к ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ ФОНЕТИЧЕСКИХ СДВИГОВ В ЛИВВИКОВСКОМ НАРЕЧИИ КАРЕЛЬСКОГО ЯЗЫКА
Просмотров: 1168
Как известно, древние прибалтийско-финские долгие оо, об, ее в ливвиковском наречии карельского языка . перешли в по, уб, ie. Примеры: soo > suo — болото (ср. эст. soo), бб>уб — ночь (ср. эст. бб), tee>tie — дорога (ср. эст. tee).
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в видлицком говоре перед е из ее выступает твердое t. Так, перед нами tie—дорога (данное слово сохраняется лишь в следах), tiedsa — знает. •
Это обстоятельство обращает на себя внимание потому, что вообще перед 1 в начале слова в этом- говоре выступает мягкое Г. Так, перед нами t’ina — олово, t’ila — место, постель, t’ikku — дятел, t'iineh — беременный (о животном).
Не приходится сомневаться, что в эпоху смягчения t в начале слова перед i в данном говоре еще не произошло перехода ее в ie; t перед ее, естественно, осталось твердым и сохранило свою твердость по сей день, несмотря на то, что в относительно позднюю эпоху произошел переход ее в ie; переход ее в ie произошел только тогда, когда смягчение^ в начале слова перед i успело уйти в прошлое.
Обращает на себя внимание, далее, и то обстоятельство, что в этом же самом видлицком говоре. перед ie из ее выступают мягкие п’, Г, г’. Так, перед нами n’iemi — мыс, I’iemi—уха, суп, r’ieskn — пресный.
Это обстоятельство вполне согласуется с тем, что вообще перед i в начале слова в этом говоре выступают мягкие п', 1', г'. Так, перед нами n’irai — имя, n'iiuka — затылок, задняя часть шеи; i'indu — птица, l’iha — мясо, r'isto — крест» r’iihi — овин, рига.
Не приходится сомневаться,
что в эпоху смягчения n, I, г в начале слова перед i в данном говоре уже произошел переход ее в ie; n, 1, г перед ie, естественно, смягчились.
Ясно, что смягчение t перед i в начале слова в данном говоре произошло рано, а смягчение n, 1, г в том же положении — относительно поздно, и между обоими этими событиями успело протечь преобразование ее в ie (как, равным образом, и преобразование оо, об в но, уб).
Ранний характер смягчения t перед i и относительно поздний характер смягчения п, 1, г перед i можно утверждать в данном говоре не только по отношению к началу слова, но и по отношению к середине слова.
В середине слова также наблюдается смягчение t или получившегося из него d перед i, — если только не предшествовали n, (I ?), г или U, У1. Так, перед нами kod’i — дом, ad’ivo — девушка, гостящая в другом доме, lut’ikku — клоп, pert’t’i — изба, kuut't’i — челн, lat’t’i — пол, molt’t’ia — порицать, хулить, ast’il — посудина, сосуд, hurst’i — холст, kovast’i—твердо, однако andilaz — невеста, kondil—медведь, pordimol — горностай, talldi — мор, I’iYdi или 1’iYgi — ливвики.
С другой стороны, в середине слова наблюдается и смягчение п, 1, г перед i, — без всяких ограничений. Так, перед нами pien’i — малый, tuul’i — ветер, suur’i — большой, nagr’iz — репа, tedr’i — те-' терев.
Есть два указания на то, что смягчение t или d перед i в середине слова произошло значительно раньше, чем смягчение n, 1, г в том же положении.
Во-первых, характерно, что согласными, задерживавшими смягчение последующего t или d, были n, (I?), г. Дело, конечно, в том, что в эпоху смягчения t или d перед i согласные n, I, г еще сопротивлялись сами смягчению и мешали соседнему согласному смягчаться.
Во-вторых, нельзя не отметить, что смягчение t или d перед i с течением веков успело обрасти множеством аналогических отклонений, в то время как смягчение n, 1, г перед i от аналогических отклонений осталось почти совершенно свободно, а известно, что, чем древнее явление, тем большим количеством аналогических отклонений оно обрастает, а чем новее, тем меньшим.
Объем аналогических отклонений, какими обросло смягчение t или d перед i, очень велик. Так, если в склонении или спряжения слова хотя бы в части форм было t или d, то оно без следа вытесняло t’ или d’ в других формах. При tadbte-d —звезды, мы находим tadhti — звезда вм. taaht’i, при lalite-n — отправляюсь — Iahti-n — я отправился вм. iaht’i-n и т. п ; при soda-h — в войну, мы находим sodi-h — в воины вм. sod’ih, при osta-n—покупаю — osti-n — я купил вм. ost’in и т. п.; естественно, что при eietah — живут, мы находим elettih — они жили вм. elet’t’ih и т. п. Частично вытеснение t’ или d’ через t или d имело место и в группах словопроизводственно связанных образований. Для примера приведем taatindam — вотчим вм. taat’indam под влиянием taatto — отец.
Объем аналогических отклонений, какими обросло смягчение
1 Большими буквами U. У мы обозначаем неслоговые п, у, я большой буквой I— неслоговое I. Большими буквами О, D, В мы обозначаем дрэвияе звонкие щелевые согласные, употреблявшиеся как слабоетупенные соответствии k, t, р.
п, 1, г перед i, наоборот, совсем мал. Только в склонении и спряжении имен и глаголов с основой на а, а (не иной!) можно наблюдать вытеснение п’, Г, г’ через n. 1, г. При vuona-d — ягнята,— мы находим vaonii (партитив), при koira-d — собаки — koirii (партитив), при elaii — живет — eli — он жил и т п. Рядом: при piene-d — малые — plen’i — малый, при tnule-d — ветры — tuul’i — ветер, при suure-d — большие — snur’i — большой, при рапоо — кладет — pan’i — положил, при tuloo — приходит — tni’i — пришел, при ригоо — кусает — pur’i — кусил и т. п. Ср. tyttar’indam — падчерица, несмотря на tytar — дочь.
То, что раскрывается перед нами в видлицком говоре, имеет отношение к ливвиковскому наречию в целом. Везде — в общем одинаковая постановка смягчения t и d, как и смягчения п, 1, г. Правда, в ряде говоров мы наблюдаем t’ie и t’iedii-. Но мягкость Р в этих двух словах — при сходстве картины в целом — не может свидетельствовать против того, чтобы видлицкие явления могли быть использованы для характеристики хода вещей в ливвиковском наречии вообще. Сначала о t iedS-. Принято думать, что в древнее прибалтийско-финское время было teetS- на сильной ступени при tiiDa- на слабой (ср. voote- и vuuDe- и т. п.). В то время как teeta- должно было давать на ливвнковской почве tieda-, tiiDa- должно было давать там t'ilja-. Одни диалекты, подобно видлицкому, обобщали t (как tieda-, так и tiljd-), а другие—t’ (как t'ilja-, так и t ieda-). Тут все ясно. Неясно, почему в одних диалектах, подобно видлицкому, tie, а в других tie. Но данное слово сохраняется в таких бедных остатках (только в некоторых выражениях), что было бы странно, если бы оно могло противостоять давлению употребления V перед i в начале слова во всех остальных случаях.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Смягчение t или d перед i.
2. Переход оо, 05, ее в во, уб, ie.
3. Смягчение n, 1, г перед i.
Не лишне отметить, что разные моменты смягчения согласных относятся в разные эпохи. Это имеет значение не только по отношению к рассмотренным моментам. Ниже мы встретимся со смягчением s и z с последующим претворением мягких s' и z'b ш и ж. Было бы тяжкой ошибкой как-нибудь связывать эпоху смягчения s и г с эпохами других смягчений, — и это тем более, что смягчение s и г протекло в совершенно иных условиях, чем другие смягчения: оно протекло не перед i, а после i (и I).
2
Как известно, древнее прибалтийско-финское s или возникшее из него z в ливвиковском наречии карельского языка (как и в люди-ковском наречии, равно как в вепсском языке) в положении после i и 1 смягчилось, после чего мягкое s’ или г’ перешло в ш или ж. Примеры (по видлицкому говору): iuikOO — бьет, колет, n iuiku— затылок, задняя часть шеи, viiukoo — швыряет, kiuikoo — тащит, puol ’iuiko половина, kiiiukol — ерш, 1жЗ—отец, !жапйу— хозяин, Пжа— добавка, п1жо — пшеница, Нжа — игра, пижаП — пазуха (ш по ассимиляции с ж), mi'/Kil iUhkol — ящерица (ш по ассимиляции с ж), ишжтп— сковородник (ш по ассимиляции с ж), ег1же — отдельно, ппогЧжо —
молодежь, tuul'iwu — ветренный, а1жи — оглобля, ralwivo — колея
и т. п.1
В видлицком говоре, как и в некоторых других, данное явление имеет два существенных ограничения.
Во-первых, s остается без изменения перед твердым t. Примеры: istua — сидит, kiistiia — спорит, вздорит, koYhal'istO — беднота, lumistu (партитив) — снежного, kaUn'istaa — украшает и т. п. Очевидно, в данном говоре, как и в некоторых других, твердость t мешала смягчению предшествующего s.
Во-вторых, г (из s) остается без изменений в конце слова. Примеры: ruiz—рожь, vaimiz — готовый, pertiz — в избе, pavolz — в горшках и т. п.
Важно обратить внимание на соотношение смягчения s или г (с последующим их переходом в ш или ж) и выпадения I.
В конце четного (напр. второго) слога перед начинающим следующий слог сибилянтом I выпало настолько рано, что не успело вызвать смягчения этого сибилянта и последующего его перехода из свистящих в шипящие. В этом случае мы находим сохраненное г. Примеры: kuldafed — золотые (ср. финск. kultalset), andazin — я дал бы (ср. финск. antalsin) и т. п.
В видлицком говоре, как и в ряде других, под влиянием случаев вроде knldazed — золотой, установились и случаи вроде tuul'i-zed — ветренные вм. tuul'iwed, под влиянием случаев вроде andazin — я дал бы — установились и случаи вроде tul'izin — я пришел бы вм. tuPimin и т. п.2
Далее: в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом 1 выпало настолько поздно, что уже успело вызвать смягчение этого сибилянта и его переход из свистящего в шипящий. В этом случае мы находим уже ш. Пример: lauiku — ленивый (ср. финск. lalskaj.
В видлицком говоре, согласно данному выше указанию, мы этого явления не находим перед твердым t: неизбежны tostu — другого при touitu в ряде других диалектов (ср. финск. tolsta), kuidastu — золотого при kuldanitu в ряде других диалектов (ср. финск. kultaista), mnstaa — помнит (ср. финск. muistaa), rastaa — сияет, жарит (ср. финск. palstaa) и т. п.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Выпадение I в конце четного слога перед начинающим следующий слог сибилянтом.
2. Смягчение s или г после i и 1 с последующим переходом s или г в ш или ж.
3. Выпадение 1 в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом.
Замечательно, что последнее звено в этой цепи поддается приблизительной абсолютной хронологической датировке.
n, I, г перед i, наоборот, совсем мал. Только в склонении и спряжении имен и глаголов с основой на а, а (не иной!) можно наблюдать вытеснение п’, Г, г’ через n, 1, г. При vtiona-d — ягнята,—мы находим vuonii (партитив), при koira-d — собаки — koirii (партитив), при е!§а — живет — eli — он жил и т п. Рядом: при piene-d — малые — pien’i — малый, при tuule-d — ветры — tuul’i — ветер, при sunre-d — большие — snur’i — большой, при рапоо — кладет — pan’! — положил, при tuloo — приходит — tul’i — пришел, при puroo — кусает — pur’l — кусил и т. п. Ср. tyttar’indam — падчерица, несмотря на tytar— дочь.
То, что раскрывается перед нами в видлицком говоре, имеет отношение к ливвиковскому наречию в целом. Везде — в общем одинаковая постановка смягчения t и d, как и смягчения n, 1, г. Правда, в ряде говоров мы наблюдаем Пе и t'ieda-. Но мягкость t‘ в этих двух словах — при сходстве картины в целом — не может свидетельствовать против того, чтобы видлицкие явления могли быть использованы для характеристики хода вещей в ливвиковском наречии вообще. Сначала о t ’ieda-. Принято думать, что в древнее прибалтийско-финское время было teetd- на сильной ступени при tiiDa- на слабой (ср. voote- и vuuDe- и т. п.). В то время как teeta- должно было давать на лнввиковскои почве tieda-, tiiDa- должно было давать там t’iija-. Одни диалекты, подобно видлицкому, обобщали t (как tieda-, так и tilja-), а другие — Г (как t’iija-, так и t ieda-). Тут все ясно. Неясно, почему в одних диалектах, подобно видлицкому, tie, а в других t ie. Но данное слово сохраняется в таких бедных остатках (только в некоторых выражениях), что было бы странно, если бы оно могло противостоять давлению употребления С перед i в начале слова во всех остальных случаях.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Смягчение t или d перед i.
2. Переход оо, до, ее в ио, уд, ie.
3. Смягчение n, 1, г перед i.
Не лишне отметить, что разные моменты смягчения согласных относятся в разные эпохи. Это имеет значение не только по отношению к рассмотренным моментам. Ниже мы встретимся со смягчением s и г с последующим претворением мягких s' и z b ш и ж. Было бы тяжкой ошибкой как-нибудь связывать эпоху смягчения s и г с эпохами других смягчений, — и это тем более, что смягчение s и z протекло в совершенно иных условиях, чем другие смягчения: оно протекло не перед i, а после i (и I).
2
Как известно, древнее прибалтийско-финское s или возникшее из него г в ливвиковском наречии карельского языка (как и в люди-ковском наречии, равно как в вепсском языке) в положении после i и I смягчилось, после чего мягкое s' или z' перешло в ш или ж. Примеры (по видлицкому говору): inikdd — бьет, колет, n iuiku— затылок, задняя часть шеи, viuikoo — швыряет, kiuikoo — тащит, puol ’iuiko — половина, kiiinkol — ерш, !жа — отец, 1жапйу — хозяин, Пжа — добавка, пшо — пшеница, Мжа — игра, ипжаП — пазуха (ш по ассимиляции с ж), пнжП'ИЛ1ко1 — ящерица (ш по ассимиляции с ж), шПжтп — сковородник (ш по ассимиляции с ж), емже — отдельно, лпогшо —
молодежь, ЬмПжп — ветренный, а1жи — оглобля, гаЫуо — колея
и т. п.1
В видлицком говоре, как и в некоторых других, данное явление имеет два существенных ограничения.
Во-первых, s остается без изменения перед твердым 1. Примеры: istun — сидит, kiistaa — спорит, вздорит, k6Yhal‘Ist6 — беднота, lumistu (партитив) — снежного, kaUn'istaa — украшает и т. п. Очевидно, в данном говоре, как и в некоторых других, твердость t мешала смягчению предшествующего s.
Во-вторых, г (из s) остается без изменений в конце слова. Примеры: ruiz — рожь, vaimiz — готовый, pertiz — в избе, pavolz — в горшках и т. п.
Важно обратить внимание на соотношение смягчения s или г (с последующим их переходом в ш или ж) и выпадения I.
В конце четного (наир. второго) слога перед начинающим следующий слог сибилянтом I выпало настолько рано, что не успело вызвать смягчения этого сибилянта и последующего его перехода из свистящих в шипящие. В этом случае мы находим сохраненное г. Примеры: kuldafed — золотые (ср. финск. kultalset), andazin — я дал бы (ср. финск. antalsin) и т. п.
В видлицком говоре, как и в ряде других, под влиянием случаев вроде koldazed — золотой, установились и случаи вроде tuul'i-zed — ветренные вм. 1ии1Чжей, под влиянием случаев вроде andazin — я дал бы — установились и случаи вроде tul'izin — я пришел бы вм. ийЧжш и т. п.2
Далее: в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом 1 выпало настолько поздно, что уже успело вызвать смягчение этого сибилянта и его переход из свистящего в шипящий. В этом случае мы находим уже ш. Пример: lauiku — ленивый (ср. финск. laiskaj.
В видлицком говоре, согласно данному выше указанию, мы этого явления не находим перед твердым t: неизбежны tostu — другого при touitu в ряде других диалектов (ср. финск. tolsta), kuldastu — золотого при kuldamtu в ряде других диалектов (ср. финск. knltaista), mustaa — помнит (ср. финск. muistaa), rastaa — сияет, жарит (ср. финск. palstaa) и т. п.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Выпадение I в конце четного слога перед начинающим следующий слог сибилянтом.
2. Смягчение s или г после i и 1 с последующим переходом s или z в ш или ж.
3. Выпадение 1 в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом.
Замечательно, что последнее звено в этой цепи поддается приблизительной абсолютной хронологической датировке.
В новгородских памятниках начала XIV в. начинает встречаться слово ушкуй — большая лодка для перевозки людей и товаров. Слово это заимствовано из прибалтийско-финского источника, ср. финск. ulsko и т. д. Древний прибалтийско-финский вид этого слова — ulskol. На почве весской речи (которая продолжается, между прочим, и в ливвиковском наречии карельского языка) отсюда должно было получиться tnukol, ср. 1ашка- из Ialska-. Оно и получилось, и именно в этом виде отразилось в новгородских памятниках начала XIV в. Теперь оно исчезло, но новгородские памятники его былое существование удостоверяют.
Ясно, что уже к началу XIV в. вся вышеуказанная цепь фонетических сдвигов успела развернуться до конца. Больше того: она, вероятно, развернулась до конца еще раньше, — ведь нельзя же думать, что ншко1 отразилось в новгородских памятниках сразу после того, как получило такой вид.
Если третье звено в нашей цепи относится, скажем, к перевалу от XIII в. к XIV в., то второе — к еще более раннему времени, а первое — к совсем раннему, уходящему в l-oe тысячелетие.
3
Как известно, древние прибалтийско-финские а, а в ливвиковском наречии карельского языка (как и в люднковском наречии, равно как в вепсском языке), находясь в конце слова, вступили на путь различных сдвигов.
В ливвиковском наречии произошло следующее. Если предшествующий слог был краткий открытый, то конечные а, а сохранились в четносложном (напр. двухсложном) слове и исчезли в нечетносложном (напр. трехсложном слове); впоследствии явления по аналогическим причинам перераспределились так, что противостоять стали не четносложные и нечетносложные слова, а двухсложные и многосложные. Если же предшествующий слог был долгий или закрытый, то конечное а, а перешло в и, у. Примеры одного рода: kala — рыба, 1ЖЁ — отец и murgin —обед (ср. финск. murkina), elal — житель (ср. финск. elaja). Примеры другого рода: haabn—осина (ср. финск. haapa), handy — хвост (ср. финск. hanta) и iwandy — хозяин (ср. финск. isdnta). Сходно дело сложилось и в люднковском наречии, только там мы находим в одних говорах е вместо и, у (т. е., например, iwande), в других нуль вместо и, у (т. е., например, iжand). Сходно же дело сложилось в вепсском языке, только там мы находим, как в части людиковских говоров, нуль вместо и, у (т. е., например, iжand). Следует думать, что там, где у ливвиков мы находим и, у, у людиков частью е, а частью нуль и у вепсов нуль, в свое время были редуцированные продолжатели а, а.
Указанная переработка конечных а, а сыграла в истории ливвиковской речи большую роль, и по ней можно установить очень много моментов в области хронологических соотношений между фонетическими сдвигами. Мы здесь ограничимся указанием того, каким фонетическим сдвигам предшествовала указанная переработка конечных а, а.
Переработка конечных а, а началась до выпадения I в конце нечетного слога перед начинающим последующий слог сибилянтом,
т. е. до того явления, которое создало kuldazed — золотой, без I, andazin — я дал бы, без I, и т. п.
Что это было так, ясно из рассмотрения случаев вроде ка1ажи — богатый рыбой, рыбный (ср. финск. kalalsa). Конечное о, у в таких случаях образовалось, очевидно, тогда, когда предшествующий слог был закрытым, т. е. еще содержал позднее выпавшее I1.
Далее: переработка конечных а, а началась до отпадения конечного к, а также (в некоторых случаях) конечного п.
Что это было так, ясно из рассмотрения случаев вроде tulla из tulDak -г- прптти, anna из andak — дай, el anna из el andak — не дает, с одной стороны, и kaheksa из kaht+eksan — восемь, yheksa или yhdksd из yht+eksan, с другой стороны. Когда происходила переработка конечных а, а, в этих случаях, очевидно, еще сохранялись к и п: наличие конечных кип ставило а, а в этих случаях в положение не-конеч-•ных и ограждало их в этих случаях от переработки.
Во избежание недоразумений необходимо подчеркнуть, что возникновение переработки конечных а, а до отпадения конечных кин отнюдь не устанавливает одновременности отпадения конечных к и п. Они могли отпасть в разное время.
Из всего сейчас указанного особенно важно, что переработка конечных а, а началась до выпадения I в конце четного слога перед начинающим последующий слог сибилянтом. Это позволяет включить переработку конечных а, а в ту цепь сдвигов, которая определилась в разделе 2. Оказывается, что переработка конечных а, а должна быть включена в эту цепь в качестве первого звена. Тем самым выясняется громадная древность переработки конечных а. а. Она уходит куда-то в глубины тысячелетий.
1. Livvin eri murteissa alku t ie:n edella ei ole palataalistunut, mutta alku n, I ja r saman ie:n edella ovat palataalistuneita. Eraiden muiden i.lmididen yhteydessa tasta seikasta johtuu seuraava aanteiden kehitys:
a) ti > ti; b) oo, об, ее > uo, yo, ie; c) ni, li, ri > n’i, I’i, r’i.
2. Edelleen livvin murteessa on seuraava aanteiden kehitys: a) I:n kato parillisen tavun lopussa s:n, z:n edella;/b) i:n ja I:n jalkeisten s:n, z:n muuftuminen sh:ksi, zh:ksi; c) I:n kato tavua lopettavan s:n (sh:n) edessa.
3. Lopuksi livvin murteessa on seuraava aanteiden kehitys: a) loppu a:n, a:n vaihtelut; b) I:n kato parillisen tavun lopussa s:n, z:n edessa (vrt. 2 kohtaan), yhtaalta, ja loppu k:n seka niuutamissa tapauksissa loppu n:ri kato, toisaalta.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в видлицком говоре перед е из ее выступает твердое t. Так, перед нами tie—дорога (данное слово сохраняется лишь в следах), tiedsa — знает. •
Это обстоятельство обращает на себя внимание потому, что вообще перед 1 в начале слова в этом- говоре выступает мягкое Г. Так, перед нами t’ina — олово, t’ila — место, постель, t’ikku — дятел, t'iineh — беременный (о животном).
Не приходится сомневаться, что в эпоху смягчения t в начале слова перед i в данном говоре еще не произошло перехода ее в ie; t перед ее, естественно, осталось твердым и сохранило свою твердость по сей день, несмотря на то, что в относительно позднюю эпоху произошел переход ее в ie; переход ее в ie произошел только тогда, когда смягчение^ в начале слова перед i успело уйти в прошлое.
Обращает на себя внимание, далее, и то обстоятельство, что в этом же самом видлицком говоре. перед ie из ее выступают мягкие п’, Г, г’. Так, перед нами n’iemi — мыс, I’iemi—уха, суп, r’ieskn — пресный.
Это обстоятельство вполне согласуется с тем, что вообще перед i в начале слова в этом говоре выступают мягкие п', 1', г'. Так, перед нами n’irai — имя, n'iiuka — затылок, задняя часть шеи; i'indu — птица, l’iha — мясо, r'isto — крест» r’iihi — овин, рига.
Не приходится сомневаться,
что в эпоху смягчения n, I, г в начале слова перед i в данном говоре уже произошел переход ее в ie; n, 1, г перед ie, естественно, смягчились.
Ясно, что смягчение t перед i в начале слова в данном говоре произошло рано, а смягчение n, 1, г в том же положении — относительно поздно, и между обоими этими событиями успело протечь преобразование ее в ie (как, равным образом, и преобразование оо, об в но, уб).
Ранний характер смягчения t перед i и относительно поздний характер смягчения п, 1, г перед i можно утверждать в данном говоре не только по отношению к началу слова, но и по отношению к середине слова.
В середине слова также наблюдается смягчение t или получившегося из него d перед i, — если только не предшествовали n, (I ?), г или U, У1. Так, перед нами kod’i — дом, ad’ivo — девушка, гостящая в другом доме, lut’ikku — клоп, pert’t’i — изба, kuut't’i — челн, lat’t’i — пол, molt’t’ia — порицать, хулить, ast’il — посудина, сосуд, hurst’i — холст, kovast’i—твердо, однако andilaz — невеста, kondil—медведь, pordimol — горностай, talldi — мор, I’iYdi или 1’iYgi — ливвики.
С другой стороны, в середине слова наблюдается и смягчение п, 1, г перед i, — без всяких ограничений. Так, перед нами pien’i — малый, tuul’i — ветер, suur’i — большой, nagr’iz — репа, tedr’i — те-' терев.
Есть два указания на то, что смягчение t или d перед i в середине слова произошло значительно раньше, чем смягчение n, 1, г в том же положении.
Во-первых, характерно, что согласными, задерживавшими смягчение последующего t или d, были n, (I?), г. Дело, конечно, в том, что в эпоху смягчения t или d перед i согласные n, I, г еще сопротивлялись сами смягчению и мешали соседнему согласному смягчаться.
Во-вторых, нельзя не отметить, что смягчение t или d перед i с течением веков успело обрасти множеством аналогических отклонений, в то время как смягчение n, 1, г перед i от аналогических отклонений осталось почти совершенно свободно, а известно, что, чем древнее явление, тем большим количеством аналогических отклонений оно обрастает, а чем новее, тем меньшим.
Объем аналогических отклонений, какими обросло смягчение t или d перед i, очень велик. Так, если в склонении или спряжения слова хотя бы в части форм было t или d, то оно без следа вытесняло t’ или d’ в других формах. При tadbte-d —звезды, мы находим tadhti — звезда вм. taaht’i, при lalite-n — отправляюсь — Iahti-n — я отправился вм. iaht’i-n и т. п ; при soda-h — в войну, мы находим sodi-h — в воины вм. sod’ih, при osta-n—покупаю — osti-n — я купил вм. ost’in и т. п.; естественно, что при eietah — живут, мы находим elettih — они жили вм. elet’t’ih и т. п. Частично вытеснение t’ или d’ через t или d имело место и в группах словопроизводственно связанных образований. Для примера приведем taatindam — вотчим вм. taat’indam под влиянием taatto — отец.
Объем аналогических отклонений, какими обросло смягчение
1 Большими буквами U. У мы обозначаем неслоговые п, у, я большой буквой I— неслоговое I. Большими буквами О, D, В мы обозначаем дрэвияе звонкие щелевые согласные, употреблявшиеся как слабоетупенные соответствии k, t, р.
п, 1, г перед i, наоборот, совсем мал. Только в склонении и спряжении имен и глаголов с основой на а, а (не иной!) можно наблюдать вытеснение п’, Г, г’ через n. 1, г. При vuona-d — ягнята,— мы находим vaonii (партитив), при koira-d — собаки — koirii (партитив), при elaii — живет — eli — он жил и т п. Рядом: при piene-d — малые — plen’i — малый, при tnule-d — ветры — tuul’i — ветер, при suure-d — большие — snur’i — большой, при рапоо — кладет — pan’i — положил, при tuloo — приходит — tni’i — пришел, при ригоо — кусает — pur’i — кусил и т. п. Ср. tyttar’indam — падчерица, несмотря на tytar — дочь.
То, что раскрывается перед нами в видлицком говоре, имеет отношение к ливвиковскому наречию в целом. Везде — в общем одинаковая постановка смягчения t и d, как и смягчения п, 1, г. Правда, в ряде говоров мы наблюдаем t’ie и t’iedii-. Но мягкость Р в этих двух словах — при сходстве картины в целом — не может свидетельствовать против того, чтобы видлицкие явления могли быть использованы для характеристики хода вещей в ливвиковском наречии вообще. Сначала о t iedS-. Принято думать, что в древнее прибалтийско-финское время было teetS- на сильной ступени при tiiDa- на слабой (ср. voote- и vuuDe- и т. п.). В то время как teeta- должно было давать на ливвнковской почве tieda-, tiiDa- должно было давать там t'ilja-. Одни диалекты, подобно видлицкому, обобщали t (как tieda-, так и tiljd-), а другие—t’ (как t'ilja-, так и t ieda-). Тут все ясно. Неясно, почему в одних диалектах, подобно видлицкому, tie, а в других tie. Но данное слово сохраняется в таких бедных остатках (только в некоторых выражениях), что было бы странно, если бы оно могло противостоять давлению употребления V перед i в начале слова во всех остальных случаях.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Смягчение t или d перед i.
2. Переход оо, 05, ее в во, уб, ie.
3. Смягчение n, 1, г перед i.
Не лишне отметить, что разные моменты смягчения согласных относятся в разные эпохи. Это имеет значение не только по отношению к рассмотренным моментам. Ниже мы встретимся со смягчением s и z с последующим претворением мягких s' и z'b ш и ж. Было бы тяжкой ошибкой как-нибудь связывать эпоху смягчения s и г с эпохами других смягчений, — и это тем более, что смягчение s и г протекло в совершенно иных условиях, чем другие смягчения: оно протекло не перед i, а после i (и I).
2
Как известно, древнее прибалтийско-финское s или возникшее из него z в ливвиковском наречии карельского языка (как и в люди-ковском наречии, равно как в вепсском языке) в положении после i и 1 смягчилось, после чего мягкое s’ или г’ перешло в ш или ж. Примеры (по видлицкому говору): iuikOO — бьет, колет, n iuiku— затылок, задняя часть шеи, viiukoo — швыряет, kiuikoo — тащит, puol ’iuiko половина, kiiiukol — ерш, 1жЗ—отец, !жапйу— хозяин, Пжа— добавка, п1жо — пшеница, Нжа — игра, пижаП — пазуха (ш по ассимиляции с ж), mi'/Kil iUhkol — ящерица (ш по ассимиляции с ж), ишжтп— сковородник (ш по ассимиляции с ж), ег1же — отдельно, ппогЧжо —
молодежь, tuul'iwu — ветренный, а1жи — оглобля, ralwivo — колея
и т. п.1
В видлицком говоре, как и в некоторых других, данное явление имеет два существенных ограничения.
Во-первых, s остается без изменения перед твердым t. Примеры: istua — сидит, kiistiia — спорит, вздорит, koYhal'istO — беднота, lumistu (партитив) — снежного, kaUn'istaa — украшает и т. п. Очевидно, в данном говоре, как и в некоторых других, твердость t мешала смягчению предшествующего s.
Во-вторых, г (из s) остается без изменений в конце слова. Примеры: ruiz—рожь, vaimiz — готовый, pertiz — в избе, pavolz — в горшках и т. п.
Важно обратить внимание на соотношение смягчения s или г (с последующим их переходом в ш или ж) и выпадения I.
В конце четного (напр. второго) слога перед начинающим следующий слог сибилянтом I выпало настолько рано, что не успело вызвать смягчения этого сибилянта и последующего его перехода из свистящих в шипящие. В этом случае мы находим сохраненное г. Примеры: kuldafed — золотые (ср. финск. kultalset), andazin — я дал бы (ср. финск. antalsin) и т. п.
В видлицком говоре, как и в ряде других, под влиянием случаев вроде knldazed — золотой, установились и случаи вроде tuul'i-zed — ветренные вм. tuul'iwed, под влиянием случаев вроде andazin — я дал бы — установились и случаи вроде tul'izin — я пришел бы вм. tuPimin и т. п.2
Далее: в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом 1 выпало настолько поздно, что уже успело вызвать смягчение этого сибилянта и его переход из свистящего в шипящий. В этом случае мы находим уже ш. Пример: lauiku — ленивый (ср. финск. lalskaj.
В видлицком говоре, согласно данному выше указанию, мы этого явления не находим перед твердым t: неизбежны tostu — другого при touitu в ряде других диалектов (ср. финск. tolsta), kuidastu — золотого при kuldanitu в ряде других диалектов (ср. финск. kultaista), mnstaa — помнит (ср. финск. muistaa), rastaa — сияет, жарит (ср. финск. palstaa) и т. п.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Выпадение I в конце четного слога перед начинающим следующий слог сибилянтом.
2. Смягчение s или г после i и 1 с последующим переходом s или г в ш или ж.
3. Выпадение 1 в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом.
Замечательно, что последнее звено в этой цепи поддается приблизительной абсолютной хронологической датировке.
n, I, г перед i, наоборот, совсем мал. Только в склонении и спряжении имен и глаголов с основой на а, а (не иной!) можно наблюдать вытеснение п’, Г, г’ через n, 1, г. При vtiona-d — ягнята,—мы находим vuonii (партитив), при koira-d — собаки — koirii (партитив), при е!§а — живет — eli — он жил и т п. Рядом: при piene-d — малые — pien’i — малый, при tuule-d — ветры — tuul’i — ветер, при sunre-d — большие — snur’i — большой, при рапоо — кладет — pan’! — положил, при tuloo — приходит — tul’i — пришел, при puroo — кусает — pur’l — кусил и т. п. Ср. tyttar’indam — падчерица, несмотря на tytar— дочь.
То, что раскрывается перед нами в видлицком говоре, имеет отношение к ливвиковскому наречию в целом. Везде — в общем одинаковая постановка смягчения t и d, как и смягчения n, 1, г. Правда, в ряде говоров мы наблюдаем Пе и t'ieda-. Но мягкость t‘ в этих двух словах — при сходстве картины в целом — не может свидетельствовать против того, чтобы видлицкие явления могли быть использованы для характеристики хода вещей в ливвиковском наречии вообще. Сначала о t ’ieda-. Принято думать, что в древнее прибалтийско-финское время было teetd- на сильной ступени при tiiDa- на слабой (ср. voote- и vuuDe- и т. п.). В то время как teeta- должно было давать на лнввиковскои почве tieda-, tiiDa- должно было давать там t’iija-. Одни диалекты, подобно видлицкому, обобщали t (как tieda-, так и tilja-), а другие — Г (как t’iija-, так и t ieda-). Тут все ясно. Неясно, почему в одних диалектах, подобно видлицкому, tie, а в других t ie. Но данное слово сохраняется в таких бедных остатках (только в некоторых выражениях), что было бы странно, если бы оно могло противостоять давлению употребления С перед i в начале слова во всех остальных случаях.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Смягчение t или d перед i.
2. Переход оо, до, ее в ио, уд, ie.
3. Смягчение n, 1, г перед i.
Не лишне отметить, что разные моменты смягчения согласных относятся в разные эпохи. Это имеет значение не только по отношению к рассмотренным моментам. Ниже мы встретимся со смягчением s и г с последующим претворением мягких s' и z b ш и ж. Было бы тяжкой ошибкой как-нибудь связывать эпоху смягчения s и г с эпохами других смягчений, — и это тем более, что смягчение s и z протекло в совершенно иных условиях, чем другие смягчения: оно протекло не перед i, а после i (и I).
2
Как известно, древнее прибалтийско-финское s или возникшее из него г в ливвиковском наречии карельского языка (как и в люди-ковском наречии, равно как в вепсском языке) в положении после i и I смягчилось, после чего мягкое s' или z' перешло в ш или ж. Примеры (по видлицкому говору): inikdd — бьет, колет, n iuiku— затылок, задняя часть шеи, viuikoo — швыряет, kiuikoo — тащит, puol ’iuiko — половина, kiiinkol — ерш, !жа — отец, 1жапйу — хозяин, Пжа — добавка, пшо — пшеница, Мжа — игра, ипжаП — пазуха (ш по ассимиляции с ж), пнжП'ИЛ1ко1 — ящерица (ш по ассимиляции с ж), шПжтп — сковородник (ш по ассимиляции с ж), емже — отдельно, лпогшо —
молодежь, ЬмПжп — ветренный, а1жи — оглобля, гаЫуо — колея
и т. п.1
В видлицком говоре, как и в некоторых других, данное явление имеет два существенных ограничения.
Во-первых, s остается без изменения перед твердым 1. Примеры: istun — сидит, kiistaa — спорит, вздорит, k6Yhal‘Ist6 — беднота, lumistu (партитив) — снежного, kaUn'istaa — украшает и т. п. Очевидно, в данном говоре, как и в некоторых других, твердость t мешала смягчению предшествующего s.
Во-вторых, г (из s) остается без изменений в конце слова. Примеры: ruiz — рожь, vaimiz — готовый, pertiz — в избе, pavolz — в горшках и т. п.
Важно обратить внимание на соотношение смягчения s или г (с последующим их переходом в ш или ж) и выпадения I.
В конце четного (наир. второго) слога перед начинающим следующий слог сибилянтом I выпало настолько рано, что не успело вызвать смягчения этого сибилянта и последующего его перехода из свистящих в шипящие. В этом случае мы находим сохраненное г. Примеры: kuldafed — золотые (ср. финск. kultalset), andazin — я дал бы (ср. финск. antalsin) и т. п.
В видлицком говоре, как и в ряде других, под влиянием случаев вроде koldazed — золотой, установились и случаи вроде tuul'i-zed — ветренные вм. 1ии1Чжей, под влиянием случаев вроде andazin — я дал бы — установились и случаи вроде tul'izin — я пришел бы вм. ийЧжш и т. п.2
Далее: в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом 1 выпало настолько поздно, что уже успело вызвать смягчение этого сибилянта и его переход из свистящего в шипящий. В этом случае мы находим уже ш. Пример: lauiku — ленивый (ср. финск. laiskaj.
В видлицком говоре, согласно данному выше указанию, мы этого явления не находим перед твердым t: неизбежны tostu — другого при touitu в ряде других диалектов (ср. финск. tolsta), kuldastu — золотого при kuldamtu в ряде других диалектов (ср. финск. knltaista), mustaa — помнит (ср. финск. muistaa), rastaa — сияет, жарит (ср. финск. palstaa) и т. п.
Сказанное позволяет установить следующую историческую последовательность некоторых фонетических сдвигов в ливвиковском наречии:
1. Выпадение I в конце четного слога перед начинающим следующий слог сибилянтом.
2. Смягчение s или г после i и 1 с последующим переходом s или z в ш или ж.
3. Выпадение 1 в любом слоге перед заканчивающим этот слог сибилянтом.
Замечательно, что последнее звено в этой цепи поддается приблизительной абсолютной хронологической датировке.
В новгородских памятниках начала XIV в. начинает встречаться слово ушкуй — большая лодка для перевозки людей и товаров. Слово это заимствовано из прибалтийско-финского источника, ср. финск. ulsko и т. д. Древний прибалтийско-финский вид этого слова — ulskol. На почве весской речи (которая продолжается, между прочим, и в ливвиковском наречии карельского языка) отсюда должно было получиться tnukol, ср. 1ашка- из Ialska-. Оно и получилось, и именно в этом виде отразилось в новгородских памятниках начала XIV в. Теперь оно исчезло, но новгородские памятники его былое существование удостоверяют.
Ясно, что уже к началу XIV в. вся вышеуказанная цепь фонетических сдвигов успела развернуться до конца. Больше того: она, вероятно, развернулась до конца еще раньше, — ведь нельзя же думать, что ншко1 отразилось в новгородских памятниках сразу после того, как получило такой вид.
Если третье звено в нашей цепи относится, скажем, к перевалу от XIII в. к XIV в., то второе — к еще более раннему времени, а первое — к совсем раннему, уходящему в l-oe тысячелетие.
3
Как известно, древние прибалтийско-финские а, а в ливвиковском наречии карельского языка (как и в люднковском наречии, равно как в вепсском языке), находясь в конце слова, вступили на путь различных сдвигов.
В ливвиковском наречии произошло следующее. Если предшествующий слог был краткий открытый, то конечные а, а сохранились в четносложном (напр. двухсложном) слове и исчезли в нечетносложном (напр. трехсложном слове); впоследствии явления по аналогическим причинам перераспределились так, что противостоять стали не четносложные и нечетносложные слова, а двухсложные и многосложные. Если же предшествующий слог был долгий или закрытый, то конечное а, а перешло в и, у. Примеры одного рода: kala — рыба, 1ЖЁ — отец и murgin —обед (ср. финск. murkina), elal — житель (ср. финск. elaja). Примеры другого рода: haabn—осина (ср. финск. haapa), handy — хвост (ср. финск. hanta) и iwandy — хозяин (ср. финск. isdnta). Сходно дело сложилось и в люднковском наречии, только там мы находим в одних говорах е вместо и, у (т. е., например, iwande), в других нуль вместо и, у (т. е., например, iжand). Сходно же дело сложилось в вепсском языке, только там мы находим, как в части людиковских говоров, нуль вместо и, у (т. е., например, iжand). Следует думать, что там, где у ливвиков мы находим и, у, у людиков частью е, а частью нуль и у вепсов нуль, в свое время были редуцированные продолжатели а, а.
Указанная переработка конечных а, а сыграла в истории ливвиковской речи большую роль, и по ней можно установить очень много моментов в области хронологических соотношений между фонетическими сдвигами. Мы здесь ограничимся указанием того, каким фонетическим сдвигам предшествовала указанная переработка конечных а, а.
Переработка конечных а, а началась до выпадения I в конце нечетного слога перед начинающим последующий слог сибилянтом,
т. е. до того явления, которое создало kuldazed — золотой, без I, andazin — я дал бы, без I, и т. п.
Что это было так, ясно из рассмотрения случаев вроде ка1ажи — богатый рыбой, рыбный (ср. финск. kalalsa). Конечное о, у в таких случаях образовалось, очевидно, тогда, когда предшествующий слог был закрытым, т. е. еще содержал позднее выпавшее I1.
Далее: переработка конечных а, а началась до отпадения конечного к, а также (в некоторых случаях) конечного п.
Что это было так, ясно из рассмотрения случаев вроде tulla из tulDak -г- прптти, anna из andak — дай, el anna из el andak — не дает, с одной стороны, и kaheksa из kaht+eksan — восемь, yheksa или yhdksd из yht+eksan, с другой стороны. Когда происходила переработка конечных а, а, в этих случаях, очевидно, еще сохранялись к и п: наличие конечных кип ставило а, а в этих случаях в положение не-конеч-•ных и ограждало их в этих случаях от переработки.
Во избежание недоразумений необходимо подчеркнуть, что возникновение переработки конечных а, а до отпадения конечных кин отнюдь не устанавливает одновременности отпадения конечных к и п. Они могли отпасть в разное время.
Из всего сейчас указанного особенно важно, что переработка конечных а, а началась до выпадения I в конце четного слога перед начинающим последующий слог сибилянтом. Это позволяет включить переработку конечных а, а в ту цепь сдвигов, которая определилась в разделе 2. Оказывается, что переработка конечных а, а должна быть включена в эту цепь в качестве первого звена. Тем самым выясняется громадная древность переработки конечных а. а. Она уходит куда-то в глубины тысячелетий.
Д. В. БУБРИХ
Член-корреспондент АН СССР
ИЗВЕСТИЯ КЛРЕЛО.ФИНСКОЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ БАЗЫ АКАДЕМИИ НАУК СССР № 1—2 . 1947
Член-корреспондент АН СССР
ИЗВЕСТИЯ КЛРЕЛО.ФИНСКОЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ БАЗЫ АКАДЕМИИ НАУК СССР № 1—2 . 1947
D. V. BUBRICH. KARJALAN KIELEN LIVVIN MURTEEN AANTEIDEN HISTORIALLISESTA KEHITYKSESTA
YHTEENVETO
YHTEENVETO
1. Livvin eri murteissa alku t ie:n edella ei ole palataalistunut, mutta alku n, I ja r saman ie:n edella ovat palataalistuneita. Eraiden muiden i.lmididen yhteydessa tasta seikasta johtuu seuraava aanteiden kehitys:
a) ti > ti; b) oo, об, ее > uo, yo, ie; c) ni, li, ri > n’i, I’i, r’i.
2. Edelleen livvin murteessa on seuraava aanteiden kehitys: a) I:n kato parillisen tavun lopussa s:n, z:n edella;/b) i:n ja I:n jalkeisten s:n, z:n muuftuminen sh:ksi, zh:ksi; c) I:n kato tavua lopettavan s:n (sh:n) edessa.
3. Lopuksi livvin murteessa on seuraava aanteiden kehitys: a) loppu a:n, a:n vaihtelut; b) I:n kato parillisen tavun lopussa s:n, z:n edessa (vrt. 2 kohtaan), yhtaalta, ja loppu k:n seka niuutamissa tapauksissa loppu n:ri kato, toisaalta.