ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ НА ЛЕТНИХ КАЛЕНДАРНЫХ ПРАЗДНИКАХ КАРЕЛ

В относительно недавнее время, на рубеже XIX—XX вв., характерным и значительным явлением карельского народного календаря были общественные (в основе своей, по-видимому, родовые или фратриальные) праздники с жертвоприношениями животных, проводимые в пери-од летнего календарного цикла, в основном в июле-августе.
Кратких упоминаний о жертвоприношениях из разных районов Карелии в литературе и полевых материалах достаточно много. Данная статья представляет неизвестный для русского читателя материал о жертвоприношениях, составленный из нескольких наиболее полных и характерных описаний обряда.

На севере Карелии в дер. Суднозеро (Venehjärvi), на территории нынешнего Калевальского района финскими исследователями К. Карьялайненом и И. Инха в 1894 г. был зафиксирован (см. рис. 1—5) и описан обряд жертвоприношения баранов на “первую богородицу”, т. е. в день успения богородицы 15.08 (все даты по старому стилю) . Все действие и приносимые в жертву животные посвящались святому Миколе (Николаю Чудотворцу), что, видимо, и вызвало ошибочное утверждение И. Инха о дне проведения праздника как “дне Миколы”.

Как в самом Суднозере, так и в окружающих деревнях существовал обычай в случае болезни животного “делать завет”, т. е. посвящать его св. Николаю. По рассказам местных жителей, после этого, будто бы, баран сразу поправлялся и начинал набирать вес так, что к дню жертвоприношения выгодно отличался от всех прочих. Барана посвящали и в том случае, когда овцы плохо плодились и хирели или же когда про-падали в лесу. “Завещанное” животное появляется из леса часто в тот са-мый день, когда надо отправляться на место заклания, и само туда устремляется. Интересно, что на фотографиях И. Инха (хотя в тексте это нигде специально не оговаривается) везде фигурируют бараны с белым цветом шерсти.

Ранним утром в день праздника под руководством распорядителя обряда — сторожа часовни в “священной роще”, ее окружающей, на берегу небольшого озерца происходило заклание приведенных на праздник баранов. В полу крыльца часовни? Имелось специальное че-тырехугольное отверстие, обычно закрывающееся крышкой, куда сли-вали кровь каждого жертвенного барана после того, как ему перере-зали шею. Тут же на дереве снималась шкура и потроха, мясо раз-резали на куски и опускали в котел, который стоял неподалеку на огне. Котел, как обычно в таких случаях, хранился в сенцах часовни. В воду, кроме мяса и соли, ничего не клали. Когда мясо было готово, его выни-мали в специальные берестяные короба (см. рис. 5), а в оставшийся бу-льон клали муку и крупу, собранную по домам деревни, и варили кашу, в которую добавляли баранье сало. К этому времени вокруг часовни собиралось в праздничном одеянии все население деревни (кроме ма-лых детей и немощных стариков) и прибывшие из других деревень гости, группа же мужчин (варкой мяса и каши ведали только мужчи-ны) уже с раннего утра находилась на месте. Все прибывшие заходили на некоторое время в часовню, клали поклоны, “крестили глаза” перед иконами, читали молитву и приступали к еде, которую предварительно окуривали ладаном. Сначала съедалось мясо, а затем в ту же берестя-ную посуду накладывалась каша. Ели все, кто сколько успеет. Мясо с голов поджаривалось на открытом огне или же варилось и также съеда-лось. Во время еды ни одна крошка не должна была упасть на землю, чтобы не достаться животным, особенно следовало остерегаться собак. Все остатки пищи, кости тщательно собирались в плетеную с крышкой корзину, после чего она перевязывалась веревкой, на веревку для груза подвешивался камень, и корзина уносилась на берег озерца, где и топи-лась в воде. Шкуры баранов полагалось отдавать в часовню, которые, правда, тут же выкупались за 20—25 копеек.

Женщины и девушки не принимали участия не только в приготовлении пищи, но и в еде. Они могли только наблюдать за происходящим, стоя в стороне. По преданию, некий Липпони, живший много лет назад, дал ку-сочек жертвенного мяса попробовать своей дочери и в тот же день был наказан — медведь зарезал его корову и быка. Отметим, что медведь в качестве “карающей силы” присутствует и в других рассказах, связанных с заповедями жертвенных праздников.

Если жертвенных животных оказывалось слишком много, то остаток закалывали на следующий день. В 1894 г. было приведено семь баранов, из них пять закололи в первый, а два — во второй день праздника. На праздник шли и приводили баранов со всего обширного района, связан-ного брачно-праздничными узами, в том числе из дер. Костомукша, ко-торая находилась примерно в 70 км от Суднозера. После вкушения жерт-венного мяса праздник шел своим чередом — оба дня в деревне на пло-щадке для игр проходили увеселения молодежи, продолжавшиеся до поздней ночи.

Ю. Крон , у которого, помимо вышеназванных источников, имелись еще какие-то рукописные описания жертвоприношений в Суднозере, до-бавляет к этому, что обряд жертвоприношения начинался в пятом часу утра (практически еще в темноте). Сосновую рощу, в которой стояла ча-совня, он считает священным жертвенным местом, он пишет, что, по край-ней мере, запрещено было вообще что-либо трогать в этой роще в обыч-ное время, ни одной сосновой иголки нельзя убирать или уносить, все должно сгнивать на месте. Добавим, что те же запреты характерны и для всех карельских кладбищ. Ю. Крон пишет, что свежевание туш и варка мяса проходила вне ограды, которой была обнесена часовня, т. е. внутри ограды проходило только само заклание (на крыльце) и съедение мяса и каши. По его сведениям, бараньи головы и ноги сжигались на костре (что не совсем ясно из сообщения К. Карьялайнена), каша варилась ячменная, а у каждого, кто привел барана для жертвы, с собою имелся и свой хлеб. Мужчины едят, сняв головные уборы. Добавим, что у кострового, зани-мающегося варкой мяса, шапка также отложена в сторону (см. рис. 4).

Некоторые дополнения к вышесказанному находим также в работе финского лингвиста и этнографа П. Виртаранта , посвященной старому быту деревень Калевальского района. Он зафиксировал важную деталь в обычае посвящения: “если кто-либо заболевал (из людей), то он сам или кто-либо от его имени давал обет — отвести св. Миколе “барана богоро-дицы”, чтобы больной выздоровел”. В последние годы существования обычая жертвоприношения в обряд, по-видимому, проникли всякого рода “послабления”, поэтому, по сведениям П. Виртаранта, кашу, приготовленную на второй день праздника из мясного бульона, могли есть и женщины.

Таковы фактические данные о жертвоприношении баранов в дер. Суднозере. Это не единственное свидетельство общественных жертвоприно-шений из этого района Карелии. В дер. Вокнаволок, расположенной в 20 км от Суднозера на восток, на берегу оз. Куйтти, в прошлом происходили большие жертвоприношения быков и баранов на Ильин день. К сожале-нию, описанием обряда в Вокнаволоке мы не располагаем. В дер. Ювалакша на оз. Куйтти обществом варили жертвенного барана в большом котле и съедали мясо во дворе часовни на берегу озера . Действие прохо-дило на покров (1.10). Население расценивало обряд как благодарительную жертву за полученный урожай, приплод и сохранение стада.
Центром общественных жертвоприношений на территории практически всей Средней Карелии в прежние времена, вероятно, был остров Махосо-ари на оз. Селецком, невдалеке от старинного карельского села Сельги. Еще в конце XIX—начале XX в. сюда привозили “заветы” (в том числе жертвенных животных) из множества деревень, расположенных в полосе от с. Поросозера на юге и до с. Ругозера на севере (расстояние между этими пунктами по прямой более 150 км). На острове находились две ча-совни, относящиеся к селецкому обществу и приходу, посвященные двум праздникам — Петрову дню (29.06) и успению пресвятой богородицы (15.08). Оба эти праздника были днями паломничества на о. Махосоари, причем на Петров день, кроме “завещанных” в часовню платков, полоте-нец, отрезов материи, одежды , шерсти, денег, свечей и т. д. (по случаю болезни, смерти или другого несчастья), привозили в больших количе-ствах различную снедь — масло, творог, пироги, калитки, жаркое из те-лятины или баранины и пр. После молебна причт обычно собирал приве-зенные на остров продукты, которые шли в пользу церкви .

На успение на остров, помимо других приношений, привозили посвя-щаемых животных — молодых бычков, телок, баранов и овец. Причиной принесения обета называли смерть близкого родственника, стихийное бедствие и разорение хозяйства, болезнь, а также, по свидетельству жите-лей с. Сельги, “на успение обещали жертву на божью помощь, чтобы со-хранилось наше стадо”.
Скот везли на остров на больших казенных лодках, там закалывали на пологом песчаном берегу у воды, а мясо варили в котлах, привезенных с собой. Мясо съедали обычно всем миром, ели досыта, но старались, что-бы попробовал каждый. Остатки мяса (если они были) обычно отдавали церковному старосте.

Многие детали обряда ко времени записи собирателями не сохранились в памяти местных жителей, кроме того, уже на рубеже веков обряд трансформировался в куплю-продажу жертвенных животных. Устраивалось нечто в виде аукциона: тот, кто называл большую сумму, получал живот-ное, которое увозил с собой (от заклания и варки мяса к тому времени уже отказались), деньги же шли в церковную казну. Тем не менее побудитель-ные причины жертвоприношений оставались прежними. В таком виде об-ряд сохранялся здесь вплоть до начала 30-х годов нашего века.
Сохранилось предание об о. Махосоари, которое говорит если не о “божественном” происхождении острова, то, по крайней мере, о вмеша-тельстве высших сил в его судьбу. “Старики помнят, что остров был раньше рядом с берегом, но бог на лошадях решил отвезти его дальше. Однако, дуга сломалась и бог приказал: "Привозите сюда баранов, кто сможет, и здесь будете их закалывать"”. Второе предание гласит, что од-нажды лед так сходил на озере весной, что весь поднялся на остров и пе-рекатывался через остров и часовни, но часовням ничего не сделалось, не сломалось ни дощечки . Интересно, что предание о вмешательстве поту-сторонней силы (бог/черт) в месторасположение природных объектов до-статочно часто встречается на севере и, вероятно, может служить своеоб-разным “индикатором” их “святости”, говорящим об их былой культовой или мифологической значимости.
Наибольшее количество свидетельств имеется в литературе о крупней-шем в Приладожье “языческом” культовом центре, включающем два острова на северо-восточном берегу Ладожского озера — Мантсинсаари и Лункулансаари, и известном путешественникам, судя по старинным кар-там, еще в конце прошлого тысячелетия .

На о. Мантсинсаари в дер. Тюёмпяйнен ежегодно проводился “День быка”, приуроченный к Ильину дню (в Ильин день, если он приходился на воскресенье, или же в следующее за ним воскресенье). В этот день жи-тели округа Салми (деревень двух островов и домохозяева с материка вплоть до северной оконечности округа) приносили в жертву быков и устраивали ритуальную жертвенную трапезу. Привожу обобщенные данные о празднике, собранные у местного населения и опубликованные в книге Ниило Саухке “Карельские праздники” .

Пророк Илья у местного населения (как, кстати, и во многих других местах — в Сегозерье св. Илья часто выступал даже синонимом слова “хлеб”) был покровителем злаков. Считалось, как отмечает Н. Саухке, что грозы на ильинской неделе способствовали обильному урожаю. “Чем больше ильинских гроз, тем больше осенью в ларях зерна”, — говорили в народе. Если в начале лета холод останавливал рост трав и злаков, кре-стьяне обращались с молитвой к святому Илье о тепле и хорошей погоде, ясном небе. К Илье обращались и тогда, когда ранние заморозки угрожа-ли побить урожай. Как у славян (Перун-Илья), так, вероятно, и у многих прибалтийско-финских народов христианский святой перенял основные функции языческого божества Укко — бога грома, владетеля высших небесных сфер. В некоторых случаях (в заклинаниях и поверьях) Укко и Илья взаимозаменяемы. Однако в Салми была своя специфика — св. Илья здесь выступал также как охранитель домашнего скота, что было связано, вероятно, с общей скотоводческой направленностью праздника, жертво-приношениями, но, возможно, и с истоками обряда, уходящими своими корнями в охотничье хозяйство прежних обитателей края.

Что же касается истоков, то на о. Мантсинсаари сохранялось несколько вариантов преданья о происхождении жертвоприношений быков, в том числе широко известная на севере легенда об олене следующего содержания (по книге Н. Саухке): в старые времена св. Илья каждый год на свой праздник к закланию для торжественной трапезы отправлял белого оленя. Старейшины в день св. Ильи еще до восхода солнца собирались на берегу Ладожского озера напротив дер. Тюёмпяйнен встречать посланца св. Ильи. На восходе солнца белый олень появлялся в водах озера плы-вущим к берегу Тюёмпяйнен и отдавался старейшинам для жертвоприношения.

Однажды то ли св. Илья задумал проверить на прочность веру салмин-цев, то ли попы своими наветами сглазили погоду (церковь боролась с языческим по происхождению праздником), но в одно тихое ильинское утро вдруг разразилась невиданная ранее буря с громом и молниями. Воды Ладоги вздымались и бушевали, но с неба не упало ни капли. Старейшины уже было решили, что близок конец света, так как белого оленя не было видно. Однако, обсудив столь чрезвычайное положение, они, по предложению старосты из дер. Орихсельга, решили вместо оленя зако-лоть трехгодовалого выхолощенного быка (олень был того же возраста). Найдя решение и приведя быка из Орихсельги (одна из деревень о. Мантсинсаари), который оказался самым откормленным из всех имеющихся, они произнесли молитву, повернувшись в сторону часовни Ильи, благо-даря его за то, что он направил их на путь истинный.
В момент жертвоприношения буря на Ладоге унялась так же скоро, как и началась, тучи рассеялись и солнце стало подниматься над горизонтом. И тут старейшины увидели плывущего в водах озера белого оленя. Он поднялся на берег, подошел к месту жертвоприношения, принюхался к мясу быка и, посмотрев на старейшин, мотнул несколько раз головой, как бы одобряя их действия. После этого он сошел к берегу и бросившись в воду озера, поплыл, исчезнув из глаз старейшин на бескрайних ладожских просторах. После этого белого оленя уже никто не видел. С тех пор стали приносить в жертву св. Илье трехгодовалых выхолощенных быков.
Далее у Н. Саухке следует описание обряда жертвоприношения, запи-санное со слов очевидцев и последний раз происходившего в 1892 г.
Перед Ильиным днем сторож часовни св. Ильи в дер. Тюёмпяйнен при-нимал посвященных Илье животных (трехгодовалых быков) от жителей окружающих деревень. Ему вменялось в обязанность содержать и кор-мить их отборными кормами вплоть до момента жертвоприношения. В Ильин день до восхода солнца старосты деревень острова и хозяева по-священных быков собирались в доме сторожа, откуда отводили животных на место заклания невдалеке от часовни. Сторож часовни выполнял обя-занности главного жреца и распорядителя праздника. От имени жертвова-телей он обращался с короткой молитвой к св. Илье, призывая его при-нять жертву и обеспечить хозяевам животных прирост поголовья их ста-да. Хозяева быков придерживали в это время животных, а старосты вста-вали с топорами напротив, и, когда сторож, произнеся “Во имя Отца и Сына и Святого Духа”, говорил “Аминь”, топоры опускались на головы быков. Сторож ножом вскрывал аорты на шеях быков и пускал кровь.

Из деревни в это время приходили несколько мужчин с большими котлами. Они устанавливали котлы на камнях, разрубали мясо, мыли его в Ладоге и ставили вариться. Распорядитель зажигал огонь под котлами, произнося при этом, что зажигает огонь во имя св. Ильи.
Во время варки мяса на озере одна за другой появлялись лодки с жителями из близлежащих деревень о. Лункулансаари и с побережья, а также и более отдаленных деревень из глубины материка. Они высаживались, неся с собой узлы с праздничной одеждой и корзины с пищей. Тут же у часовни прибывшие переодевались и оставляли вещи, соединив их воеди-но по деревням (у каждой деревни было свое традиционное место). Сто-рож ударял в часовенные колокола, призывая собравшихся на импро-визированную службу (духовенство на празднике не принимало участия), после чего продавал свечи и, после зажжения поставленных в часовне све-чей, некоторое время читал Евангелие. После этого он произносил: “До-рогие гости, прошу всех на ильинскую трапезу”.

Женщины расстилали белые скатерти на земле и выставляли на них из корзин пироги, калитки, рыбники, квас и ложки. Рассаживались посемей-но. Все обращали взоры на часовню Ильи, и распорядитель читал корот-кую молитву, в которой, обращаясь к св. Илье, просил освятить пищу и просил у него здоровья, долголетия и удачи в жизни для всех участников праздника. По знаку сторожа женщины брали из котлов в блюда мясо и бульон и начиналась трапеза. Несколько сотен семей одновременно при-общались к жертвенному мясу.

По окончании трапезы взоры опять устремлялись к часовне. Сторож читал благодарственную молитву: “Святой Илья-кормилец, ты всегда вы-ращивал для нас хороший урожай, кормил свой народ и угощал нас обе-дом из своей пищи (запасов), мы благодарим тебя за все и просим тебя вырастить этим летом урожай еще лучше и обильнее, потому что, как ты и сам знаешь, у нас едоков прибавилось. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, присно и во веки веков. Аминь”. После этого распорядитель призы-вал еще присутствующих разобрать оставшееся в котлах мясо, чтобы ни-чего не осталось, и отвезти эту часть жертвенного мяса домой детям.

Второй частью праздника “Дня быка” были конские ристалища, в которых могли принять участие все присутствующие на празднике мужчины (при наличии у них своих лошадей) или же их сыновья на отцовских лошадях. Соревнующийся должен был скакать без седла, можно было ис-пользовать только покрывало, чтобы не запачкать праздничный костюм. Вицу или кнут можно было использовать без ограничений. Большинство, принимающих участие в скачках, составляли жители деревень о. Мантсинсаари, но привозили лошадей и участвовали в состязаниях также и жи-тели отдаленных деревень с материка, так как это соревнование пользовалось большой популярностью в округе.

Всадники выстраивались на праздничной игровой площадке рядами, стоя рядом с лошадью и придерживая ее за уздечку. Распорядитель криком давал сигнал к началу состязания, и всадники вскакивали на коней. Проскакать следовало по дороге через всю дер. Тюёмпяйнен до мельницы, затем назад до финишного столба, которого надо было коснуться рукой. Весь путь составлял около 4 километров. Зрители бурно реагировали на все перипетии скачки и громко кричали здравицу победителю, даже если это был 15-летний подросток. Победитель получал почетное звание “всадника святого Ильи”, что давало ему неограниченное преимуществ перед другими, особенно в выборе невесты, ибо заключить брак с “всад-ником святого Ильи” считалось лучшей партией.

По окончании скачек распорядитель праздника продавал шкуры жертвенных быков с аукциона, вырученные средства шли в часовню. После этого праздник в деревне продолжался, молодежь отправлялась на дневное игрище на площадку для танцев, а старшие — в гости к родственникам и знакомым.

Церковь боролась с языческим “Днем быка” всеми средствами. С 1882 г. на о. Мантсинсаари был организован свой приход, с побережья привезено церковное здание и установлено в дер. Пелтойнен. Неоднократно сменявшиеся священнослужители пытались помешать проведению “Дня быка” и праздничной трапезы. В конечном итоге распорядители объяви-ли, что проводившийся в 1892 г. праздник станет последним. На него со-бралось необычно много народа, и мясо трех пожертвованных быков бы-ло съедено полностью. На последнем празднике были изменены условия дальнейших пожертвований, которые продолжали бытовать (но живот-ных уже не закалывали и мяса не ели). Ильинской часовне в новых усло-виях жертвовали некастрированных быков, начиная с двухлетнего воз-раста. Утром Ильина дня сторож часовни проводил аукцион среди участ-ников праздника, быки продавались, а деньги шли в пользу часовни, часть денег теперь выплачивалась также жертвователю. Последний раз бык был пожертвован часовне в Тюёмпяйнен в 1912 г. Праздник носил имя “Дня быка” до 1892 г., т. е. до того дня, пока быков закалывали для праздничной трапезы, впоследствии это был просто Ильин день. Скачки на лошадях проводились до того дня, пока поступали жертвенные живот-ные в часовню, после 1912 г. прекратились и они.

В приведенном тексте лишь вскользь упоминается о функции покровительства св. Ильи домашнему скоту, тогда как другие авторы, составив-шие описание праздника, утверждают, что основным значением ритуального действа было охранение стада от болезней и диких зверей. Как сообщает А. Генетц , когда медведи или болезни постоянно сокращают крестьянское стадо, то хозяин пытается освободиться от этих напастей тем, что дает обет св. Илье пожертвовать ему на праздник быка. Объясняли даже само происхождение праздника тем, что однажды волк или медведь появился на острове и целое лето резал скот, никакие средства не помогали и, наконец, крестьяне обратились к св. Илье с молитвой избавить их от зверя, пообещав ему в награду жертву — быка из стада. Хищник исчез, и с тех пор стали проводить обряд жертвоприношения. Как отмечает Ю. Крон , когда хищники или эпизоотии губят стадо, хозяин дает обет Илье пожертвовать быка в надежде, что его не постигнет худшее зло, и обещает, что первого родившегося у него бычка будет откармливать в этих целях. Посвященного быка выращивают до трехлетнего возраста дома и отправляют весной на остров, где жители дер. Тюёмпяйнен безвозмездно откармливают его до дня жертвоприношения.

Что касается объяснения происхождения праздника нападением хищников, то, вероятно, прав М. Варонен , замечая, что это может быть лишь вариантом более раннего рассказа о том, что в 1858 г., когда, как вспоми-нали старики, некоторое время уже не проводили жертвоприношений бы-ков, медведь приплыл на остров и начал резать скот, после чего жертво-приношения опять возобновились. Весьма близок к этому рассказ о том, что когда однажды случилось так, что никто не пожертвовал быка на праздник, то следствием было проникновение волка на остров, где он за-резал много крестьянского скота. Таким образом, здесь падеж скота вы-ступает лишь как орудие мести неудовлетворенного божества.

В некоторых источниках, например, в материалах О. А. Форстрема, причины посвящений животных на “День быка” несколько иные — быка отдают в жертву из тех домов деревень округи, где в течение года про-изошло какое-нибудь большое несчастье, или же если в каком-либо доме опасаются, что оно может наступить (это объяснение практически совпа-дает с вышеприведенными мотивами пожертвований на о. Махосоари).
Приведем дополнительные сведения об обряде жертвоприношения на о. Мантсинсаари из других (в основном ранних) источников. Сценой ритуальных действий на острове, как пишет М. Хаавио , была реликтовая еловая роща (старое кладбище) и берег озера. Эта роща, как отмечает Ю. Айлио, еще и поныне (конец XIX в.) сохранила все признаки священного жертвенного места. Высокие ели плотной группой стоят недалеко от бере-га Ладожского озера и сразу приковывают взгляд, так как старого леса на всем острове нет и в помине (см. рис. 6). У елей, по некоторым сведениям, была обрублена часть ветвей, т. е. они представляли собой карсикко — деревья с особым образом обрубленными ветками, вершинами и т. д.

Некоторые авторы отмечают, что иногда, когда быков на празднике оказывалось больше обычного, одного или двух оставляли в деревне на случай, если в следующем году пожертвований не будет . Быков в таком случае содержали на средства часовни. Посвященный бык не должен был покрывать коров. Если же быка для жертвоприношения не оказывалось, то его покупали на средства, вырученные на празднике . М. Хаавио пи-шет, что, по некоторым введениям, существовал своего рода “жертвенный круг” деревень — каждая из четырех деревень острова раз в год выделяла быка для жертвоприношения, один из домохозяев — очередник — давал обет перед собравшимися на празднике в следующем году привести быка. Однако более ранние сведения о том, что быков привозили даже из дере-вень северного Салми, значительно расширяют этот круг .
В литературе существует несколько версий о том, как выполнялось са-мо жертвоприношение. Согласно одной из них заклание проходило в по-мещении (в одном из ближайших домов), что объяснялось желанием скрыть этот момент от глаз посторонних ; другая версия утверждает, что забой быка проходил накануне праздника, в субботу, поздно вечером. Тушу и шкуру оставляли на санях до утра, а в 7—8 часов отвозили на ме-сто трапезы, где разрубали тушу и варили мясо . В обоих случаях замет-но стремление скрыть сам процесс заклания животного, что, вероятно, осуществлялось под влиянием борьбы церкви с самим фактом жертвоприношения.

Несомненно, традиционным местом жертвоприношения является либо сама еловая роща (М. Хаавио считает этот вариант наиболее древним), либо площадка на берегу Ладожского озера напротив рощи. В последнем варианте, по материалам М. Хаавио, забой выполнял особый жертвенный жрец — сторож часовни, а хозяин быка помогал ему при этом , что со-гласуется также с вышеприведенными данными Н. Саухке. В одном из рассказов, сообщенных Ю. Айлио (автор отмечает этот рассказ как за-служивающий доверия), говорится, что заклание с участием хозяина быка проходило на берегу озера, после чего тушу доставляли во двор часовни (т. е. в рощу), где ее разрубали и распределяли по котлам . Если же, по одному из вариантов, быка закалывали в роще, то мясо варили на берегу озера . Отметим, что берег озера так или иначе фигурирует во всех вари-антах, более того практически все места жертвоприношений подобного рода на севере находились у воды (ср. заклание быка на о. Махосоари на Селецком озере проходило на песчаном берегу).

Имеется несколько сообщений о том, что котлы для варки мяса (небольшие) участники трапезы приносили с собой (вероятно, посемейно) и сами варили разделенное на множество кусков мясо на берегу , трапеза же проходила в еловой роще, где в старой часовне (представлявшей со-бой, собственно, навес над большим деревянным крестом) на время варки мяса оставлялись принесенные из дома пироги, хлеб и прочее . Все авто-ры отмечают, что хлеб и ложки каждый участник трапезы приносил с со-бой (если у кого-то не было пирогов, то ложка и хлеб были обязательно). То же говорится и о соли. По материалам И. Хаутала, мужчины из сосед-них деревень приезжали на лошадях верхом, в кармане — соль и дере-вянная ложка в голенище .
Вокруг котлов за трапезой люди рассаживались по степени родства и знакомства, приглашали также и незнакомых. Жители деревень острова готовили к празднику солодовое пиво, которым угощали гостей. По со-общению Ю. Айлио, кроме того, из пророщенных зерен мололи муку, а из нее пекли блины или оладьи. Блины разрывали на мелкие части так, чтобы каждому достался хотя бы крохотный кусочек. Их называли киапа1а. Одна из женщин доставала мясо на большое деревянное блюдо, размельчала его и опускала обратно в котел, так, чтобы каждый мог его взять своей ложкой. Ели в полной тишине. Если мясо оставалось, то зва-ли нищих . В сообщении, приводимом И. Хаутала, говорится, что обы-чай разрешал нищим подходить и есть по выбору из любого котла .

По некоторым данным, уносить с собой недоеденные остатки. жертвен-ного мяса не разрешалось (угощение ими домашних, не присутствовав-ших на празднике, возможно, более поздняя черта, свидетельствующая о постепенном разложении канонов. обрядового поведения). Ю. Крон пи-шет, что в некоторых случаях остатки мяса могли отнести на ночь в ча-совню, а назавтра скормить работающим поблизости сенокосцам . Одна-ко наиболее древней представляется практика выбрасывания остатков трапезы в воду. О. А. Форстрем отмечает: “Если народу на празднике не наберется достаточно много и часть жертвенного мяса останется недо-еденной, то эти остатки выбрасывают в море (Ладогу — А. К.), их никто не должен уносить домой” . По сведениям М. Хаавио, “когда трапеза подходила к концу, остатки вываливали на камни или, по другим данным, в Ладогу” . “Остатки в воду” — устойчивая формулировка, бытовавшая среди знатоков обряда жертвоприношения в Тюёмпяйнен. Об этом же упоминает и Ю. Крон: “если все (мясо — А. К.) не смогут съесть, то вы-брасывают остатки в Ладогу” .

Относительно конских бегов М. Хаавио сообщает следующее: “Вечером в День быка на песчаной гряде проводили скачки— мужчины, юноши и молодые парни состязались в верховой езде в седлах. Одновременно со-ревновались две лошади, пробегая наперегонки около полутора километ-ров и возвращаясь быстрым шагом обратно, пока не подходила очередь состязания с новой лошадью. Таким образом, самая сильная лошадь вы-являлась в конце скачек, которые длились 3—4 часа подряд” . Вероятно, подобная организация соревнований — более поздняя традиция, нежели описанные Н. Саухке конские ристалища.

Помимо легенды о северном олене, приплывавшем на место жертво-приношения с Ладоги, записанной М. Хаавио в 1910 г., он приводит еще одну запись, касающуюся темы оленя: “Однажды крестьянин, давший обет привести быка на праздник, не привел его. Других желающих тоже не оказалось — нависла угроза праздника без жертвоприношения. И тут люди заметили в роще дикого северного оленя, который оказался таким ручным, что его удалось поймать. Его забили и мясо сварили. Илья не остался без “быка” .
Вышеприведенные описания обряда жертвоприношения у карел н свя-занных с ними ритуальных действий представляют собой лишь некоторую часть сведений, известных в литературе и архивных собраниях. Более то-го, имеется достаточно много этнографического материала по жертвопри-ношениям у соседнего русского населения, финнов, ингерманландцев, ижоры, води, вепсов и других народов. Следующим этапом изучения ка-рельских календарных обрядов и праздников, связанных с жертвоприно-шениями животных, должен стать их сравнительный анализ с фактами, отмеченными в общей этнографической зоне Европейского Севера.