По горам и озерам Повенецкого уезда

Неизъяснимое, восторженное чувство наполнило мою душу, когда подъ вечеръ 15 іюня 1901 года пароходъ «Петрозаводскъ», на которомъ я ѣхалъ, находился уже всего верстахъ въ 50 отъ Повѣнца, уѣзднаго городка Олонецкой губерніи. Два мѣсяца предстояло мнѣ провести въ суровой сѣверной странѣ, произведшей на меня два года тому назадъ такое сильное впечатлѣніе своею дикою природой, что даже «знойный югъ», приводящий въ восторгъ, всѣхъ сѣверянъ не показался мнѣ такимъ привлекательнымъ. Одна только мысль смущала меня: какое-то будетъ лѣто? Если дождливое, то странствованія по лѣсамъ и болотамъ не могутъ быть такъ пріятны, какъ въ томъ случаѣ, если лѣто будетъ теплое и сухое. Къ счастью, вполнѣ оправдались предсказанія одного русскаго метеоролога, и лѣто было настолько жаркое и богатое грозами, что всѣ сѣверные жители только удивлялись и благодарили Бога за небывалый урожай и сѣнокосъ.
Около 10 часовъ вечера пароходъ отчалилъ отъ Палеостровскаго монастыря, расположеннаго на скалистомъ берегу Онежскаго озера, и вскорѣ уже приближался къ селенію Толвуѣ, гдѣ нѣкогда проживала въ ссылкѣ мать Михаила Ѳедоровича Романова до избранія его царемъ. Чувствуя сильную усталость, я заснулъ въ каютѣ и не слыхалъ, какъ пароходъ, сдѣлавъ послѣднюю остановку въ Шунгѣ, прибылъ рано утромъ въ Повѣнецъ.
С. 2

Проснувшись въ семь часовъ, я былъ немного разочарованъ, замѣтивъ, что накрапываетъ дождь. Тѣмъ не менѣе я тотчасъ рѣшилъ перенести всѣ свои вещи въ квартиру моего товарища, любезно предложившаго мнѣ., при случайной встрѣчѣ наканунѣ, расположиться въ его домѣ, не стѣсняясь его отсутствіемъ.
«Городъ Повѣнецъ — тамъ и свѣту конецъ», говорить пословица; однако для меня это было только начало. Скоро дождь прошелъ, и я отправился бродить по городу. Повѣнецъ только въ здѣшнихь безлюдныхъ странахъ удостоился названія города. Около двухсотъ небольшихъ деревянныхъ домиковъ, расположенныхъ на восемнадцатя взаимно перпендикулярныхъ улицахъ — воть и городъ весь. Жителей около 1500 человѣкъ. Изъ зданій выдѣляется только земская управа, красивый домикъ, отдѣланный въ древне-русскомъ стилѣ.
Осмотрѣвъ городъ, я направился въ окрестные кусты и луга, чтобы набрать растеній, такъ какъ главною цѣлью моей поѣздки было изслѣдованіе флоры Повѣнецкаго уѣзда. Однако экскурсію эту скоро прекратилъ, внезапно хлынувшій проливной дождь, и я вернулся въ Повѣнецъ совершенно мокрый.
Утро 17-го іюня я опять употребилъ на экскурсію около Повѣнца. Мѣстность около этого городка низкая, ровная, повсюду болота, чередующіяся съ мелкими кустарниками и изрѣженными сосновыми борами. Только быстрая рѣчка Повѣнчанка, съ шумомъ несущаяся по камнямъ, да песчаные берега Онежскаго озера не лишены нѣкоторой красоты. Изъ растеній, встрѣчающихся около Повѣнца, можно упомянуть шведскій кизилъ (Cornus Suecica).
Въ тотъ же день вечеромъ я рѣшилъ покинуть Повѣнецъ. Такъ какъ съ восточной частью уѣзда я совсѣмъ не былъ знакомъ, то рѣшилъ проѣхать къ сѣверу по Бѣломорскому тракту до станціи Морской Масельги. Былъ ясный, холодный вечеръ, когда я выѣхалъ изъ Повѣнца. Быстро промелькнули передо мною поля и пастбища городскихъ обывателей, за ними потянулась порядкомъ изрѣженная лѣсная дача повѣнецкихъ мѣщанъ, и вскорѣ я уже подъѣзжалъ къ станціи Вóлозеро, гдѣ пришлось перемѣнить лошадей. За Вóлозеромъ начались обширные казенные лѣса, и я почувствовалъ себя въ родной стихіи, «вдали отъ шума городского». Только прекрасная бѣломорская дорога да телеграфная проволока напоминали мнѣ о цивилизаціи. Путь до Морской Масельги былъ тѣмъ пріятнѣе для меня, что мнѣ удалось замѣтить интересное сѣверное pacтеніе альпійскую тимофеевку (Phleum alpinum). Остановивъ лошадей, я досталъ рѣдкій злакъ.
Около 10 часовъ вечера я прибылъ въ Морскую Масельгу. Селеніе это расположено на берегу озера Маткозера по сѣверную сторону хребта
С. 3

служащаго водораздѣломъ между рѣками Бѣламорскаго и Онежскаго бассейновъ. Избы въ Maceльгѣ все больше двухъэтажныя. Жители этого селенія все pyccкіе, какъ и вообще въ восточной части Повѣнецкаго уѣзда. Среди нихъ есть не мало раскольниковъ, число которыхъ въ послѣднее время уменьшается. Главнымъ центромъ раскола сравнительно недавно было село Данилово неподалеку отъ границы Архангельской губерніи.
Древнѣйшими жителями этой страны были, безъ сомненія, карелы, о чемъ, свидѣтельствуютъ географическія имена. Такъ названіе Маткозеро происходитъ отъ карельскаго Матко-ярви, что значитъ путевое, озеро (мáтко — идетъ, проходитъ). Такимъ именемъ въ Повѣнецкомъ уѣздѣ называютъ озера, по которымъ зимою проходятъ важныя дороги. Слово Мáсельга опять карельское и по-русски означаетъ водораздѣлъ. Названіе же «Морская» прибавлено для отличія отъ карелъской Масельги, находящейся на берегу Сегозера на сѣверо-западъ оть Повѣнца. Эта послѣдняя кромѣ мѣстонахожденія, имѣетъ еще другое отличіе отъ Морской. Одинъ карелъ, пріѣхавшій въ Морскую Масельгу въ гости къ тестю русскому, остался очень доволенъ мѣстностью. «Вотъ Масельга, такъ Масельга!», говорилъ онъ: «а у насъ все щелья  да камни». Дѣйствительно окрестности Карельской Масельги изобилуютъ скалами, тогда какъ около Морской наблюдаются пески и глины ледниковаго происхожденія; обнаженныхъ скалъ нѣтъ, имѣются только гранитные валуны, правда, иногда довольно большіе. Такое свойство почвы дѣлаетъ ее сравнительно удобной для земледѣлія, почему и не удивительно, что первые русскіе поселенцы постарались утвердиться въ этой странѣ, оттеснивъ кареловъ на западъ въ гранитныя горы. Однако сосѣдство народа финскаго племени не осталось безъ вліянія и на русскомъ населеніи: оно отразилось между прочимъ на языкѣ, и современные олончане, подобно кареламъ, любятъ ставить удареніе на первомъ слогѣ: Мáткозеро, Сéгозеро, Кóргуба, Мáслозеро, Éвгора. Поэтому въ Петербургской губерніи про нихъ сложили поговорку: «Óлонецъ — добрый мóлодецъ тридцать три пи́рога съ пи́рогомъ съѣлъ».
Таковы отличительныя черты той страны, куда я прибылъ. Напившись чаю и закусивъ, я пошелъ около 11 часовъ вечера полюбоваться свѣтлой ночью. Солнце только-что скрылось за горизонтъ; воздухъ былъ холодный, на травѣ и кустахъ блестѣла роса. Въ полночь было настолько свѣтло, что можно было различать всѣ растенія даже въ тѣни кустовъ,
С. 4

и скоро я досталъ карельскую розу (Rosa acicularis), свойственную сѣверо-восточной Россіи и отличающуюся незначительными признаками отъ лѣсного шиповника (Rosa cinnamomea). Около половины перваго ночи стало замѣтно свѣтлѣть, и я отправился ночевать на станцію.
На слѣдующее утро 18-го іюня, нанявъ проводника, я рѣшилъ познакомиться съ растительностью окрестныхъ лѣсовъ и болотъ и направился къ югу отъ Масельги. Подвигаясь понемногу впередъ, мы пришли на берегъ озера Долгаго. Здѣсь сравнительно еще недавно проходила замѣтная и понынѣ тропа, по которой богомольцы держали путь на Бѣлое море въ Соловецкій монастырь. Разведя на берегу огонь, мы напились чаю, закусили, а къ вечеру вернулись въ деревню. Изъ растеній, найденныхъ въ этотъ денъ, наиболѣе интересны были: горлецъ (Polygonum Bistorta), альпійская тимофеевка (Phleum alpinum), и коральникъ (Corallorhiza innata). Слѣдующій день я употребилъ на знакомство съ ближайшими окрестностями Масельги. Прежде всего я вздумалъ пробраться на небольшой островокъ на озерѣ въ верстѣ отъ села. Однако добравшись до него, я былъ непріятно пораженъ зрѣлищемъ, которое мнѣ представилось. Повсюду, нерѣдко около самой воды валялись кости и гніющіе трупы различныхъ домашнихъ животныхъ. Оказалось, что на этотъ островокъ крестьяне возятъ падаль. Желая поскорѣе разстаться съ этимъ кладбищемъ скота, мы тотчасъ направились къ берегу. Высадившись, я услышалъ пѣніе какихъ-то птичекъ, похожее на пѣніе болотной овсянки (Emberiza schoeniclus). Догадавшись что это какія-нибудь сѣверныя овсянки, я застрѣлилъ двухъ. Птички оказались самцами овсянки-крошки (Emberiza pusilla), чему нельзя было не порадоваться, такъ какъ объ этомъ видѣ свѣдѣнія очень неполны (см. Мензбиръ. Птицы Россіи). Изъ растеній въ этотъ день удалось найти осоку тонкоцвѣтную (Carex tenuiflora) и сѣверную тофіельдію (Tofjieldia borealis).
Вечеромъ выпалъ кротковременный дождь; въ то же время установился свѣжій восточный вѣтеръ. «Быть непогодѣ», замѣтилъ проводникъ: «лѣтомъ вѣтеръ отъ восхода несетъ съ собою дождь». Утромъ 20 іюня я убѣдился въ справедливости этой примѣты. Погода была холодная, дулъ рѣзкій сѣверо-восточный вѣтеръ, съ неба падали рѣдкія капли дождя, показывались и снѣжинки. Изъ разспросовъ я узналъ, что далѣе по Бѣломорскому тракту мѣстность такая же, какъ и до Морской Масельги, значительныхъ горъ нѣтъ, а слѣдовательно, трудно ожидать разнообразія флоры. Поэтому я рѣшилъ вернуться въ Повѣнецъ и, сдѣлавъ тамъ нѣкоторыя закупки, направиться на сѣверо-западъ.
Всю дорогу до Повѣнца меня сопровождало ненастье. По счастью, вѣтеръ былъ сзади, почему дождь лишь изредка попадалъ въ кибитку, и я не испытывалъ холода. Прижавшись въ уголъ повозки, я погрузился
С. 5

въ воспоминанія о давно минувшихъ дняхъ, когда черезъ эти самые лѣса и болота держалъ путь къ Бѣлому морю Великій Преобразователь Россіи. И теперь еще въ здѣшнихъ селеніяхъ сохраняются воспоминанія о Петрѣ Великомъ. Такъ въ четырехъ верстахъ къ сѣверу отъ Морской Масельги еще недавно были замѣтны остатки моста, построеннаго для проѣзда царя. Еще далѣе къ сѣверу, на берегу рѣки Выгъ долгое время стоялъ крестъ, водруженный въ воспоминаніе того, что здѣсь обѣдалъ Петръ Великій. Теперь же на этомъ мѣстѣ селеніе и станція Петровскій Ямъ. Въ крестьянскихъ избахъ часто можно видѣть портретъ Великаго Царя и картины, изображающія различные моменты изъ его жизни.
Размышляя такимъ образомъ, я не замѣтилъ, какъ мы подъѣхали къ Повѣнцу, сдѣлавъ 30 в. въ три съ небольшимъ часа. Непогода бушевала по прежнему.
Весь слѣдующій день 21 іюня я провелъ въ Повѣнцѣ по случаю ненастья; сдѣлалъ необходимыя закупки. Нельзя не удивляться очень невысокимъ для такого захолустья цѣнамъ на товары. Видно, что купцы здѣсь не считаютъ долгомъ брать за все втридорога, какъ во многихъ городахъ южной Россіи.
22-го іюня вѣтеръ и дождь ослабѣли, и я рѣшилъ ѣхать на сѣверо-западъ «въ дикую Карелу». Дорога до первой станціи Лумбуши удобная, но очень унылая: мѣстность ровная, почва песчаная, по обѣимъ сторонамъ дороги тянутся сосновые боры. Картину оживляютъ только изрѣдка попадающіеся громадные валуны, словно неизвѣстно кѣмъ и кому поставленные памятники. Отъ Лумбуши дорога раздѣляется на двѣ вѣтви: одна изъ нихъ идетъ на югъ въ Петрозаводскъ, а другая на сѣверо-западъ почти до конца Повѣнецкаго уѣзда. По этой послѣдней мнѣ предстояло ѣхать.
Мѣстность на пути отъ Лумбуши до станціи Чобинъ одна изъ наиболѣе живописныхъ во всемъ Повѣнецкомь уѣздѣ. Уже на третьей верстѣ дорога начинаетъ подниматься въ гору, а на западѣ взорамъ представляется высокій хребетъ, поросшій лѣсомъ. Дорога становится все болѣе и болѣе волнистой, по мѣрѣ того, какъ она подходитъ къ этой возвышенности. Экипажъ то поднимается на крутыя горы, то спускается въ глубокія ложбины, чтобы переѣхать по мосту черезъ бурливый горный потокъ, быстро мчащійся по руслу, загроможденному камнями. Порою такъ и ждешь, что экипажъ на крутомъ спускѣ опрокинется и скатится съ горы въ озеро; но умныя лошади привыкли осторожно спускать тарантасъ. Тамъ и сямъ около самой дороги выдвигаются изъ лѣсной чащи громадныя, отвѣсныя, сѣрыя скалы, дополняющія красоту окружающей дикой, вполнѣ финляндской природы. Особенно живописны два мѣста: первое — Захарьевскій лѣсопильный заводъ на 6-й верстѣ, около
С. 6

котораго былъ найденъ песчаный гулявникъ (Sisymbrium arenosum); второе — наиболѣе высокая точка пути (перевалъ) на 12-й верстѣ. Здѣсь дорога идетъ по склону хребта; съ лѣвой стороны каменная стѣна поднимается саженъ на десять, съ правой сквозь деревья въ глубокой ложбинѣ блеститъ серебристое озеро, а за нимъ опять возвышается каменистый хребетъ, поросшій чахлыми сосенками. Отсюда дорога идетъ подъ гору до самаго Чобина, куда я прибылъ подъ вечеръ, проѣхавъ отъ Повѣнца 39 верстъ.
Дождь и вѣтеръ совсѣмъ ослабѣли; я рѣшилъ переночевать на станціи, чтобы на другой день, въ случаѣ благопріятной погоды, побро¬дить по окрестнымъ горамъ.
Такъ какъ населеніе Лумбуши состоитъ наполовину изъ русскихъ, то Чобино было первой деревней, населенной карелами. Названіе этого народа, по мнѣнію нѣкоторыхъ этнографовъ, происходитъ отъ каріалайсетъ. Этимъ именемъ карелы будто бы называютъ самихъ себя. Однако нужно замѣтить, что въ Повѣнецкомъ уѣздѣ карелы именуютъ себя «лаппекси»; это, надо думать, потому, что здѣсь они какъ по мѣсту жительства, такъ и по племенному родству стоятъ близко къ лопарямъ, которые въ древности распространялись гораздо далѣе къ югу, чѣмъ теперь.
Тотчасъ по прибытіи въ Чобино я съ удовольствіемъ напился чаю и закусилъ. Только-что я окончилъ ужинъ, какъ на станцію прибылъ новый путникъ, земскій врачъ, весьма симпатичный человѣкъ, какъ оказалось впослѣдствіи. Онъ сообщилъ мнѣ, что ѣдетъ подавать медицинскую помощь одной женщинѣ, получившей сильные обжоги. По его словамъ, каждый годъ весной и въ началѣ лѣта въ Повѣнецкомъ уѣздѣ повторяется «эпидемія — обжоговъ». Въ это время карелы жгутъ подсѣки или, точнѣе, деревья, срубленныя въ цредыдущемъ году на мѣстахъ, предназначенныхъ для посѣва хлѣбовъ. Пепелъ служитъ для удобренія почвы. Повсюду на возвышенныхъ мѣстахъ поднимаются къ небесамъ столбы дыма, точно при лѣсныхъ пожарахъ. Крестьяне наблюдаютъ за огнемъ, причемъ случается, что у неосторожныхъ, женщинъ загорается снизу платье, и онѣ получаютъ болѣе или менѣе значительные обжоги.
Въ послѣднее время, по словамъ доктора, больные карелы нерѣдко стали обращаться къ врачамъ, однако, по большей части, не для того, чтобы попросить совѣта, а лишь съ намѣреніемъ достать лѣкарства по своему ycмотрѣнію или по совѣту знакомаго мужика, испытавшаго цѣлебное дѣйствіе какого-либо медикамента. Если врачъ не дастъ требуемаго лѣкарства, то этимъ навлекаетъ сильное неудовольствіе.
Утромъ 23-го іюня дождь пересталъ и вѣтеръ стихъ, такъ что погода
С. 7

была довольно благопріятная для экскурсіи. Проводникъ, котораго я нанялъ, обѣщалъ мнѣ показать красивый водопадъ въ семи верстахъ отъ Чобина, и мы отправились въ путь. Вскорѣ мы пришли на берегъ небольшаго озера, по которому пришлось проѣхать въ лодкѣ версты полторы. Пройдя затѣмъ пѣшкомъ нѣкоторое разстояніе у подножія каменистаго кряжа, мы подошли къ берегу рѣчки Остерь и услышали сильный шумъ, а черезъ нѣсколько секундъ уже любовались красивымъ водопадомъ. Вода серебристыми струями низвергается съ высоты около двухъ саженъ, производя такой шумъ, что заглушаетъ голосъ. Берега рѣчки ниже водопада, по обыкновенію укрѣплены бревнами, чтобы предохранить сплавляемый лѣсъ отъ поврежденій.
Около водопада на берегу построена лѣсопромышленниками избушка (перти), которую мой проводникъ назвалъ «фатерой». Около этой фатеры онъ разложилъ костеръ. Такъ какъ для растопки не было сухого хвороста, то карелъ, не долго думая, вонзилъ топоръ въ стѣну «фатеры» и откололъ щепы. Такъ поступаютъ карелы всегда, когда раскладываютъ огонь около избушки. Вскорѣ вскипѣль мой походный чайникъ мы напились чаю и закусили. Затѣмъ отправились обратно въ деревню. Несмотря на пасмурную погоду, экскурсія произвела на меня очень прiятное впечатлѣніе, тѣмъ болѣе, что около водопада открыто было мѣстопроизрастанія альпійской осоки (Carex alpina). Кромѣ того, были найдены еще три интересныя растенія: помѣсь костяники съ мамурой, альпійскій мятликъ (Poa alpina) и трехцвѣтный подмаренникъ (Galium triflorum).
24-го іюня я покинулъ Чобино и двинулся на берега Сегозера, самаго крупнаго озера Повѣнецкаго уѣзда. Дорога до станціи Острѣчье волнистая, но высокихъ горъ нѣтъ. Проѣхавъ 12 верстъ, мы увидѣли передъ собою десятка полтора избушекъ, разбросанныхъ между громадными округленными камнями. Это и было Острѣчье. Haзваніе это происходитъ, вѣроятно, отъ рѣки Остеръ. Слѣдующая станція Карельская Масельга находится въ 20 верстахъ. Первая половина пути очень живописна, особенно на восьмой верстѣ, гдѣ дорога поднимается на высокую гору. Отсюда открывается красивый видъ на рѣку Кумсу, протекающую мимо высокаго лѣсистаго кряжа. Вторая половина пути менѣе красива. На 14-й верстѣ дорога подходитъ къ озеру Остерь и идетъ по его лѣвому берегу на протяженіи 4 верстъ. Почва здѣсь сначала песчаная и глинистая. Затѣмъ все чаще и чаще попадаются скалы. Миновавъ Остерь, мы ѣдемъ по правую сторону небольшого озерка (ламбины), поднимаемся на каменный водораздѣлъ и видимъ передъ собою безпредѣльную серебристую поверхность Сегозера. На берегу широкой губы по скаламъ и камнямъ ютятся десятка три-четыре домишекъ, а посреди нихъ
С. 8

красивая деревянная церковь, построенная недавно вмѣсто старой: это и есть село Карельская Масельга, граница Бѣломорскаго и Онежскаго бассейновъ. А вдали на горизонтѣ чуть синѣютъ сквозь туманъ высокіе острова (такъ называемые «Каличьи»).
Перемѣнивъ въ Масельгѣ лошадей, я отправился на западъ въ Евгору, находящуюся въ 16 верстахъ. Дорога идетъ по высокимъ горамъ въ нѣкоторомъ разстояніи отъ южнаго берега Сегозера. На восьмой верстѣ, спустившись съ большой крутизны, мы выѣхали впервые на песчаный берегъ. Здѣсь въ большомъ количествѣ растетъ песчаный овесъ (Elymus arenarius), злакъ, свойственный сыпучимъ пескамъ, особенно приозернымъ и приморскимъ, и не встрѣченный болѣе нигдѣ въ Повѣнецкомъ уѣздѣ. Черезъ двѣ версты опять передъ нами береговые пески, а затѣмъ дорога поднимается въ гору и удаляется отъ Сегозера. Въ трехъ съ половиною верстахъ отъ Евгоры расположена небольшая деревушка Лосиная Гора; за нею сразу взорамъ нашимъ представилась высокая гора, на западномъ склонѣ которой расположена Евгора. Но деревни нельзя было видѣть, пока мы не поднялись на самую вершину.
Высота Евгоры, по измѣренію профессора Иностранцева, равна 215,8 метра (101 саж.) надъ уровнемъ моря. Наиболѣе высокій пунктъ находится къ сѣверу отъ деревни. Отсюда, какъ на ладони, можно видѣть на сѣверѣ величественное Сегозеро, на западѣ высоты Селецкаго погоста, а на юго-востокѣ верстахъ въ тридцати выдѣляется большая гора около Острѣчья; повсюду все лѣса и лѣса, чередующіеся съ болотами.
Окрестности Евгоры подстрекали мое лобопытство, и я рѣшилъ прожить здѣсь недѣли двѣ, чтобы съ ними подробнѣе познакомиться. Погода все время стояла теплая, было нѣсколько грозъ; все это благопріятствовало экскурсіямъ, и только насѣкомыя выводили изъ терпѣнія. Отъ пармаковъ (такъ карелы называютъ слѣпней и оводовъ) еще немного доставалось, такъ какъ эти крупныя мухи довольно рѣдко садятся на человѣка и долго разыскиваютъ удобнаго мѣста, прежде чѣмъ ужалить; но зато комары безъ всякаго разсужденія сналету забираются въ уши, въ носъ, въ углубленія около глазъ и за ушами, за воротникъ, въ рукава — и тотчасъ же принимаются сосать кровь. Особенно свирѣпы они становятся передъ дождемъ; тогда отъ нихъ не спасаетъ даже легкій дымокъ.
26-го іюня я отправился на западъ за 10 верстъ, гдѣ впадаетъ въ Сегозеро небольшая рѣчка Летте; около самаго устья на ней имѣется небольшой красивый водопадъ. Экскурсія была довольно удачна: мнѣ удалось между прочимъ достать гнѣздо вьюрка (Fringilla montifringilla). Гнѣздо почти такое же, какъ у зяблика, и точно также отдѣлано снаружи лишаями; расположено оно было на ели, на высотѣ около 5 арш.,
С. 9

яйца похожи на яйца зяблика, только окраска ихъ темнѣе. Изь растеніи въ этотъ день были найдены, между прочимъ, интересный папоротничекъ (Woodsia ilvensis) на сланцевыхъ скалахъ около водопада и альпійскій мятликъ (Роа alpina).
На слѣдующій день экскурсія была направлена на берегъ Суксозера, находящагося въ 6 верстахъ къ западу отъ Евгоры. На этомъ озерѣ множество острововъ, покрытыхъ лѣсомъ. На болотистой лужайкѣ по берегу Суксозера въ изобиліи растетъ головчатая осока (Сагех саpitata), a вмѣстѣ съ нею попадается рѣдкое растеніе—виргинскій папоротничекъ (Botrychium Virginianum).
Въ день св. Петра и Павла 29 іюня въ Евгорѣ начался трехдневный праздникъ. Пріѣхало много гостей изъ окрестныхъ деревень. Карелки напекли калитокъ (точнѣе калитта). Этимъ именемъ называютъ четырехугольныя ватрушки изъ ячменной муки, начиненныя просяною крупой и облитыя масломъ. Наготовили для угощенія также курниковъ; такъ называютъ карелы рыбу, запеченную въ ржаномъ тѣстѣ. Три дня гости пили чай съ баранками и, предаваясь бахусу, пѣли русскія пѣсни ломанымъ языкомъ. Для опохмеленья хозяева привезли изъ Паданъ спиртъ, который и разбавляли водою. Водку же въ большомъ количествѣ считаютъ неудобнымъ перевозить на большія разстоянія. Къ счастью, праздники обошлись безъ крупныхъ скандаловъ.
Послѣдніе дни іюня мѣсяца были посвящены изслѣдованію мѣстности къ югу отъ Лосиной Горы. Здѣсь протекаетъ рѣка Санда. Съ правой стороны въ нее впадаетъ р. Педяй, проходящая черезъ озеро Пайярви; недалеко отъ него къ западу среди топкихъ болотъ расположено озеро Пáукъ-Ламби, а верстахъ въ трехъ къ югу находится красивое Бѣлое озеро (Валги-ламби). Вся эта мѣстность оказалась интересной въ ботаническомъ отношеніи. На болотистомъ берегу рѣчки Педяй былъ найденъ между прочимъ болотный плаунъ (Lycopodium inundatum), достигающій здѣсь, повидимому, сѣверо-восточной границы распространенія. Вмѣстѣ съ нимъ въ изобиліи растетъ бузульникъ (Legularia sibirica) и осока сизая (Carex livida). Близь Лосиной Горы въ старомъ еловомъ лѣсу попалась хмелевая малина (Rubus humulifolius).
Продираясь 30 іюня въ лѣсной трущобѣ около рѣчки Педяй, я увидѣлъ на болотистомъ берегу свѣжіе слѣды медвѣжьихъ лапъ. «Это онъ пить ходилъ», замѣтилъ проводникъ. «Много, поди-знай, у насъ медвѣдей; есть и олени, только видѣть ихъ рѣдко случается: не подпускаютъ близко человѣка. Вотъ лось, — тотъ не пужливый: увидитъ человѣка, посмотритъ однако на него и тихонько пойдетъ прочь».
Изъ птицъ за все это время мнѣ впервые удалось достать нѣсколько деревенскихъ овсянокъ (Emberiza rustica). Эти птички живутъ въ еловыхъ
С. 10

лѣсахъ, прорѣзанныхъ болотистыми лужайками. Ихъ крикъ, короткое цикъ легко принять за крикъ пѣвчаго дрозда. Кромѣ овсянокъ, застрѣлилъ нѣсколько чечетокъ въ гнѣздовомъ перѣ.
Въ Евгорѣ я прожилъ до 5 іюля. Затѣмъ въ ночь на 6-е отправился на два дня въ Карельскую Масельгу. По дорогѣ я впервые въ этой странѣ увидѣлъ свѣтляковъ (Lampvris noctiluca). Изъ распросовъ я узналъ, что они встрѣчаются также около погоста Сяргозера, но дальше къ сѣверу не извѣстны. Вернувшись изъ Масельги 8-го, я забралъ всѣ вещи и отправился въ Паданы, несмотря на изрядный дождь; вечеромъ я уже прибылъ въ «столицу Кареліи», проѣхавъ 25 верстъ.
Такъ какъ окрестности этого села, бывшаго при Екатеринѣ II уѣзднымъ городомъ, не представляли ничего особеннаго и были мнѣ хорошо знакомы, то я рѣшилъ черезъ три дня двинуться далѣе на сѣверъ. Но намѣренію этому не суждено было такъ скоро осуществиться по непредвиденнымъ обстоятельствамъ, и мнѣ пришлось здѣсь пробыть до 19 іюля. Все время стояла ясная антициклональная погода. Днемъ жара доходила до + 28° R. на солнцѣ, а по ночамъ было всего + 6°—7°. Въ срединѣ іюля уже созрѣла морошка и вскорѣ прокисла. Такая погода способствовала частымъ лѣснымъ пожарамъ, такъ что все время воздухъ былъ наполненъ дымомъ. Пожары происходятъ всегда отъ неосторожности и небрежности крестьянъ, выжигающихъ подсѣки, разводящихъ костры или курящихъ табакъ. Въ жаркую погоду достаточно бросить на бору зажженную спичку, чтобы сухой почвенный покровъ моментально вспыхнулъ. Мнѣ разсказывали о такомъ возмутительномъ случаѣ. Одинъ карелъ долго не могъ поймать коровъ. Поэтому онъ разложилъ въ лѣсу костеръ, а самъ ушелъ, надѣясь, что коровы придутъ къ дыму, чтобы спастись отъ комаровъ.
А комары, дѣйствительно, жестоко мучаютъ домашнихъ животныхъ. При доеніи около коровъ необходимо бываетъ раскладывать костеръ или обмахивать ихъ вѣникомъ, иначе онѣ не стоятъ спокойно. Собакамъ же обыкновенно смолятъ уши, какъ мѣсто, наиболѣе подвергающееся укусамъ насѣкомыхъ.
Но зато для крестьянъ теплое лѣто было весьма благопріятно: хорошо удался сѣнокосъ, необыкновенно ранній въ этомъ году, хорошо уродилась рожь. Сѣнокосъ карелы начинаютъ съ наиболѣе отдаленныхъ участковъ, находящихся верстахъ въ 10—15 отъ деревни. На работу уходятъ нa нѣсколько дней, по большей части, на недѣлю и ночуютъ въ «перти». Съ собою забираютъ орудія косьбы — громадные серпы, съѣстные припасы и хозяйственныя принадлежности. Большую часть багажа укладываютъ въ большіе заплечные ранцы, искусно сплетенные изъ бересты. Въ такомъ ранцѣ можно бываетъ замѣтить большой каравай
С. 11

хлѣба, берестяный туесокъ (по-карельски вакка) съ масломъ, сушеную или соленую рыбу, чай, сахаръ, нерѣдко вяленую говядину. Изъ посуды карелы берутъ съ собою котелокъ изъ красной мѣди (нелуженый) и жестяной чайникъ, такъ какъ въ настоящее время чаепитіе окончательно привилось у кареловъ и вытѣсняетъ фннляндскій обычай пить кофе. Наконецъ, на поясѣ у каждаго карела всегда привѣшены два предмета: финскій ножикъ и кожаный мѣшечекъ для спичекъ, которыхъ они никогда не выносятъ въ карманѣ.
Вмѣстѣ съ карелами отправляются на работу ихъ вѣрные друзья, остромордыя, остроухія лайки съ круто завернутыми хвостами, разныя валги, руски, мушта (бѣлки, рыжки, чернушки). Кормить ихъ почти со-всѣмъ не приходится: рыская по лѣсамъ онѣ сами себѣ добываютъ пищу; разоряютъ гнѣзда, ловятъ птенцовъ. Случится какой-нибудь изъ нихъ поймать зайчика, и она съ наслажденіемъ скушаетъ его вмѣстѣ съ шерстью, начиная съ головы.
Въ субботу крестьяне возвращаются въ деревню, чтобы отдохнуть. Первымъ дѣломъ спѣшатъ въ баню, гдѣ не были уже шесть дней, срокъ очень большой, такъ какъ большинство посѣщаютъ баню ежедневно.
14 іюля я отправился на два дня за 25 верстъ въ Сельги. Подъ этимъ именемъ разумѣютъ нѣсколько селеній, расположенныхъ по бе¬регу Селецкаго озера. Изъ нихъ наиболѣе значительное погостъ Селецкій, гдѣ въ этомъ году построено красивое, большое зданіе сельской школы. Земская станція находится въ с. Южный Конецъ, гдѣ я и рѣшилъ расположиться. Подъѣзжая къ станціи, уже издали я замѣтилъ громадную возвышенность и рѣшилъ къ ней направиться сразу послѣ пріѣзда. Возвышенность эта, носящая названіе Энинге-Вара, находится верстахъ въ трехъ къ югу отъ Южнаго Конца. По дорогѣ попадаются на каждомъ шагу громадные конгломераты, изъ которыхъ иные достигаютъ 2 ₁/₂ саж. высоты при діаметрѣ въ 3—4 саж.
Чѣмъ ближе мы подходили къ горѣ, тѣмъ величественнѣе она намъ казалась. Сѣверо-восточный склонъ Энинге-Вара чрезвычайно крутой, на каждомъ шагу отвѣсныя скалы; на болѣе удобныхъ мѣстахъ растетъ хвойный лѣсъ съ примѣсью осины и березы. Многочисленные ручейки съ шумомъ льются съ горы. Нѣкоторые изъ нихъ вытекаютъ изъ болота, расположеннаго на вершинѣ горы, другіе начинаются на ея склонѣ, на вершинѣ вырублена небольшая площадь лѣса, что позволяетъ любоваться окрестною мѣстностью. Юго-западный склонъ очень отлогій, песчаный и суглинистый.
Такія условія благопріятствуютъ разнообразію флоры, почему и неудивительно, что мнѣ удалось найти нѣсколько любопытныхъ растеній. Изъ нихъ наиболѣе замѣчательны: цинна душистая (Cinna suaveolens),
С. 12

папоротннкъ рутолистный (Botrychium rutaefolium), сѣверный лютикъ (Ranunculus borealis), лѣсная звѣздчатка (Stellaria nemorum). Въ сырыхъ тѣнистыхъ мѣстахъ и на скалахъ поражаешься обиліемъ папоротниковъ различныхъ видовъ. Такимъ образомъ эта днухъ-дневная экскурсія увѣнчалась успѣхомъ.
Черезъ три дня послѣ возвращенія въ Паданы я отправился далѣе на сѣверъ. Первымъ мѣстомъ остановки было село Сондала въ 19 верстахъ отъ Паданъ. Меня пригласилъ туда лѣсной объѣздчикъ, обѣщавшій показать всѣ достопримѣчательности. Сондала расположена на большомъ гористомъ островѣ, находящемся въ сѣверо-западномъ углу Сегозера около самаго берега. Островъ этотъ начинаетъ собою цѣлую цѣпь скалистыхъ острововъ, тянущихся вдоль сѣвернаго берега Сегозера до истока рѣки Сегежъ и нзвѣстныхъ подъ именемъ Каличъихъ. Haзваніе это произошло отъ странствующаго пѣвца калики - перехожаго, жившаго здѣсь нѣкогда по преданію. Сондала большое село. Недавно здѣсь построена красивая церковь.
Неподалеку отъ Сондалы находится Сиговецкій чугуно-литейный заводъ. Два года тому назадъ онъ вырабатывалъ значительное количество чугуна и давалъ заработокъ многимъ крестьянамъ, но теперь онъ бездѣйствуетъ. Русскій капиталистъ, владѣлецъ завода оказался несостоятельнымъ и задолжалъ не малую сумму рабочимъ, возбудивъ въ нихъ сильное неудовольствіе. Что будетъ дальше, неизвѣстно. Очень можетъ быть, что заводъ постараются захватить въ свои руки финляндскіе капиталисты. Въ такомъ случаѣ несомнѣнно, что они станутъ платить за работу слишкомъ исправно; но будетъ ли это полезно для государства, трудно сказать.
Прибывъ въ Сондалу 19 іюля, я вечеромъ отправился съ объѣздчикомъ на вершину хребта, проходящаго посрединѣ острова. Здѣсь можно было любоваться на большомъ протяженіи ясно выраженными ледниковыми царапинами, «словно кто-то на саняхъ ѣздилъ», какъ удачно замѣтилъ объѣздчикъ.
На другой день мы съ нимъ поѣхали въ лодкѣ по окрестнымъ озерамъ и рѣкамъ. Въ устьѣ одной рѣчки удалось найти альпійскій стрѣлолистъ (Sagittaria alpina), широко распространенный, какъ оказалось впослѣдствіи, въ озерахъ и рѣкахъ къ сѣверо-западу отъ Сегозера.
Когда мы вернулись домой, объѣздчикъ вдругъ спрашиваетъ меня: «Не желаете ли видѣть ханжу?» Такой вопросъ меня сильно озадачилъ. «Какую ханжу?» — «Самую обыкновенную; она умѣетъ пѣсни пѣть». — Я попросилъ ее привести. Оказалось, что это была русская старушка 75 лѣтъ, одна изъ тѣхъ сказителъницъ, которыми богата Олонецкая губернія,
С. 13

называемая поэтому «Исландіей русскаго эпоса» . Зовутъ ее Прасковья Ѳедоровна Артюшкина, родомъ изъ Великой Губы, Петрозаводскаго уѣзда; она вышла замужъ за карела и попала такимъ образомъ въ Карелію. Жизнь ея весьма горькая: сыновья пьяницы, обижаютъ ее, а она собираетъ милостыню. По моей просьбѣ она спѣла двѣ пѣсни, и мнѣ удалось ихъ записать. Вотъ эти пѣсни.

Дѣвица Елисафiя.

Было-жило три царства, три невѣрныихъ:
Первое царство Содомъ городъ,
Второе царство Поморъ городъ,
Третье царство Рахлинское.
Какъ по нашему да беззаконію
Напустилъ Господь невзгодушку великую.
Какъ Поморъ-городъ сквозь землю прошелъ,
А Содомъ-городъ огнемъ пожегъ,
На Рахлинское царство не на вѣрное
Напустилъ Господь да змѣю лютую.
На всякій день надо по головы
Кормить змѣю да лютую.
Кидали по головы да лошадиной да по скотиной;
Во градѣ скоту да мало станется,
Мало станется, скотъ съѣдается.
Сбирались мужики рахлинскіе,
Кидали жеребій дубовый.
Выпадалъ жеребій на царскій дворъ,
На самого царя Агапита.
Закручинился царь, запечалился,
Повѣсилъ голову низешенько.
Приходила царица Агапѣиха.
«Не кручинься царь да не печалуйся:
У насъ есть съ тобой да одинака дочь,
Одинака дочь дѣвица Елисафія.
Отдадимъ змѣѣ да на съѣдѣніе,
Трехголовой да на прожреніе:
Не нашею да вѣру вѣруетъ,
Ай не нашему да Богу молится;
Вѣру вѣруетъ да христіанскую,
Богу молится она Христу распятому,
Во-другихъ Пречистой Богородицѣ,
Во-третіихъ Егорью Храброму».
С. 14

Будили дѣвицу Елисафію
По утрышку ранешенько.
«Повыстань-ка, дѣвица Елисафія,
Рожено наше дитятко,
Умывайся дѣвица ты бѣлешенько,
Утирайся полотнешенько,
Надѣвай-ка платье цвѣтное:
На тебѣ да будутъ съ утра сватовать,
Будутъ съ той земли да съ той орды,
Которой вѣpy вѣруешь».
Выходитъ дѣвица Елисафія.
Умывалась бѣлешенько,
Утиралась полотнешенько,
Одѣвала дѣвица платье цвѣтное.
Выходитъ дѣвица на круто крыльцо,
Глядитъ дѣвица во чисто окно;
Откуль-неоткуль да отъ синя моря,
Отъ синя моря, отъ чиста поля
Идетъ лошаденка одноколочекъ,
Катится карета черная.
Учала дѣвица гopько плакати,
Горько плакати да Богу молиться.
Приходитъ дѣвица во палатушки,
Скидывала платье цвѣтное,
Одѣвала платье черное
И кидала платье о полъ.
Начала его рвать, топтать.
Говорила она родителямъ:
«Ай же вы, мои родители,
Не на то меня вы ростили,
Чтобы замужъ отдать,
А на то вы меня ростили,
Чтобы ко змѣѣ отдать,
Ко змѣѣ отдать да на съѣденіе,
Трехголовой да на прожреніе».
Садилась дѣвица во каретушку во черную.
Катится карета черная во желты пески,
На желты пески, ко синю морю,
Прикатилася карета на желты пески, ко синю морю.
Выходитъ дѣвица на желты пески,
Садилася дѣвица по-край бережка,
Учала дѣвица Богу молиться Христу Распятому,
Восклицать стала Христа Распятого,
Во-другихъ Пречисту Богородицу,
Во-третьихъ Егорья Храбраго.
С. 15

Глядитъ дѣвица во чисто поле:
Откуль-неоткуль со чиста поля
Бѣжитъ лошадушка неѣзжана,
Наѣзжалъ къ дѣвицѣ тутъ Егорій Свѣтъ,
«Здравствуешь дѣвица Елисафія,
Дѣвица Eлисафія, дочь Агапѣева!»
Выходитъ съ лошадушки Егорій Свѣтъ,
Говоритъ дѣвицѣ Eлисафіи:
«Поищи, дѣвица, въ буйной головѣ,
Гляди, дѣвица, на сине море,
Когда на море да валъ расходится,
А вода съ пескомъ да тамъ помутится,
А змѣя оттуль да показуется,
Показуется змѣя да сорадуется,
Ты буди, дѣвица, со крепкаго сна».
Какъ змѣя оттуда показалася,
Показалася да срадовалася.
Она крикнула да по звѣриному,
Она свистнула да по змѣиному,
«Я теперь буду сыта-пьяна:
Есть двѣ головы да человѣческихъ,
Третья голова дошадиная».
Зачала дѣвица слезно плакати,
Зачала Свѣта Егорья будити, –
А Егорій-Свѣтъ не пробуждается.
Выпадали слезы на бѣло лицо, –
Вскочилъ Егорій со крѣпкого сну.
«Ай же ты, дѣвица Елисафія!
Ты не слезы льешь, меня огнемъ жгешь –
Сожгала лицо да мое бѣлое».
Вскочилъ Егорій на добра коня,
Учалъ змѣю да онъ конемъ топтать,
Конемъ топтать да коньемъ колоть.
«Уж ты будь, змѣя, кротка-смирна,
Кротка-смирна, какъ скотинина.
Ай же ты, дѣвица Елисафія,
Отвяжи, дѣвица, свой шелковъ поясъ.
Ты веди змѣю да къ отцу, къ матери,
Ты кричи, дѣвица, во всю голову:
«Ай же, мужики, да вы paxлинскіе,
Ай же, батюшка, да царь Агапита,
Буде станете вы вѣру вѣровать,
Вѣру вѣровать да xристіанскую,
С. 16

Богу молиться Христу Распятому,
Во-другихъ Пречистой Богородицѣ,
Во-третьихъ Егорью Свѣту Храброму,
Построите вы церкви три соборныя, –
Я спущу змѣю да по всему свѣту,
Да на маленькихъ на змѣенышей;
А не станете какъ вѣру вѣровать,
Я отдамъ васъ всѣхъ на съѣденіе,
Не оставлю малаго на сѣмена».
Учали они да вѣру вѣровать,
Богу молиться Христу Распятому,
Во-другихъ Пречистой Богородицѣ,
Во-третьихъ Егорью Свѣту Храброму,
Построили три церкви да соборныя.
_____

Милостливая жена.

Милостлива жена милосердна,
Стояла край пути, край дороги,
Держала младенца на рукахъ.
Къ милостивой женѣ милосердной
Набѣжала Пресвятая Богородица.
«Ай же ты, жена милосердна,
Брось-ка ты чадо свое въ огонь-пламя,
Возьми-тка ты Христа Бога на руки,
Избавь Христа отъ жидовъ-супостатовъ».
Милостлива жена милосердна
Къ огненной печи подбѣгала,
Своего младенца въ огонь-пламя кидала,
Истиннаго Христа на руци брала.
Къ милостивой женѣ милосердной
Набѣжали жиды-супостаты,
Милостливую жену да спросили:
«Ай да ты, жена милосердна,
Гдѣ же ты Христа да подѣвала?»
Милостлива жена отвѣчала:
«Отойдите, жиды-супостаты!
Что не я Христа поимала?
Христа поимала, въ печь покидала?»
Все не вѣрятъ жиды-супостаты;
Къ огненной печи подбѣгали.
Во огнѣ младенецъ встрепехнулся,
Показалъ руки и ноги.
Мѣдные заслоны заслоняли.
С. 17

Желѣзныя подпоры полагали.
Отъ огненной печи отбѣжали.
Милостлива жена милосердна
Какъ глядѣла на жидовъ-супостатовъ,
Ушелъ-то Христосъ Богъ съ руки, —
Не могла Христа Бога сдержати,
Учала плакати рыдати,
Къ огненной печкѣ подходити.
«Въ огненну мнѣ печку поглядѣти,
Ужели младенецъ мой сгорѣлъ».
Къ огненной печи подходила,
Желѣзныя подпоры отпирала,
Мѣдныя заслоны отслоняла,
Въ огненную печку посмотрѣла.
«Ужель мое дитятко сгорѣло?»
А въ печенькѣ травонька взростала,
На травѣ цвѣты расцвѣтали;
По печи младенецъ гуляетъ, —
На ceбѣ риза золотая,
Евангельскую книгу читаеть,
Всю небесну силу прославляетъ.
Милостива жена милосердна
Первая въ царствѣ пребываетъ,
Написали ея лико на иконы,
Разнесли въ соборны Божьи церки.
Праздники стали цраздновати,
Все святыми ихъ величати.
_____

Кромѣ пѣсенъ, я записалъ еще слѣдующій заговòръ, который Артюшкина произноситъ, когда паритъ въ банѣ ребятъ отъ призора (т. е. отъ лихого глаза):

Раба Божія Прасковья
Встану, благословясь,
Пойду, перекрестясь.
Выйду въ чисто поле,
Въ чисто поле, въ океанъ море.
Въ океанъ-морѣ стоитъ черный островъ,
На томъ черномъ островѣ стоитъ бѣлый камень,
На томъ бѣломъ камнѣ стоитъ конь карій,
На томъ конѣ каремъ сидитъ красна дѣвица
Съ острыми ножами, съ саблями, съ рогатинами.
Выгрызываетъ, закаливаетъ,
С. 18

Всяки немочи, всяки хворости,
Вси притчи, вси призоры
И вѣтрены переломы;
Отъ вѣтровъ, отъ вѣхаревъ и оть всякихъ своихъ думъ,
Отъ тридевяти жилъ,
Отъ тридевяти суставовъ,
Отъ пупа пуповаго
И отъ сердца сердцевого
Во вѣки-вѣковъ аминь.
_________

«Непутевая старуха!», замѣтилъ объѣздчикъ, когда Артюшкина ушла. «Почему»? удивился я — «Да какъ же, шляется по міру, Христа-ради собираетъ. Что ни наберетъ, сыновья пропьютъ. На селѣ она у насъ знахаркой слыветъ, тоже, колдуетъ! Знаемъ мы ихъ, колдуновъ-то: «Людей моемъ, а сами волкомъ воемъ» . У здѣшней и своихъ колдуновъ много. Не желаете ли, ваше благородіе, я вамъ покажу, какъ они колдуютъ»? Я согласился, и объѣздчикъ повель меня на крыльцо сосѣдней избы. Здѣсь надъ входомъ были прикрѣплены челюсти какой-то рыбы. «Это карелы щучьи зубы повѣсили, чтобы они сохраняли семью отъ болѣзней», замѣтилъ объѣздчик. «А чтобы рыба хорошо ловилась», продолжалъ онъ, когда мы вернулись: «сажаютъ въ неводъ летучую мышь; вотъ какое у нихъ колдовство! Ну и карела! доложу я вамъ, Ваше Благородіе, самый гнусный народъ! Собрать бы ихъ всѣхъ на большую ладью, отвезти на середину озера — и тутъ, всѣмъ камень на шею! Никто не сталъ бы жалѣть». Этими словами закончилъ объѣздчикъ свой отзывъ о карелахъ.
Такимъ образомъ, пребываніе въ Сондалѣ не осталось безплоднымъ. Выѣхалъ я оттуда 21 іюля въ полдень; накрапывалъ дождикъ. Проѣхавъ 13 версть, я остановился въ Сяргозерѣ, чтобы перемѣнить лошадей. Сяргозеро довольно большой погостъ, названный по имени озера, на берегу котораго онъ расположенъ. Озеро и его окрестности представляютъ довольно унылое зрѣлище. Населено Сяргозеро единовѣрцами, имѣющими своего священника и церковь. Отъ Сяргозера земская дорога идетъ въ с. Кузнаволокъ; мнѣ же надо было ѣхать 16 верстъ къ сѣверу до деревни Лазаревой, соединенной съ Сяргозеромъ первобытной тропинкой.
Вскорѣ на станцію пришелъ ямщикъ съ вопросомъ: «Ужели ты поѣдешь?», что въ переводѣ на обще-понятное нарѣчіе должно было означать: «Сейчасъ ли ты поѣдешь»? Я отвѣчалъ, что сейчасъ иду.
С. 19

Выйдя на крыльцо, я быль очень удивленъ, узнавъ, что поѣду въ тарантасѣ. Дѣйствительно, дорога оказалась чѣмъ дальше, тѣмъ хуже, и тарантасъ прыгалъ съ камня на камень. Около деревни Петровой хлынулъ дождь, и мы поспѣшили спрятаться въ избу. По дорогѣ отъ Петровой до Веньги-Горы удалось полюбоваться красивымъ видомъ, поднявшись на высокій хребетъ.
Около Веньги-Горы ямщикъ спросилъ меня, есть ли у меня спички. «Что ты курить хочешь?» поинтересовался я. «Нѣтъ, придется зажечь на берегу три костра, чтобы из-за озера подали лодку». Одинъ же костеръ ничего не означаетъ, такъ какъ у крестьянъ часто является потребность разложить огонь.
За Веньги-Горой дорога стала невыносимой, и я облегченно вздохнулъ только тогда, когда тарантасъ пріѣхалъ на берегъ озера, за которымъ въ двухъ верстахъ виднѣлась маленькая деревушка Лазарева. Лодка была на этомъ берегу, такъ что не пришлось раскладывать три дыма.
Переправившись черезъ озеро я остановился въ избѣ лѣсника. Въ деревнѣ только и были разговоры, что про одновременную свадьбу двухъ братьевъ. Такому совпаденію очень удивлялись всѣ карелы. «Вотъ, поди-знай», говорилъ мнѣ лѣсникъ, усмѣхаясь: «въ одинъ день два брата задумали жениться; сегодня однако они уѣхали вѣнчаться вь Сяргозеро».
На другой день была прекрасная погода. Нанявъ проводника, я рѣшилъ проѣхать по рѣкѣ Воломѣ, протекающей неподалеку отъ деревни, въ нее изливается Лазаревское озеро. Волому можно причислить къ крупнымъ рѣкамъ Повѣнецкаго уѣзда. Ширина ея мѣстами болѣе 15 саж.; глубина тоже значительна. Около Лазаревой на ней имѣется большой порогъ. На берегахъ часто попадаются помѣщенныя на деревѣ скворечницы большихъ размѣровъ. Это меня весьма удивило, такъ какъ въ Повѣнецкомъ уѣздѣ скворцовъ, равно какъ и грачей, и въ поминѣ нѣтъ. Проводникъ объяснилъ мнѣ, что эти скворечницы устроены съ цѣлью добыванія утиныхъ яицъ. «Утка положитъ сюда два яйца», говорилъ онъ: «а мы одно возьмемъ; она опять положитъ,—мы опять возьмемъ и, наконецъ, оставляемъ ей въ награду одно яйцо». Такому ограбленію подвергаются обыкновенно чирки, которыхъ часто можно видѣть плавающими парочками безъ утятъ по теченію Воломы. Этотъ возмутительный промыселъ, какъ я узналъ въ послѣдствіи, существуетъ и въ другихъ селеніяхъ, напримѣръ, въ Коргубѣ, въ Паданахъ.
Изъ растеній въ тотъ день были найдены въ Воломѣ альпійскій стрѣлолистъ (Sagittaria alpina) и маленькая кувшинка (Nymphaea pygmaea); эта восточная форма отличается отъ европейской кувшинки маленькими листьями и цвѣтками. На берегу рѣки въ еловомъ лѣсу встрѣченъ былъ сѣверный бѣлокопытникъ (Nardosmia frigida). Здѣсь же удалось слышать поющую
С. 20

деревенскую овсянку (Emberiza rustica). Пѣніе этой птички совсѣмъ не похоже на пѣніе близкихъ видовъ (Е. pusilla и Е. schoeniclus) и напоминаетъ нѣсколько пѣсню щегла или коноплянки.
Рано утромъ 23-го іюля я былъ разбуженъ необычайнымъ шумомъ въ деревнѣ: слышались выстрѣлы, страшный крикъ и своеобразныя пѣсни. Вообразивъ, что произошло какое-нибудь побоище, я вскочилъ съ соломы, служившей мнѣ постелью и подбѣжалъ къ окну. Но опасенія оказались напрасными: я увидѣлъ на берегу Озера толпу мирныхъ поселянъ, устроившихъ, согласно обычаю, торжественную встрѣчу новобрачнымъ, возвращавшимся изъ Сяргозера.
Второй день пребыванія въ Лазаревой я употребилъ на изслѣдованіе мѣстности въ 5 верстахъ отъ деревни по берегу оз. Маслозера. По словамъ крестьянъ, это озеро получило такое названіе за его чистую бѣлую воду. Изъ растеній въ этотъ день были найдены ситникъ маленькій (Juncus supinus) и дремликъ широколистный (Epipactis latifolia).
24-го іюля я отправился верхомъ на западъ въ с. Чіасъ-Салму. Оттуда я предполагалъ двинутся въ Пёлькулу, расположенную къ сѣверу отъ Лазаревой, поэтому распорядился, чтобы туда отправили мои вещи; съ собою же взялъ лишь самое необходимое, сколько помѣстилось на верховую лошадь. Тропа до Чіасъ Салмы очень удобная и живописная, такъ какъ именно на сѣверо-западъ отъ Сегозера расположена та мѣстность, гдѣ проходятъ наиболѣе высокія горы Повѣнецкаго уѣзда. Тропа эта за Чіасъ-Салмой продолжается до Финляндіи. Лошадь попалась хорошая; старичокъ-провожатый, шагая сзади, вспоминалъ, кого ему случалось провожать по этой дорогѣ. По временамъ лошадка останавливалась, чтобы захватить травы; тогда старикъ стегалъ ее прутомъ и презрительно восклицалъ: «Ишь, ерéтикъ»! Такое ругательство считается очень обиднымъ въ этомъ краѣ, такъ какъ среди жителей есть много раскольниковъ. Первая половина дороги идетъ среди сосновыхъ боровъ; на 15-й верстѣ она выходитъ на песчаный берегъ красиваго обширнаго Маслозера, отъ котораго до Чіасъ-Салмы считается тоже 15 верстъ. Небо заволоклось тучами, но я надѣялся, что дождя не будетъ, полагаясь на «барашки», замѣченные утромъ на небѣ.
Bcкорѣ за Маслозеромъ стали попадаться 30–40- лѣтнія березовыя и осиновыя рощицы. Предполагая, что здѣсь были нѣкогда пашни, я спросилъ объ этомъ проводника. «Да», отвѣчалъ онъ со вздохомъ: «мы здѣсь пахали, когда намъ была воля ; хорошее было время: гдѣ хотѣли, тамъ и пахали. Теперь эта земля въ казну отошла, и намъ не даютъ пахать». Такой отзывъ о крѣпостныхъ временахъ можно слышать въ зд-ѣшнихъ краяхъ, гдѣ крестьяне были государственные.
С. 21

Погода все болѣе и болѣе хмурилась, на окрестныхъ озерахъ послышались жалобные крики гагаръ («рыданія», по мѣткому выраженію доктора Елисеева), предвѣщающіе ненастье. Началъ накрапывать рѣдкій дождикъ. Верстахъ въ четырехъ отъ Чіасъ-Салмы стали попадаться старыя орги (еловые лѣса), еще не познакомившіяся съ топоромъ. Проѣхавъ еще три версты, мы замѣтили подъ горой нѣсколько домишекъ: это и была Чіасъ-Салма. Оставалась одна верста, и я уже считалъ путь благополучно оконченнымъ, какъ вдругъ хлынулъ проливной дождь, изрядно вымочившій меня, прежде чѣмъ мнѣ удалось добраться до селенія.
По совѣту проводника я остановился въ избѣ одного старовѣра, въ чистой половинѣ, гдѣ зимой помѣщается школа. Ко мнѣ пришелъ одинъ крестьянинъ Егоръ Власовъ, который еще въ Лазаревой предлагалъ мнѣ нанять его проводникомъ. Онъ объявилъ мнѣ, что нѣсколько лѣтъ тому назадъ провожалъ одного шведа, который «собиралъ камни и искалъ золота». Я рѣшилъ его нанять и не раскаялся въ этомъ рѣшеніи. Егоръ Власовъ оказался очень дѣльнымъ проводникомъ, хорошо говорилъ по-русски. Скоро научился стряпать: жарилъ мнѣ грибы, картофель и дичь, такъ какъ это лѣто отличалось обиліемъ рябчиковъ и тетеревовъ, и не проходило почти ни одного дня безъ того, чтобы я не застрѣлилъ себѣ нѣсколько штукъ на жаркое. Три дня я съ нимъ странствовалъ по окрестностямъ Чіасъ-Салмы, и за это время онъ мнѣ разсказалъ много интереснаго, между прочимъ, объ участи, постигшей ихъ село въ началѣ прошлаго столѣтія.
Въ настоящее время Чіасъ-Салма представляетъ собою жалкую деревушку изъ 14—15 избушекъ, расположенныхъ на проливѣ, соеднняющемъ два длинныхъ, узкихъ озера. Между тѣмъ въ началѣ XIX столѣтія, это было цвѣтущее село, насчитывавшее до 40 дворовъ. Была и деревянная церковь, окруженная каменною оградою, слѣды которой замѣтны еще и понынѣ. Вспыхнувшая въ 1808 году война Pоссіи со Швеціею повлекла за собою paзореніе Чіасъ-Салмы наряду со многими другими селеніями Повѣнецкаго уѣзда. Услыхавъ о нашествіи шведовъ, жители Чіасъ-Салмы, зарывъ въ землѣ домашній скарбъ, бѣжали въ лѣса спасаться, а шведы, вступивъ въ село, предали все огню. Затѣмъ стали рыскать по лѣсамъ, искали крестьянъ и убивали ихъ поодиночкѣ. По словамъ Егора Власова, въ окрестностяхъ Чіасъ-Салмы теперь часто находятъ могилы безвинно погибшихъ кареловъ и вырываютъ изъ земли топоры и разныя сельско-хозяйственныя орудія.
Этимъ разсказамъ положительно нельзя было бы вѣрить, если бы мнѣ не случилось слышать въ 1899 году оть очевидца воспоминанія о кровавомъ подвигѣ шведовъ. Въ селеніи Бабьей Салмѣ, расположенномъ
С. 22

на берегу Ледмозера верстахъ въ 80-ти отъ границы Улеаборгской губерніи, я видѣлъ старика 110 лѣтъ, который помнитъ войну со Швеціей. По его словамъ, мужчины въ числѣ 40 человѣкь вздумали искать спасенія оть шведовъ на островѣ, находящемся на Ледмозерѣ неподалеку отъ деревни; въ деревнѣ остались только бабы да дѣти. Провѣдавъ объ этомъ, шведы достали лодку, переправились на островъ и перерѣзали всѣхъ мужиковъ, за исключеніемъ одного, которому удалось спастись вплавь. Такимъ образомъ въ живыхъ остались только бабы да дѣти. Чуть ли не по этой причинѣ деревня названа «Бабьей Салмой».
Въ виду всего сказаннаго неудивительно, что карелы до сихъ поръ недовѣрчиво относятся къ шведамъ. Слѣдуетъ замѣтить, что подъ именемъ «шведовъ» они разумѣють также своихъ братьевъ-финновъ изъ Финляндіи.
Въ первый день, 26-го іюля, мы отравились на гору, расположенную на востокѣ отъ Чіасъ-Салмы и носящую названіе Талвисъ-Вара, что значитъ Зимняя Гора. Такое названіе она получила оттого, что на ея вершинѣ скопляется много снѣга, который и лежитъ здѣсь почти весь май . Высота этой горы значительна, и намъ долго пришлось лѣзть на нее. На вершинѣ въ изобиліи растетъ шведскій кизилъ (Cornus suecica), котораго я не видѣлъ со времени выѣзда изъ Повѣнца.
Взобравшись на гору, мы могли обозрѣвать окрестности на большое разстояніе. На югѣ верстахъ въ пяти возвышаются двѣ большія горы: Xáріусъ-Bapa и Пáлляшъ-Вара (Голая Гора); на юго-западѣ тянется длинный хребетъ, на которомъ верстахъ въ сорока рѣзко выдѣляется одинокая солидныхъ размѣровъ вершина Тáкко-Вара, самая высокая изъ всѣхъ видимыхъ на горизонтѣ, а можетъ быть и во всемъ Повѣнецкомъ уѣздѣ. По словамъ Егора Власова, она находится неподалеку отъ Селецкаго погоста. На западѣ въ туманѣ замѣтны горы близъ с. Пенинги, а на востокѣ возвышенности около дер. Кузнаволокъ. Тальвисъ-Вapa, какъ и вообще окрестности Чіасъ-Салмы, покрыта дремучими оргами (еловыми лѣсами) и сосновыми борами. Лѣса даютъ пріютъ свиристелямъ (Ampeli garrulus) которые здѣсь гнѣздятся. То и дѣло съ громкимъ свистомъ пролетаютъ надъ лѣсомъ парочки этихь сѣверныхъ птичекъ.
Утромъ 26 іюля мы отправились въ лодкѣ по озеру Талвисъ-Ярви, тянущемуся параллельно горѣ подобнаго же названія. Погода была пасмурная, и вскорѣ начался крупный дождь. Надѣясь, что онъ скоро пройдеть, я хотѣлъ переждать на берегу подъ деревомъ; но мой проводникъ увѣрялъ, что этотъ дождь надолго, такъ какъ на рябой отъ дождя поверхности озера замѣтны свѣтлыя параллельныя полосы. Тогда мы, измокшie,
С. 23

поспѣшили въ деревню, гдѣ я убѣдился, что примѣта оказалась вѣрною, и дождь пересталъ только вечеромъ.
На третій день моего пребыванія въ Чіасъ-Салмѣ мы отправились по озеру за пять верстъ на гору Рейнъ-Вара. Проѣзжая близъ берега, я обратилъ вниманіе на деревья, надломленныя около корня и опрокинутыя вершинами въ озеро. Такія деревья мнѣ встрѣчались и раньше, но я не обращалъ на нихъ вниманія. Егоръ Власовъ объяснилъ мнѣ, что это дѣлаютъ рыбаки, по наблюденію которыхъ подъ такими деревьями всегда собирается много рыбы. Вообще, какъ я замѣтилъ, карелы безъ жалости губятъ много лѣса. Нерѣдко можно видѣть въ лѣсу валяющіяся прекрасныя деревья, срубленныя охотниками только для того, чтобы снять убитую и засѣвшую бѣлку.
Экскурсія на Рейнъ-Вару не увѣнчалась особымъ успѣхомъ; изъ растеній, найденныхъ тамъ, можно упомянуть подмаренникъ трехцвѣтный (Galium triflorum) и дремликъ широколистный (Epipactis latifolia), достигающій здѣсь, повидимому, сѣверной границы своего распространенія. По дорогѣ Егоръ, между прочимъ, сообщилъ мнѣ карельскія названія нѣкоторыхъ звѣрей и птицъ . Какъ и слѣдовало ожидать, многія изъ этихъ названій звукоподражательныя; такъ рябчикъ — пю́и, сарычь—чіе́кто, ронжа (Garrulus infaustus)—ку́кша, воробей чи́ркуне. Но удивительно, что кукушка, которая на всѣхъ языкахъ имѣеть сходные названія, по-карельски называется кя́ги.
28-го іюля я отправился верхомъ къ сѣверо-востоку въ дер. Пёлькулю въ сопровожденіи Егора Власова. Разстояніе до этой деревни считали въ 20 верстъ. Дорога весьма неудобная. Сначала пришлось перевалить черезъ Талвисъ-Вару. Съ вершины этой горы я еще разъ полюбовался окрестными горами, лѣсами и озерами и брсилъ прощальный взглядъ на Чіасъ-Салму; затѣмъ началъ спускаться съ горы. Пришлось идти пѣшкомъ, такъ какъ спускъ былъ чрезвычайно крутой, и лошадь постоянно спотыкалась о камни. Восточный склонъ Талвисъ-Вары покрытъ густымъ еловымъ лѣсомъ, переходящімъ и въ ложбину, въ которую
С. 24

мы спустились. Расположенное здѣсь озеро названо поэтому «Еловымъ» (Кужарви). По ложбинѣ протекаетъ Еловый ручей (Кужъ-Ойя) и невдалекѣ на возвышенности находится маленькая деревушка Еловая Гора (Кужи-Вара).
Далѣе на пути часто стали попадаться топкія болота, лошадь сильно вязла, такъ что половину дороги пришлось итти пѣшкомъ. Выбравшись на возвышенное сухое мѣсто, мы попали въ густые кусты, черезъ которые лошадь еле продиралась. Вскорѣ мы замѣтили близъ дороги на полѣ работающую фигуру, при видѣ которой я пришелъ въ такое же недоумѣніе, какъ Чичиковъ при видѣ Плюшкина, и не могь рѣшить, мужикъ это или баба. Это былъ крестьянинъ, у котораго голова была повязана платкомъ, какъ у бабы, чтобы комары не такъ надоѣдали. Егоръ обратился къ нему съ обычнымъ привѣтствіемъ: «Юмалабу»! (Богь въ помощь)! Карелъ подошелъ къ намъ. Узнавъ, что мы держимъ путь въ Пёлькулу, онъ объявилъ, что самъ изъ той деревни и пойдетъ съ нами. Онъ носилъ мрачное имя Iуды.
Вскорѣ мы увидѣли около дороги лѣсную избушку и остановились, чтобы напиться чаю и закусить. Здѣсь я замѣтилъ любопытное сооруженіе на четырехъ высокихъ столбахъ, очень похожее на метеорологическую будку, въ которую помѣщаютъ термометръ, барометръ и другіе инструменты. Iуда объяснилъ мнѣ, что будка предназначена для сохраненія съѣстныхъ припасовъ отъ разныхъ звѣрей и птицъ, изъ которыхъ особенно отличаются воровскими наклонностями кукши (Garrulus infaustus).
Продолжая путь, мы подошли вскорѣ къ небольшой рѣчкѣ, по берегу которой росла въ изобиліи хмелевая малина (Rubus humulifolius), рѣдкое растеніе, достигающее, повидимому, въ этомъ мѣстѣ сѣверо-западной границы распространенія.
Около 6 часовъ вечера мы уже приближались къ цѣли путешествія; однако нашъ самозванный проводникъ Iуда на развѣтвленіи тропы посовѣтовалъ намъ отдѣлиться отъ него и взять вправо; этотъ путь, по его словамъ, хотя версты на двѣ длиннѣе, но зато лошадь не увязнетъ. Мы послушались и повернули направо. Прошелъ часъ, другой, а еще не было никакихъ признаковъ жилья; я рѣшилъ, что мы сбились съ дороги. Наконецъ, проѣхавъ еще версты двѣ, Егоръ внимательно осмотрѣлъ тропу и, замѣтивъ на ней слѣды коровъ, рѣшилъ, что близко деревня. Я невольно вспомнилъ знаменитый «Карельскій верстень», про который говорится: «Карельскій верстень поѣзжай весь день». Только въ девять часовъ вечера, а не въ семь, какъ разсчитывали, мы прибыли въ Пелькулю.
Село Пелькуля, состоящее изъ семи дворовъ, расположено на наволокѣ, вдающемся съ юга въ озеро Пелькульское. Озеро это имѣетъ
С. 25

форму подковы, обращенной выпуклой стороной къ сѣверу. Окрестности села довольно унылы: мѣстность ровная, покрытая сосновыми борами, чередующимися съ топкими болотами. На болотахъ попадается очеретникъ бѣлый (Rhynchospora alba), ситникъ болотный (Juncus stygius); здѣсь же удалось найти волосистую жирянку (Pinguicula villosa). Это лапландское растеньице легко отличается отъ P. vulgaris, свойственной средней Poссіи, какъ меньшими размѣрами, такъ и стеблемъ, покрытымъ волосками, и листьями, имѣющими форму туфельки.
За Пелькульскимъ озеромъ верстахъ въ 15 къ сѣверу возвышается покрытая лѣсомъ гора, у подошвы которой расположена деревня Нестерова. Въ эту деревню я и рѣшилъ съѣздить 30 іюля на два дня. Нанявъ двухъ проводниковъ, я отправился въ лодкѣ черезъ озеро Пелькульское. Далѣе путь шелъ по небольшой рѣчкѣ, на берегахъ которой я замѣтилъ большое количество сѣвернаго бѣлокопытника (Nardosmia frigida). Проѣхавъ рѣчку, мы очутились въ озерѣ Палозерѣ Маломъ, затѣмъ вступили въ Палозеро Большое и высадились на его сѣверномъ берегу. Далѣе нужно было идти пѣшкомъ 4 версты, черезъ и часъ мы уже прибыли въ Нестерову, деревушку, населенную старовѣрами и состоящую всего изъ трехъ домиковъ, пріютившихся у подножія высокаго кряжа около небольшого озерка.
Напившись чаю, я отправился съ однимъ кареломъ бродить по окрестностямъ. Склоны Нестеровой горы скалистые, покрытые сосновымъ лѣсомъ. У подножія въ тѣнистыхъ оргахъ пробиваются многочисленные прозрачные ключи, протекающіе среди топкихъ болотъ и тутъ же впадающіе въ небольшую рѣчку. Здѣсь на почвѣ, охлажденной родниками, часто непосредственно въ ключевой водѣ, большими массами растетъ нужное сѣверное растеньице кипрей мокричный (Epilobium alsinefolium), который и былъ набранъ въ большомъ количествѣ.
Вершина Нестеровой горы сильно каменистая, мѣстами скалистая съ ясными ледниковыми штрихами, мѣстами поросла чахлыми сосенками. Здѣсь, какъ и на Талвисъ-Вара растетъ шведскій кизилъ (Cornus suecica).
Въ этотъ же день я замѣтилъ первый признакъ конца сѣвернаго лѣта: появились первыя стайки пролетныхъ стрижей, которые съ громкимъ пискомъ разсѣкали воздухъ, направляясь къ югу.
31 іюля мы вернулись обратно въ Пелькулю. По дорогѣ удалось, наконецъ, застрѣлить одного свиристеля. Слѣдующій день я употребилъ на отдыхъ, на снятіе шкурокъ и укладываніе вещей, чтобы 2 августа перебраться въ с. Кузнаволокъ за 20 верстъ къ западу. Это селеніе соединяется съ Пелькулей едва замѣтной тропой, по которой невозможно
С. 26

проѣхать верхомъ, тѣмъ болѣе, что на полъ-дорогѣ приходится переправляться на маленькомъ плоту черезъ глубокую рѣку Волому. Поэтому, нанявъ трехъ проводниковъ для переноски вещей, я отправился пѣшкомъ въ Кузнаволокъ.
Версты за три до Воломы мы вышли на топкое моховое болото, по которому и тащились цѣлый часъ, пока не вышли на заросшій еляма берегъ Воломы, быстрой и глубокой рѣчки, съ которой я уже познакомился около деревни Лазаревой. Отдохнувъ послѣ переправы, я продолжалъ путь и около семи часовъ вечера уже быль въ Кузнаволокѣ.
Это село расположено при земскомъ трактѣ на берегу длиннаго и узкаго Елмозера, черезъ которое на протяженіи 300 сажень ходитъ поромъ. Озеро это имѣетъ въ длину до 30 верстъ, ширина же его отъ 300 саж. до 2 верстъ. Въ немъ водится палья (Salmo salvelinus), цѣнная рыба, близкая къ лососю. На тридцати-верстной картѣ оно названо «Омнозеро». Вообще надо замѣтить, что единственная имѣющаяся въ продажѣ карта этого неизслѣдованнаго уголка, изданная картографическимъ заведеніемъ Ильина, полна ошибокъ и пробѣловъ, которые, впрочемъ, ей нельзя поставить въ вину. Такъ озеро Остерь между Онежскимъ и Сего-зеромъ названо «Стеро»; въ сѣверо-западномъ углу Повѣнецкаго уѣзда оз. Тикшезеро названо «Тикшозеро», Чолмозеро – «Чама»; рѣка Волома подъ именемъ «Санды» обозначена впадающею въ Лазаревское озеро около Маслозера, тогда какъ на самомъ дѣлѣ она впадаетъ въ Сегозеро близъ Сондалы. Къ западу отъ истока Воломы не обозначено никакихъ озеръ и селеній. Въ виду всего этого не мѣшало бы составить новую карту Олонецкой губерніи на основаніи матеріала, накопившагося за последнѣе время, особенно при устройствѣ обширныхъ казенныхъ лѣсовъ.
Такъ какъ времени въ моемъ распоряженіи оставалось немного, то я рѣшилъ побывать еще на Ондозерѣ, доѣхать до села, носящаго названіе этого озера и затѣмъ двинуться въ обратный путь. Въ 16 верстахъ отъ Кузнаволока на берегу Ондозера находится дер. Коргуба, куда я и прибылъ вечеромъ 3 августа. Коргуба большое селеніе, жители котораго занимаются рыбной ловлею и сплавомъ лѣса на Бѣлое море. Ондозеро – громадное озеро, расположенное на границѣ Олонецкой и Архангельской губерній. Берега его низкіе, мѣстами болотисты, мѣстами усѣяны камнями или покрыты намывнымъ пескомъ.
Взявъ двухъ проводниковъ, я отправился 4 августа въ лодкѣ въ с. Ондозеро, собирая по пути озерныя растенія. Растительность Ондозера, какъ оказалось, не отличается разнообразіемъ видовъ, что впрочемъ относится и ко всѣмъ другимъ озерамъ Повѣнецкаго уѣзда. Тамъ и сямъ
С. 27

около береговъ наблюдаются заросли камыша, тростника и осокъ; по сосѣдству съ ними красуются крупные бѣлые цвѣты кувшинки (Nymphaea alba), которымъ карелы даютъ поэтическое названіе «ёвченъ», т. е. лебедь, тогда какъ листья всѣхъ кувшинокъ вообще они называютъ «кáккара» (блины). Со дна озера поднимаются къ поверхности водяные лютики (Ranunculus aquatilis), рдесты (Potamogeton), урути (исключительно Myriophyllum alterniflorum), лобеліи (Lobelia Dortmanna), водяная гречиха (Polygonum amphibium), альпійскій стрѣлолистъ (Sagittaria alpina), а на илистомъ днѣ озера попадаются два вида изоэтовъ (Isoetes lacustris и 1. echinospora). Около 9 часовъ вечера мы прибыли въ с. Ондозеро, гдѣ я тотчасъ заказалъ лошадей и поѣхалъ въ Кузнаволокъ. Всю дорогу накрапывалъ рѣдкій дождикъ.
Около 12 часовъ ночи мы пріѣхали къ порому, но плотъ оказался на другой сторонѣ, хотя я предупредилъ, что буду ночевать на станціи. Отпустивъ лошадей, я вынулъ свистокъ и принялся свистать въ надеждѣ, что мнѣ подадутъ поромъ; но надежда эта не оправдалась: за озеромъ послышались голоса, но тотчасъ же смолкли. Тогда я рѣшилъ пустить въ дѣло оставшіеся патроны. Первый выстрѣлъ громко прозвучалъ въ ночной тишинѣ, отразился нѣсколько разъ отъ береговъ озера и замеръ вдали на спокойной поверхности водъ. Лошади, пасшіяся на противуположномъ берегу, шарахнулись отъ испуга и съ громкимъ топотомъ поскакали въ гору, звеня колокольцами. Но на обитателей Кузнаволока выстрѣлъ не произвелъ никакого дѣйствія. Второй, третій и четвертый выстрѣлы тоже остались безъ результата. Тогда я рѣшилъ, что придется переночевать на берегу, и забрался въ перти (избушку), устроенную какимъ-то добрымъ человѣкомъ. Спичекъ, какъ на зло, не оказалось, а потому я ощупью нашелъ лавку, разостлалъ бурку, завернулся въ нее и задремалъ. Утромъ меня разбудилъ холодъ и комары, залѣзшіе подъ бурку. Въ то же время въ дверяхъ избушки послышался голосъ: «Эй, кто здѣсь»? Это былъ одинъ рыболовъ, который, узнавъ, что я ночевалъ у порома, предложилъ перевезти въ Кузнаволокъ.
Злобою дня въ это время для паданскихъ жителей былъ волкъ, истребившій много овецъ и телятъ. Карелы жаловались на несчастье, посылали проклятья по адресу волка, но никто и не подумалъ устроить на него облаву: такой ужъ безпечный народъ.
Въ полдень 10 августа я разстался съ паданскими знакомыми и отправился въ Повѣнецъ; ночью былъ уже въ Чобинѣ. Дорога даже отъ Карельской Масельги въ этомъ году была превосходная, такъ какъ вслѣдствіе закрытія Сиговецкаго завода по ней не возили чугуна. Къ тому же недавно ее исправили. Ямщики радовались этому и везли хорошо.
С. 28

Утромъ 11 августа я выѣхалъ изъ Чобина и въ полдень былъ уже въ Повѣнцѣ на пароходной пристани. Погода была хмурая, листья на березкахъ пожелтѣли, въ воздухѣ пахло осенью. Надъ Повѣнцомъ пролетали стайки желтыхъ плисокъ (Budytes flava) и луговыхъ щеврицъ (Anthus pratensis), направляясь къ югу. А вслѣдъ за ними по волнамъ Онежскаго озера двинулся и я къ югу на пароходѣ, полный пріятныхъ воспоминаній о миувшемъ лѣтѣ.


Исполатов Е. По горам и озерам Повенецкого уезда (Путевые заметки и воспоминания) // Естествознание и география. 1902. № 8. С. 1 – 28.