда меня просили придти с беседой. Говорил с крестьянами по вопросу о сель­хозналоге, о коллективе. После беседы пошел к исполнителю деревни, он мне предложил выслушать его сочинения — песни, которые я записал и привожу здесь. Автор — Алексей Березин из деревни Выморская.

Вот из центра нам пишут газеты:

Бесхозяйственность нужно изжить,

С пьянством тоже нам надо бороться,

И тогда легче будет нам жить.

Как бороться со старым нам бытом, И куда бы привлечь нам народ? А построить у нас в Шуе кино — Просвещение пошло бы вперед.

Чтобы не было часто беседьев,

Чем могли бы мы их заменить?

А построить бы дом развлеченья,

И туда бы мы стали ходить.

Как бы нам просветить население И какие бы меры принять? А почаще ходить нам в деревню Мужикам обо всем разъяснять.

Как бы двинуть нам книгу в деревню,

Приучить бы всех книгу читать?

Агитация сильней нужна

И на деле с книгой пользу указать.

Брось, мой милый, так часто напиваться, Брось противную водочку пить, А займись-ка лучше культурой Крепче буду тебя я любить.

К одному мы все стали стремиться, Чтоб скорее поднять бедняков. Это правильно, надо трудиться, Добывать со своих все трудов.

Второе стихотворение.

Вот, к примеру, честный труженик. Как получка, домой не идет. Семья ждет его домой ужинать, А он дюжину пива уж пьет.

Шум и крик из-за столиков,

Про семейство там ни почем.

Вот таким бы то алкоголикам

Так и треснул бы в лоб кирпичом. Как на свадебках много дамочек, Им охота узнать обо всем. Вот таким бы то любопытным Так и треснул бы в лоб кирпичом.

Ах ты, жизнь моя алиментная, Беспокоит тут ночью и днем. Вот таким бы то алиментным

Так и треснул бы в лоб кирпичом.


Приехав из деревни Выморская, я к семи часам вечера по­шел на заседание правления, где обсуждались два вопроса: первый вопрос о кооперировании бедноты и населения, о дифференцированнном пае и о снижении цен и торговых рас­ценок. Второй вопрос о социалистическом соревновании коо­перации с другим соседним кооперативом. Выставили следую­щие пункты:

Кооперировать бедноту на 100 процентов.

Собрать средний пай до 15 рублей.

Ликвидировать дебиторов.

Организовать группу бедноты.

Оживить работу лавочной комиссии.

Кооперировать население.

Организовать при кооперативе книжную торговлю.

Улучшить качество работы организационной комиссии.

Улучшить санитарно-гигиеническое состояние лавок.

10.Наладить связи с местными организациями.

11.Создать тройку по разработке плана социалистического соревнования.

С предложениями единогласно согласились. Выбрали ко­миссию по подготовке к социалистическому соревнованию, в которую вошел председатель правления Устинов, избач Смирнов и я. Наметили основные вехи плана: провести четы­ре собрания с вопросами о социалистическом соревновании. Вечером был спектакль «Мы и Они». Сыграли плохо, сглади­ли самодеятельными номерами. Публика осталась доволь­на (8).

Зашла к Наталье Алексеевне Масаевой и расспрашивала о кушаньях.

Приготовляли щейницу жидкую из крупы, картофеля и пост­ного масла. Толоконницу из толокна, копачи с горохом. Горох вываривают с толокном и с такой начинкой пекут ржаные пи­роги и колобы из ржаной муки.

Весной девушки закапывают мыло в муравейнике и пригова­ривают: «Как вокруг этого мыла мураши копошатся, будут так вокруг девушки Аннушки кавалеры» и моются этим мылом в Иванов день (15).

Ворожба

Время между Ивановым днем и Петровым называют летни­ми святками, а между Рождеством и Крещеньем — зимними святками. Святочное время — самое благоприятное для во­рожбы. Способы ворожбы весьма разнообразны. Например, на Крещенье, когда ударят к заутрене, девки бегут на прорубь мыться (лучше, если никто не увидит и будет одна у прору­би). Раньше девка обливала водой все тело, а теперь только умывает лицо, кроме этого, вода берется домой. Она умыва­ется ею в тот день, в который хочет иметь успех среди ре­бят.

Девка накануне Крещенья ложится спать и просит подругу или мать замкнуть ей косу. Когда девушка уснет, подруга тихо подходит с замком, так чтобы спящая не проснулась, и замыка­ет косу, то есть вешает замок на косу. С ключом от замка вы­ходит на улицу и кличет: «Суженый-ряженый, приди ключа про­сить». Возвращаясь домой, ключ кладет себе под подушку. Суженого во сне должна увидеть та, у которой остался ключ, но сон относится к той, которой замыкался.

Для того, чтобы ребенок не плакал, ему под подушку кладут ножницы (24).

В Шуе не закончено лесоустройство. Для того, чтобы закон­чить его до конца, надо продать то, что не нужно, это буре­лом, березу, вершину и перестоялый лес. Этот лес все равно погибнет. Если же крестьяне позволят продать, то от прибыли проведут лесоустройство и будет тысяч пять на общественные нужды.

После ходили по деревням. Пища населения в большинстве случаев картофель, хлеб, рыба. По праздникам употребляют калитки. У крестьян сейчас почти нет работ, многие на сплав­ных работах, чистят поля от булыжника, боронят землю. Неко­торые заняты постройкой домов.

До этого почти не встретил одежды, представляющей этно­графический интерес. Орнаменты на платьях, украшения выши­ты исключительно крестиком.

В церкви найдена летопись 1867 года, в которой пишут о том, что первые поселения Шуи быть может относятся к 11—12 векам, к этому времени относится постройка церкви, на месте которой стоят современные церкви. Первая сгоре­ла, причем, как говорят легенды, остались невредимыми не­сколько икон.

Каждая деревня, кроме того, имеет свой праздник. Так на­пример, у деревни Лембачево стоит сейчас часовня с очень старой резной из дерева иконой. Эта икона по преданиям была прибита к берегу течением. Праздник деревни Лембачево и на­зывается «припловение».

Есть также праздник «Баранье воскресенье», когда приноси­лись в жертву бараны для того, чтобы получить хорошие стада. Принесенные в жертву бараны поедаются. Праздник совершен­но аналогичен празднику татар.

Население Шуи низкого и среднего роста, с русыми и светлыми волосами, большое количество светлых, голубых глаз.

В местном кооперативе торговля идет довольно бойко, два продавца (3).


25 июня

Были на собрании в деревне Выморская. Собирались по крайней мере полтора часа, пришлось звать на собрание два раза. Когда мы говорили, почему так долго собираются, отвеча­ли: «Вот поставили бы четверть вина, так живо бы пришли». О коллективном хозяйстве говорят: «У нас не сделаешь коллектив­ного хозяйства, такая уж деревня». Когда надо было высказать­ся по докладу, как, принять ли его в целом или будут измене­ния, говорили: «Нам что, там сделали все («там» они подразуме­вают верхушки власти), а нам только подпишись». «Запомнили тридцать слов со всего доклада, так что тут мы ясно подписыва­емся, только и не судим самостоятельно о докладе» (27).

Был в деревне Куняково. Разговаривал с Ольшиным Иваном, 30 лет. Жаловался на секретаря селькресткома Смирнова (жи­вет в Кунякове). «Он пришлый, а земли себе забрал хороший кусок. Пользуется такими правами, которых не имеет никто в деревне. У него на поле работал трактор. Он дал своей жене караул запани, тогда когда на ту должность просилась более нуждающаяся беднячка-вдова Евдокия Порина. Но Смирнов, пользуясь своим положением, взял караул запани».

Зашел к Федоркину Александру Васильевичу, 70 лет. Узнал, что всякая болезнь бывает от родимчика. В воде сидит водя­ной, он топит скот, когда ведешь его по реке. Особенно боятся его ночью. «Когда ведут ночью лошадь по реке и она начинает тонуть, то надо кинуть камень и водяной отдаст».

Беседовал с Масаевой Н.А. из деревни Ивановская.

Вот что она рассказала.

Бабьи беседы устраиваются в будние дни. Устроительница созывает свою родню (женщин). Такие беседы продолжаются целый день с утра до вечера, бабы вяжут, прядут, шьют, в за­висимости от сезона работы. Каждая исполняет свою работу. На такой беседе разговоров хватает на неделю: «Пройдут всю Шую, всех переберут бабы».

Отношение к огню. В огонь нельзя плевать, детям говорили, что летучий огонь пристанет. Если на лице «боль» (болячки), то заговаривать эту боль может только первая дочь из своего или чужого дома, все равно. Происходит это так. Женщина (первая дочь) берет больного ребенка, выводит его на улицу и, увидев первый огонь за рекой, говорит: «Огонь, огонь, возьми свой летучий огонь, отдай здоровье ему (имя ребенка)».

Заговор от спинной боли. Боль в спине от работы называет­ся «уем», выводить эту боль идут к знахарке. Лечение проис­ходит таким образом. Больной ложится на порог, знахарка кладет на спину голик и бьет топором. Больной спрашивает: «Что рубишь, Божья Акулина» (имя знахарки). Та отвечает и при этом плюет три раза. Такая процедура происходит на трех порогах. Голик, в который перешла боль, выбрасывают.

Переезд в новый дом совершается ночью. При этом одевают новые или лучшие платья, берут с собой квашню, мякушку хле­ба и петуха. Петуха при входе в дом бросают первым, чтобы он отогнал нечистую силу (поверье, что крик петуха отгоняет нечистую силу). Первую ночь в новом доме замечают, что при­снится (сон, вероятно, определяет виды на будущее). Квашня и мякушка символизируют хлебное житье в новом доме, то же обозначают и нарядные платья.

«Бьется да рвется перед прибылью», — сказала Масаева, когда ее сынишка разбил чашку с толокном (19).

Беседовал с крестьянами Плаксино о бывших помещиках. Помещики был владельцами деревень. Деревней Усадище вла­дела помещица. Крестьяне работали почти целиком на нее, жи­ли очень бедно. У нее были дети, но куда они делись, никто не знает. Только знают, что помещица умерла в старости около ста лет, все ее имение разошлось по крестьянам. Сама она была очень грубой женщиной, часто била своих крестьян. Был однаж­ды такой случай. Одному крестьянину — старику она приказала дать сто розог. Когда этого крестьянина стали бить, он вскочил, схватил помещицу за косу и вырвал у нее несколько волос. Кре­стьянину за это ничего не сделали. В настоящее время о поме­щице лишь смутные сведения. Старых людей, которые хорошо бы знали, куда и как перешло имение от помещицы, никто не знает. Есть лишь старик Кузин, но он помнит лишь отдельные эпизоды из ее жизни, которые он получил от стариков (17).

По дороге в деревню Плаксино увидела крестьян, зани­мающихся выделкой кирпича. Из расспросов узнала, что для деревень Куняково и Плаксино это занятие является побоч­ным заработком. Глину смешивают с песком и топчут ногами, после чего кладут в формы и сушат на солнце. Этим делом занимаются женщины, по их словам, до сенокоса они выде­лывают кирпичей до 200 в день.

Видела знаменитую Шелудиху. Та пришла в соседний дом узнать, скоро ли будет свадьба у соседей, и когда узнала, что свадьба дело решенное, начала ворчать: «Ну вот, выскочит та­кая молодая и будет муж тукмачи давать, а потом разводиться будет. Да разве так раньше было!» Обижается, что мало саха­ру дают, приходится брать «лампасеев». В общем, о ней оста­лось впечатление, что это первая старуха в Шуе, с ожесточени­ем отстаивающая прежние уклады жизни (2).

Погода: ветер, холодно. В деревне Фофаново беседовала с девушками. Говорила об их заговорах, которые применяют.

Присушивание парня к девушке:



Когда моются в бане, девушки и женщины берут в рот кусо­чек комеля (отрубленный от виц веника), чтобы нечисть не при­стала (6).

От Каратяевой Ольги Алексеевны из деревни Вонжинская записаны интересные наговоры.

Наговор, чтобы девушка имела первое место на гулянке. Когда девушка приходит на гулянку, должна сказать: «Я волк, пришла в сие стадо, все мои овцы, всех я вас съем» (сказать три раза).

Когда парень изменит девушке, ей нужно встать перед ико­ной, поминать его имя и говорить: «Помяни, господи, раба Божи-его (имя) на царстве этом и будущем».

Присушка парня. Когда парень встанет со стула или скамьи, то нужно с этого места выскоблить и бросить на жаркий огонь и сказать: «Как этот огонь горит, так чтобы сердце раба Бо-жиего (имя) горело по (имя) девушке».

Когда девушка долго не выходит замуж, то на святки, рожде­ство или Новый год взять косу старшего человека в семье и ко­сить вокруг дома, начиная с порога, и при этом говорить:

«Рублю не перерубаю все пороги, все дороги, все косые огороды, все заставы во все четыре стороны. Все пороги полы, открыты, все дороги полы, все косые огороды полы, все заставы полы, о все четыре стороны пройти и приехать всем сватухам и всем жени­хам, паче своему жениху богосуженому приехать скорее всех». Наговор повторить три раза, три раза обойти вокруг дома и косу положить над воротами, чтобы народ проходил.

Заговор о бородавках. Узнают, сколько на руках бородавок, берут шерстяную нитку и, держа руки позади себя, надо завя­зать столько узелков, сколько бородавок, причем назад не смот­реть. Затем эту нитку снести в навоз, закопать и сказать: «Как эта веревка гниет, так чтобы все бородавки сгнили».

Наговор о сведении чирьев. Водить вокруг сука безымянным пальцем и говорить: «Как на дереве сук сохнет, так пусть и бо­лезнь сохнет у раба Божиего (имя)». Водить вокруг трех сучков три раза.

Гаданье девушек на святки в Новый год. Стоять спиной к ико­не и смотреть в зеркало, перед иконой зажженная свеча. Сколь­ко в зеркале свечей, столько у девушки будет детей.

Накануне Нового года или Крещения телке завязывают на рога ленточку, утром смотрят. Если телка стоит к двери головой, то девушка выйдет замуж в этот год; если нет, то не выйдет (12).

Чтобы лучше присушить парня, нужно пойти в лес и накопать кореньев (любых). Копая их, приговаривать: «Не пенья копаю, не коренья копаю, копаю богоряженого жилья. Чтобы на него сразу тоска напала».

Когда затопишь баню, нужно положить корни на горячие угли и говорить: «Не пенья горят, не коренья горят, а моего богоряженого жилья». Несколько раз дунуть, и парень присушится к девушке.


26 июня

С утра ходил в деревню Куняково. В Куняковской запани сейчас идет сплав дров в одиночку. Через запань перетянут сейчас канат, который затем будет отброшен и бревна будут свободно плыть.

Куняково по внешнему виду принадлежит к числу бедняцких деревень. На 12 домов десять — маленькие избушки по три ок­на на лицо, причем очень высокие дома в виду того, что часто заливает водой.

Население главным образом работает на сплаве, одна ар­тель на Верховье и две артели на мостах, почтовом и железно­дорожном. Ввиду этого происходит следующее: верховская ар­тель благодаря тому, что один мост, быстро пропускает дрова, а нижние артели не успевают пропускать дрова, и между арте­лями — недовольство. Верховская артель, не понимая, в чем дело, перешла на сдельщину, но не может выработать больше, чем хотела бы (3).

Фотографировала. Кроме существующего кладбища на По­госте, на Коловом острове и в Плаксине есть еще очень старое кладбище, где нет ни могил, ни крестов, небольшие холмики. Все кладбище огорожено каменной стеной из естественных камней, вышиной с аршин. Из разговора с работающей в поле крестьянкой выяснилось, что на этом кладбище не хоронят уже более 200 лет. Тут похоронены очень богатые крестьяне, о бо­гатстве которых ходили легендарные рассказы. Они имели очень много земли и много наемных рабочих, до 50 человек, жили на этом месте и тут же хоронили своих родственников до тех пор, пока не угас этот род. Из легендарных рассказов гос­подствует рассказ о зарытии ими денег в эти могилы.

Вечером деревенская девушка Юлия Покровская рассказы­вала о гаданиях, которыми обычно занимаются девушки на святках. Обычно эти гадания рассчитаны или на желание ско­рей выйти замуж или же узнать, что ожидает в нынешнем году.

Рано утром в Крещение девица обливается водой из трех прорубей, чтобы скорее выйти замуж. С такой же целью ходят обмывать колокола на колокольню. Чтобы узнать, какая судь­ба ожидает девицу в будущем, поступают так. В комнате в каж­дом углу кладут вещи: в один — хлеб, в другой — ленту, в третий — валек, в четвертый — повойник (местное название голов­ного убора замужней женщины). Гадающая, конечно, не знает, что в каком углу лежит и выбирает один из углов. Если там окажется повойник — это означает скорое замужество, если лента — останется в девицах, если хлеб — останется у отца на хлебах, если валек — сваты придут.

На святках гадают с петухом. Приносят зерен, разглаживают руками и делят их между гадающими. Затем приносят петуха и в чью первую кучку он клюнет, та первая выйдет замуж (2).

Ходили в семью Ухановых из деревни Лембачево. Это пат­риархальная семья из 22 человек. Живут в одном доме. Страш­ная теснота. Шум в доме создает целая гвардия ребятишек. Глава дома Уханов Николай Степанович, 67 лет.

Его жена сообщает мне, что три сына живут дома. Спраши­ваю, где же устраиваются молодые после женитьбы, у вас тес­нота, неужели спят вместе со всеми? Отвечает: «Молодые один месяц после свадьбы живут в лучшей комнате дома, а потом вместе со всеми».

Интересно отметить большую смертность среди детей. Боль­шинство в Шуе умирает летом (недосмотр, плохая еда). Часто слышишь от баб, что было 12 человек детей, а умерло девять или десять. Ребят в семьях очень много. Всего в Шуе детского населения 1041 человек.

Говорили с Каратяевым А.И., 51 года. Он сообщил следую­щее.

«В понедельник не сеют, вырастет трава».

«В первый день сева никому ничего не дают, даже воды пить не дают».

Был у Парамошкова П.В., 67 лет, из деревни Пустошь. Уз­нал такие вещи.

«Баенный» — нечистая сила, живет в бане, черный, долговоло­сый, отделаться от него можно воскресной молитвой: «Растачает-ся врази его, да бежит от лица его, ненавидящие его»;

«Водяной» — живет в воде, седой, волосатый, от него зави­сит улов рыбы, судьба рыбака на воде. Чтобы задобрить водя­ного, ему возили подарки: табак и спирт.

«Ригачный» — живет в риге.

При первой жнитве приносят колосья к иконе, при этом го­ворят: «Стань, худоба, вон, новина — на место». Верят, что эти первые колосья действуют против клопов, приговаривают при этом: «Новина в избу, клопы вон из избы».

Когда начинают косить, из первой скошенной травы берут пучок и суют за пояс, говорят при этом: «Костень-болень вся в косьевище». В Егорий выпекают три хлебца, в каждом запека­ют отдельно шерсть лошади, овцы и коровы и потом дают ско­ту съедать, чтобы ходил дружно скот в поле (19).

Ходил в поле. По дороге примерно около одного километра от деревни Ивановская находятся два креста (почти новые). Ве­чером узнал у крестьянина, почему стоят эти два креста, ведь там ни холма, ни могил я не нашел. «Кресты поставлены вместо часовни, которую снесли», — объяснил мне крестьянин.

По количеству и качеству пахотной земли крестьян села Шуя нужно было бы отнести к беднякам. Я уже указывал, что земля почти не пригодна для обработки под хлеба, так как ва­луны покрывают значительную часть площади земли. Но до­вольно приличные деревянные одноэтажные и двухэтажные до­ма, крытые, показывают, что крестьяне не совсем уж плохо живут. Объясняется этом тем, что земледелие не является ос­новной отраслью хозяйства, а вернее, подсобной. Основной же отраслью является целый ряд других промыслов, как то: лесо­сплав, рыболовство, отхожий промысел в городе и т.д. Ну и целый ряд мелких промыслов: охота, молочное хозяйство. Все это улучшает экономическую сторону крестьян (17).

Был у Прасковьи Амелькиной в деревне Фофанове От нее я узнал наговоры на воду. Амелькина сообщила мне ряд примет:

«Помела нельзя оставлять в избе: люди будут поносить».

«Рогатку нельзя оставлять на столе. Будет ссора».

«Ухватом нельзя мешать печь. Скотина будет бодаться» (20).


27 июня

Окрестности Шуи представляют засеянные поля, огорожен­ные косыми изгородями, со множеством мелких камней, что, наверное, объясняется прохождением здесь ледника. Эти валу­ны сильно мешают земледелию. По дороге к станции Шуйская начинается лес, на котором уже сказывается влияние севера.

Нет огромных великанов-сосен, часто попадаются низкорослые березки. У станции находится довольно высокая, вероятно, гранитная гора, поросшая лесом, а с нее открывается красивый вид на реку Шуя и прилегающие окрестности.

В избе-читальне сторож кооператива рассказывал об охоте на медведей, видимо, с большим процентом фантазии. Напри­мер, как медведь повадился ходить в овес к одному крестьяни­ну и уничтожил всю полосу. Это вызвало в крестьянине злобу. «Непременно поймаю живого», — были его слова. Для этого он купил четверть водки, разлил в корыто и поставил в овес, а сам спрятался. Медведю водка показалась, видимо, вкусной и была им выпита, после чего он захмелел и свалился. Крестьяне его связали и привезли в деревню, под страшный рев проснув­шегося косолапого.

Не менее фантастичен был рассказ о провалившемся до­ме. Сей замечательный дом пользовался плохой репутацией среди населения. Раз под Благовещение собралась там бесе­да, и в ночь этот дом провалился. Этот рассказ вызывал громкий смех и возмущение, что мол, «дедко, сочиняешь». Впрочем, рассказчик говорил, что это ему старые люди рас­сказывали.

В читальне же были и шуйские женщины-активистки. Одна уже пожилая женщина, лет под сорок, интересуется своей ра­ботой и довольна своим положением активистки. Другая — молодая девушка лет 17—19. Обе довольны, только обижают­ся на невнимательность к их работе со стороны мужского на­селения.

Услыхала об интересной старухе, живущей в деревне Ива­новской, ее называют Шелудихой. Этой Шелудихе 80 с лишним лет, давно живет одна в маленькой избушке, не имеет никако­го хозяйства и существует на пособие, получаемое из страхкас­сы. Увидеть ее не удалось, но услыхала о ней такие рассказы: имеет гроб и полный костюм покойника; в случае, если заболе­ет, одевает его и ложится в гроб, но когда становится слишком жутко ночью, придвигает гроб к самим дверям.

В деревне Пустошь видела, как белят холстину. Грубое по­лотно кладут на луг, на сильное солнце, и время от времени поливают на него водой. После такой операции холст становит­ся мягче и гораздо белее.

В поле заметила большое количество полос, засеянных в виде лент. Местные крестьяне объясняют такой посев удоб­ностью, так как в здешней местности весной бывает много воды и она стекает в бороздки между лент, отчего рожь вы­игрывает.

Ходила в Плаксино. Ал. Харлукова рассказывала о свадеб­ных обычаях, как они справлялись прежде. Первоначально приходит в дом невесты сваха и говорит: «Рады гостям?» Ес­ли хозяева выражают согласие, то угощают сваху и сговари­ваются насчет дальнейшего соглашения. Затем делают вече­ринку. Через некоторое время родители идут в дом жениха с приказом на сговор, говорят и ведут переговоры насчет при­даного. Этим помолвка окончательно закрепляется. Причем, если родственники жениха согласны на условия, то гостей по­ят и кормят, а если не согласны, то только поят чаем, что вы­ражает несогласие.

Накануне свадьбы невеста с подругами идет к жениху, там танцуют, играют, поют, обычно напиваются и едут кататься на лошадях, и этим все кончается. Обычно невеста дарит родст­венникам жениха вышитые полотенца, или по местному «ути­ральник», и рубашки «стонушки». По рассказу девушки, когда выдавали замуж ее сестер, то на одной свадьбе дали 80 «ути­ральников» и «стонушек», а на другой — 60.

Эта же девушка рассказывала о возникновении часовни на маленьком островке, ей рассказывал церковный сторож. Одна­жды на единственной ели острова появилась икона Богороди­цы и в честь этого явления была выстроена часовня. Старуха (фамилию позабыла) рассказывала о праздновании «Бараньего воскресенья», в настоящее время отмечается печением калиток и всякой праздничной стряпней.

Словарный материал: «досюльный» — старый, «прошва» — прошивка, «воронцы» — полки среди избы под потолком, «приволок» — около печки, «рундук» — возвышение около печ­ки, «редко» и «часто» — старинные танцы, «верхошитки» — вышивание крестом, «балахон» — балкон, «уплотник» — запань.

Старинные песни, под которые прежде танцевали кадриль. Рассказаны Александрой Васильевной Вислоуховой, 30 лет:

(2).

Работали в деревне Пустошь. Дом кулака Вислоухова. Пер­вые фразы, разговор начинается с того, что кулак прикидыва­ется середняком и все время хвалит советскую власть. Вступая в разговор, постепенно он начинает занимать позицию обижен­ного: «Вот еле-еле сына устроил учиться в школу, а на курсы вряд ли». «Курсами» называет университет. Вслед за частичной похвалой идет затем жалоба на то, что налог и т.д., что «как же мне не брать рабочую силу, если сам не справляюсь».

Интересно то, как распространены ругательства среди мест­ных жителей. Дети поют частушки с похабщиной, около мате­ри. В семье муж пускает в ход матерную брань, все это идет как должное.

От мужчин не отстают и женщины. Сильно среди местных распространено и вино, так что каждый праздник сопровожда­ется пьянкой. Деревня, в которой праздник, приглашает к себе гостей, причем обмен визитами почти обязателен.

Надо сказать, что в общем население не религиозно. Празд­нование же «праздника» идет по старым традициям, главное внимание обращено на проведение праздника, прием гостей, выпивку и пр.

Изба-читальня посещается только молодежью. Библиотека с 5800 томами. Многие книжки по агитпропаганде еще не разрезаны.

Агроном крестьянам не нравится в виду того, что он про­извел плохой опыт с овсом и у крестьян много не взошло посевов.

Фельдшер и амбулатория, довольно хорошая посещае­мость. Знахарок и бабок гораздо меньше, и меньше на них спрос.

Общая характеристика крестьян за месяц жизни в селе. Большое село с немалым количеством зажиточных представляет безусловно трудное место работы. Вместе с тем беднота не крепко сплочена. Причины: слабая подготовленность партий­цев, политически слабая комсомольская ячейка. Вместе с тем безусловно есть стремление крестьян к нововведениям. Только отсутствие сил тормозит организацию колхозов.

Занимался зарисовкой орнаментов. Во время зарисовки ре­бенок Парамошковых пел частушку:



Деревня Пустошь получила название благодаря тому, что на месте Пустоши были деревни Кроповская и Лапушевская. Сейчас же старые названия упразднились общим названием Пустошь (3).

Беседовала с женщинами из деревни Фофанове Одна жен­щина рассказала, как у нее женился отец в 50 лет второй раз. Взял девицу 20 лет — карелку, которую отдали насильно, не видевши его и совершенно не знавши о нем ничего. Первый раз она увидела его только тогда, когда уже поехали к венцу. У них существует такой обычай, что первую ночь молодые ло­жатся спать, и невеста должна перешагнуть через жениха. А если второй раз женится, как вот в данном случае, и плюс еще старик, то невеста должна лечь на своего мужа три раза.

Когда нужно, чтобы девицу любили в том доме, где ее ми­лый, то она входит в его дом со словами: «Эти хоромы высоки, а я еще выше всех, а я еще лучше всех».

Когда переходят в новый дом жить, говорят при входе сле­дующие слова: «Как хлебом и солью я богата, так чтобы я, ра­ба Божия, была славой и красотой такая».

Когда отдают девушку за немилого, то она причитает:

В черну грязь я замаралась, В цыганску породу завязалась. Пойду я на чужу сторону, Там есть полочки высоки, Не достать мне будет колоба, Пропаду я, бедна, с голода (6).

Самые распространенные сельскохозяйственные орудия де­ревянные. Железный плуг не может вытеснить древнюю соху в Шуе. «Здесь почва каменистая и сохой легче обходить камни, а также и железной бороной нельзя поэтому работать, зубья ломаются, приходится употреблять деревянную», — говорят крестьяне.

В Великом посту на четвертой неделе в среду пекут хлеб с крестом посередине. Хлебец этот хранят около иконы или в зерне. При первом посеве этот хлебец вынимается из хранили­ща и его дают съедать лошади. Узнал позднее интересный слу­чай, связанный с началом посева. Когда начинают посев, нико­му ничего не подают, даже воды не дают напиться (19).

Крестьянка Вайганова рассказывала, что их дедко умеет за­говаривать, но никому не сообщает о заговорах и только ино­гда спьяна что-нибудь сболтнет. Например, у него жил работ­ник, который слишком много гулял с одной девицей. Старику это не понравилось, и он вздумал проучить работника. Что-то наговорил, в результате чего вечером парень, идя на свидание, никак не мог попасть в дом той девушки, все бродил вокруг.

Была на Коловом острове, крестьяне жалуются, что «ухоже» плохое. Четыре год тому назад, переплывая через реку, погибли 24 коровы, попавшие под сплав леса.

На многих домах, особенно на старых, — небольшие до­щечки с надписями и рисунками. Нарисован топор и написано «с топором», нарисован крюк и написано «с крюком». Это на случай пожара из этого дома должны бежать с крюком, а то и с багром.

Попов Ал., 18 лет, рассказал частушку:

В Низовье продавец Уханов Делом занимается: Не довесит, обсчитает, Так уж полагается (2).

Типичный дом шуйского крестьянина имеет следующий вид: бревенчатое, высокое здание, обращенное лицевой стороной к реке, весьма редко обшито тесом, часто при наличии наклон­ных крыш, имеющих балконы, украшение резьбой и нередко рисунками саней, лошадей, сделанными масляными красками. Крыльцо и сени обычно делят дом на две части: жилую и для скота, причем внизу помещается хлев, а над ним сарай для сена, или служит кладовкой для всевозможных сельско­хозяйственных орудий. Жилое помеще­ние обычно начинается с небольшой и почти всегда чистой кухни. По моим на­блюдениям, чистота свойственна жите­лям Шуи. Затем еще две комнаты или одна.

Бросалось в глаза, что в Шуе часто ездят верхом, причем лошадь запряжена и везет воз, а хозяин, а иногда и с кем-нибудь, сидит на лошади (2).


28 июня

Ходил в деревню Наволок к Александре Алексеевне Макси­мовой. Сейчас ей 70 лет, родом из Лембачева. Рассказала несколько «обращений» на свадьбе и спела несколько песен.

При входе в дом невесты, «перекрестив глаза», сваты гово­рят отцу и матери невесты: «Мы не сидеть пришли, говорить пришли, за добрым делом, за сватаньем. У вас есть невеста, у нас жених».

При входе в избу к родителям невесты сваха бросает на печку щепку и говорит: «Вот вам щепка, а нам девка».





Когда делают «благословенный хлеб», то стараются всё тес­то взять из квашни, чтобы молодые жили дружно.

Когда идут в церковь, крестный отец завязывает в скатерть ос­татки еды и две ложки, чтобы невеста ребят рожала. Этот узел крестный отец несет впереди невесты, когда идут в церковь.

В деревне Плаксино познакомился с бывшим пастухом Васи­лием Васильевичем Чукалевым. В настоящее время он не пасет и занимается крестьянством. Василий Васильевич дал мне спи­сать «отпуск». Сначала он долго не соглашался, затем дал только лишь прочесть «отпуск» и уж потом, после долгого раз­говора, дал мне его списать, причем сам переворачивал стра­ницы и все время держал тетрадку в своих руках. От него я уз­нал приметы:

«Если, когда горит дом, вынесут квашню, то и вся скотина будет спасена».

«Которая корова первая пойдет при первом выгоне скота, та и будет всегда первая возвращаться домой».

Заходил в деревню Наволок к Александре Алексеевне Мак­симовой. Она в разговоре выявила большой интерес к радио, хотя думает, что слушать радио грешно, так как говорит не­чистый.

Заходил в деревню Лембачево к Дмитрию Филипповичу Ус­тинову. От него узнал несколько обычаев.

Когда начинают косить, то траву кладут за пояс, чтобы не болела спина. После работы говорят: «Пожинка, отдай силу об­ратно». Затем также говорят хозяйки, ставя в печку хлеб: «Печка-матушка, закрась хлебцы».

Пойло телятам мешают «крюком» печным, чтобы не было «телятницы» — поноса.

В великий четверг курицу носиком тычут в печную золу, что­бы она знала место, где нести яйца.

Охотник рано выходит из дому, чтобы никого не встретить, тогда будет удачная охота.

Прошел в деревню Наволок к Анне Ефремовне. Она расска­зывала, как по наговору соседей ее муж три года тому назад избил ее до полусмерти. Это произошло следующим образом.

У них плотники строили дом, а муж в это время был на отхо­жих заработках. Соседи сообщили мужу ложные сведения, будто бы Ефремовна живет с плотниками. Когда она пришла к мужу проведать его, он ей сказал, что идет домой и больше вдали от дома работать не будет и пришел с ней вместе домой. На другой день после чая он выслал женщину, жившую у них, из комнаты и стал бить свою жену топором, нанеся серьезные ранения в пах и в голову. Увидя, что она упала без сознания, он побежал к фельдшеру и сказал, чтобы тот торопился, пото­му что жена заболела, а сам пошел к милиционеру и тоже ска­зал ему, чтобы он шел в его дом, так как жену его кто-то по­бил. Милиционер, поняв в чем дело, арестовал его. Мужа Еф­ремовны присудили к четырем годам заключения в исправдо­ме, но по случаю десятилетия Октябрьской революции его че­рез два года освободили. После освобождения он пришел к жене и на коленях умолял его простить, обещав, что он не бу­дет ее заставлять работать и будет все делать сам (Ефремовна потеряла почти на сто процентов трудоспособность). Получив прощение, он пошел в пастухи, чтобы поднять свое хозяйство. До этого случая муж Ефремовны был очень тихий и спокойный человек. В течение 17-летней жизни он ни разу не побил ее и сейчас они живут очень хорошо и мирно (20).

Заходил к старушке Парамошковой, 63 лет, деревня Пус­тошь. «К вечеру о нечистой силе говорить нельзя», — ответила она на мой вопрос, но все-таки начал мне рассказывать. «На Бесовце росла сосна, была она высокая, красивая и развеси­стая. Этой сосны все боялись, говорили, там черти водятся. Ни­кто ее не рубил, но потом кто-то срубил и сразу исчезло пове­рье о чертях».

В святки гадают таким образом. Ночью на улице, чтобы по­сторонние не видели, расстилают сырую шкуру коровы, садят­ся на нее спина к спине четыре человека. Один ходит вокруг кожи и, вращая сковородку, «обхаживает» шкуру от нечистой силы, приговаривая при этом следующее: «Станьте на железно от неба до земли, другая огненная от земли до неба, от неба до земли». Кончив приговаривать, обхаживающий садится спи­ной к другим четверым, сидящим на шкуре. Если при этом об­хаживании шкуры не обойден хвост, то нечистая сила таскает сидящих, и такие случаи были.

От двенадцати до часу ночи девушки совершают вот что: выходят в одной рубахе и с чулками на ногах к проруби и обмачивают чулок правой ноги в прорубь, приговаривая: «Богосуженый, богоряженый, приди чулок тянуть» (19).


29 июня

Утром пошел по направлению к Низовью. По дороге встре­тил Захаркина Максима, который рассказал, что мост прежде проходил через речку чуть выше порогов. На стороне деревни Лембачево дом построен с росписью коней, поскольку он стоит на месте старой почтовой станции.

Интересный тип Захаркин — зажиточный середняк, почти ку­лак, платит 130 рублей налогу. Рассказывал про сельхозналог, сначала прикинулся середняком, оказалось, что он сам кулак.

Деревня Тимонинская — по существу рыбацкая, во всяком случае большинство вешал занято сохнущими сетями.

За железнодорожным мостом в отводе сейчас очень много дров. Для того чтобы не разорвались ковья, они привязаны ка­натами, которые зацеплены за земляные медведи. Земляной медведь — столб, вбитый в яму. Если место топкое, оббиты кругом сваями.

В деревне Сагарва в доме Годова контора Кареллеса. В конце запани стоял плот, на котором стоит походная печь.

Вечером в Низовье проводил собрание о лесоустройстве и продаже леса, Ковязин — о социалистическом соревновании.

Собрались около часу. Первым пришел селькор Сулимов. В феврале был в санатории в Ливадии, бывший член партии, все свои выступления ведет к защите советской власти, но интерес­но, что будучи чрезвычайно хитер, он умело поддерживает за­житочного (сам он тоже зажиточный) Стешкова.

Общие разговоры до собрания сводились к тому, что кресть­янство недовольно, или вернее, не понимает причин затруднения.

Бедняк после объяснения о затруднениях, о переделке хо­зяйства говорит, что само крестьянство, будучи панически на­строено, хватает из кооператива все, что возможно. Сами кре­стьяне бьют скот, но прячут кожу. Скрывая и споря о коже, их нечаянно подводит бедняк Березин нескромным заявлением изумленного человека: «Били, били скот, а где кожа?»

Конечно, все крестьяне при малейших затруднениях стара­ются жить натуральным хозяйством, не выбрасывая на рынок своих продуктов.

Доклад о социалистическом соревновании выслушали с ин­тересом. Кооперация в данный момент для них — организация, которая при должной постановке сыграет немалую роль в объ­единении крестьян. Так например, нужно было выкупить овес, собрали немедленно 700 рублей. На общественные нужды, свя­занные с собой, немедленно находятся деньги.

Льгота бедняку встречается со стороны зажиточного серед­няка следующим образом: «Лодырю поблажка, он пьянствует, на празднике вина у него больше, чем у другого»; «Мы за него должны налог платить». Выступает зажиточный, почти кулак, с заявлением о том, что «я тридцать рублей платить не буду».

Категорические выводы Стешкова подчас чуть не срывают собрание и требуется много усилий разъяснить.

Что требует деревня разъяснений, видно из того, что когда говорил Матюшкин, комсомолец из деревни Выморская, то ста­рик Березин, кивая в такт головой, сказал: «Вот бы нам на де­ревню таких и не было бы недовольства, все всегда бы знали обо всем» (3).

В деревне Выморская на собрание было собрано четыре де­ревни: Выморская, Ереминская, Колов остров, Сагарва. Гово­рил Стешков: «Что тут кооперация, если нет товаров. Вот были частники при старом правительстве, все было, а сейчас ни чер­та нет, ни за что не буду платить пай 40 рублей». Второй кре­стьянин-бедняк говорит: «Доплачивать пай, так все вынесешь, ничего не останется». Беднячка говорила: «Ясно, у бедняка не всегда деньги есть, да и покупает-то он очень мало. А богач как возьмет, так возьмет. Вот овес давали — пока бедняк соби­рался купить, а богач уже взял» (8).

На собрании в Выморской большинство крестьян были воз­мущены и подняли гвалт, когда сказали, что пай будут платить от пяти до сорока рублей. Когда сказали, что бедняк покупает меньше и потому ему меньше платить, послышались возгласы: «Не дают больше, так одно покупают середняк и бедняк»; «Пай сорок рублей откуда взять, да налог еще, да обуться и одеться надо, так и от своего откажешься»; «Середняки боль­ше всех работают, а их больше обижают» (27).




О работе «Шуя, июнь 1929»

Ю.И. Дюжев обработал уникальный материал этнографической экспедиции 1929 года, соединил записи разных лиц в единое орга­ническое целое — стилистически и содержательно: воссоздана дос­таточно полная картина быта, нравов, обычаев, верований и суеве­рий русской деревни конца двадцатых годов и начала социального сдвига (коллективизация).

Уникальность материала экспедиции в том, что он имеет не только этнографическое, но сверх того историческое значение, ибо в записях отразилось умственное и нравственное состояние кресть­ян в переломное время. Молодые люди, горячие сторонники со­циализма и советской власти, агитируя за советскую власть, пропа­гандируя новую власть, встретившись с живой жизнью, отметили скорее невольно, чем сознательно, трудности ее укоренения не только в пресловутой «темноте», но и в исторически сложившемся характере народа. Безоговорочные сторонники колхозов, участни­ки экспедиции добросовестно отражают здравый смысл крестьян в их отношении к колхозу: пусть покажут нам колхоз, что он такое, тогда решим, вступать или нет; бедность и богатство отдельных се­мей зависит не только от внешних социальных условий, но и от личных качеств и способностей людей; раньше жилось веселее, а теперь — вольнее — религия, авторитет старших отброшены.

Атеисты, молодые люди, видят большей частью поверхность ду­ховной жизни народа, пишут о слабой религиозности крестьян, о вере преимущественно в нечистых духов (суевериях), чем о вере в Бога, но вместе с тем ценят летописи, хранящиеся в храмах, нахо­дят глубоко верующих людей (преимущественно старых крестья­нок), пересказывают предания о чудотворных иконах и т.д., то есть как материалисты в самой материи народной жизни ощущают ее духовное начало.

Интереснее всего, что в суждениях участников экспедиции поми­мо их воли проговариваются причины трагедии России: большая вера в нечистых духов, чем в Бога, и как следствие — разброд в народе, пьянство, групповой и личный эгоизм: борьба против царя, но за хлеб и землю для себя. Тут корни и питательная почва кре­стьянского бунта, чем и воспользовалась революция.

Ю.И. Дюжев нашел, обработал материал этнографической экс­педиции 1929 года и раскрыл не только этнографическое, но и историко-познавательное значение этого материала.

Шуя, июнь 1929: Быт севернорусской деревни